Том, забыв о страхах и депрессии, едва удерживая охапку букетов, посылает публике воздушные поцелуи. Сегодня он счастлив и доволен жизнью, и не скажешь, что только неделю назад в очередном приступе депрессии угрожал повеситься прямо на сцене, чтобы бездарным и неблагодарным стало стыдно. Гений. Капризный, дурной на всю голову гений.

Рядом с ним – Бонни. Второй дурной на всю голову гений. Он тоже счастлив, тоже принимает цветы и целует молодых и не очень поклонниц, от него на весь зал шибает харизмой и сексуальностью. И наверняка у служебного входа его будет ожидать толпа фанаток, а в его гримерке – ворох приглашений на обеды, ужины и завтраки. Ведь он – настоящий Эсмеральдо, он – огонь и ветер, безумство и счастье…

Для кого-то.

На мгновение.

Там же, на авансцене, счастливые Тошка, Барби, Гюнтер, Синди – и я безумно рада за них всех. Эта радость помогает мне улыбаться. Радость за друзей и надежное плечо Кея рядом. Кое-кто из артистов кидает на него удивленные взгляды. Ну да. Спонсоры редко выходят на сцену, тем более, если не собираются толкать речь. Тем сильнее моя благодарность. Не знаю, как бы я справилась без него.

Наконец, солисты отступают с авансцены, занавес опускается. Но выдыхать рано – зал неистовствует, орет «браво!» и «бис!». Кто-то из костюмеров подбегает к Бонни, подает ему минералку и забирает цветы. Кто-то – к Тому, к Синди, к Тошке…

Тошка оборачивается, находит меня взглядом и, подняв цветы над головой, пробирается через толпу артистов. Он счастлив – и за себя, и за меня. Я тоже. Ведь я поехала в Штаты и ради Тошки тоже – его первая звездная роль, его первая премия «Тони».

– Ты обязательно получишь «Лучший дебют», ты гений, Тошка, ты офигенный гений! – я висну у него на шее, целую его, наплевав на текущий по вискам и шее пот, на размазанный грим. Это же мой родной, обожаемый Тошка! Мой… – Ты лучший на свете братишка!

Где-то рядом (я вижу краем глаза) Бонни Джеральд отдает пустую бутылку костюмеру и идет к занавесу. Манит за собой Синди. Через несколько секунд зал взрывается аплодисментами и тут же смолкает.

«Танцуй, Эсмеральдо», – звучит оркестровое вступление, и они поют, Эсмеральдо и Клодина, дуэтом. Немного жаль, что я не вижу, как они танцуют – номер на бис Бонни Джеральд ставил отдельно, и он гениален, как и все, что он делает.

Тошка с Гюнтером и Барби пытаются утащить меня за кулисы, праздновать, но Кей укоризненно качает головой: не спаивайте великого писателя, ей еще общаться с журналистами!

Мне не хочется с журналистами. Мне хочется с Тошкой и всей нашей артистической компанией. И с Кеем тоже! Я точно знаю, если он захочет – отлично впишется в любой кипеш. Но еще рано. Сначала – презентация, пресс-конференция…

Боже, зачем я на это согласилась?

– Спокойствие, – обнимает меня Кей. – Ты не одна, моя колючка. Все будет хорошо.

Я верю. Очень хочу верить. И вместе с ним пробираюсь к выходу со сцены. Ни черта наша трагикомедия не закончилась, все самое интересное – впереди.

Небольшая пауза: за сценой меня и Кея поджидает компания стилистов и костюмеров, возглавляемая одним из ассистентов Фила Штосса. Нас провожают в гримерку, обновляют мой макияж и прическу, стряхивают с Кея пылинки, причесывают его, а меня переодевают в такое же платье, но только новое, и подают свежие перчатки. Фил напоминает: никаких ответов на журналистские вопросы до пресс-конференции! Молчать, улыбаться, махать и снова улыбаться, какую бы чушь они не несли. И ни на шаг не отходить от сопровождающих!

Я не совсем понимаю, куда тут можно отойти по дороге от гримерки до сцены, и откуда тут возьмутся журналисты, но Фил только пожимает плечами:

– Пролезут. Это ж пресса!

Мне перепадает целых три минуты уединения. В этом бедламе – немыслимая роскошь. Главное, не тратить ее на лишние мысли! Поэтому все три минуты наедине с белым другом я повторю мантру: все будет хорошо. Фил и Кей знают, что делают. Все будет хорошо.

– Мисс великий писатель, вы там не утонули? – у мистера продюсера ни грамма деликатности, черт бы его побрал.

– Нет, меня марсиане похитили! – сердито кричу через дверь.

Фил ржет. Кей тоже. С ними вместе – и я. Лучше ржать, чем сходить с ума от страха.

Выйдя из клозета, показываю Филу средний палец. Он ржет еще громче: отличный настрой, малышка! Кей берет меня за руку, легонько сжимает:

– Идем, моя прекрасная леди.

Как и предсказывал Фил, нас поджидают на выходе из гримерки. Два десятка журналистов ослепляют фотовспышками:

– Почему вы не показывались публике раньше, мисс Роу?

– Каков мистер Джеральд в постели?

– Мисс Роу, вы поддерживаете движение за права животных?

– Несколько слов о русской военной агрессии! За кого вы голосовали?

– Ваша книга – автобиография?

Нас с Кеем окружают. Микрофоны, камеры, охотничий азарт – и я, словно загнанная дичь. Шелестят рекламные буклеты, журналисты заглядывают в них, и тут же задают новые вопросы, один другого краше:

– Стелла – это Сирена? Вы принимали наркотики? Правда ли, что Сирена отказалась петь в спектакле из-за вашей связи с Бонни Джеральдом? «Бенито» – это фанфикшн по Эрике Джеймс? Вы практикуете БДСМ?

Кей отводит от себя и от меня микрофоны, окидывает журналистов по-королевски невозмутимым взглядом.

– Тише, господа. Сначала презентация книги.

Вперед выступают ассистенты Фила, оттесняют самых наглых. Фил из-за их спин напоминает о пресс-конференции и банкете, а также о правиле: до пресс-конференции – никаких вопросов. Поняв, что ничего интересного им сейчас не обломится, журналисты рассасываются. А мы идем к сцене. Третий акт. Надеюсь, я это переживу.

____________

Не хочу разбивать эту главу на две части, поэтому сегодняшний и завтрашний кусок. То есть не факт, что завтра будет еще. Возможно, возьму выходной.

Всем бобра и хорошего настроения! 

Глава 22. О подарках и шоу, которое должно продолжаться

Как ни странно, очень даже пережила. Всего-то минут двадцать – просмотр ролика (я сама его увидела впервые и чуть не прослезилась, так вышло трогательно) и небольшая речь, тоже написанная заранее. Особенно я акцентировала, что роман – художественный, и реальность в нем переплетена с вымыслом, так что его ни в коем случае нельзя воспринимать, как правду. Образы тут собирательные, краски сгущены и вообще это сказка. То есть все о постановке «Нотр Не-Дам» – правда, о моем творчестве – тоже правда, а вот история Бенито Кастельеро – сказка и только сказка, для которой гениальный Бонни Джеральд послужил музой и прототипом.

Под конец я прочитала крохотный отрывок про Бенито, жабу и Джульетту. Кажется, публике понравилось. А у меня под конец стал садиться голос. От нервов. Так что Фил быстренько все закруглил и попросил уважаемую прессу придержать вопросы до пресс-конференции, посвященной сразу и новой постановке, и новому роману. А пока, господа, небольшой фуршет.

На слове «фуршет» у меня забурчало в желудке. Нервы нервами, а обед по расписанию!

В общем и целом публика была со мной согласна, потому как дружно повалила из зала – употреблять дармовое шампанское и сплетничать.

– Спорим на доллар, трехсот экземпляров сегодня не хватит, – Фил подмигнул Кею, едва выйдя за кулисы.

– Что я, дурак с тобой спорить, – хмыкнул Кей и притянул меня к себе. – Молодец, моя колючка. Ты отлично держишься!

Я только вздохнула и тихонько пожаловалась:

– Боюсь журналистов. Они точно меня не съедят?

– Точно. Слово Никеля Бессердечного.

– Ну если Никеля… – я прислонилась головой к его плечу, всего на секунду – дольше на ходу неудобно.

Безумно хотелось расслабиться, забраться к Кею на ручки и пойти домой, но я запретила себе ныть и расклеиваться. Да, быть самой собой – не просто. Но раз я решила выйти на публику и не скрываться, значит, я это сделаю. Сегодня. Сейчас. И плевать на журналистов, на сплетни, на собственную трусость. Даже на Бонни и вожжу, которая попала ему под мантию.