Снова звонок. Руки Кея на моих плечах. Он знает, о чем я думаю, но ничего не говорит. Он обещал: ни слова о Бонни. Но я знаю, о чем думает он и чего он хочет сейчас: чтобы я пошла за сцену, в одну из гримерок, и…

И что? Да, я когда-то обещала Бонни прийти на его первое выступление. Я пришла. Вот только вряд ли он будет рад видеть меня в своей гримерке. Если бы он хотел – достаточно было ответить на звонок. Или написать смс.

Что ж. Он закрыл свой гештальт, излечился от лишних страстей, оставшись верным одной-единственной, смыслу своей жизни. Мюзиклу.

На самом деле ему не нужна была я. Ему нужно приключение, тайна, недостижимая мечта. Встряска. Повод для вдохновения. Все, что угодно – но не реальная женщина. Похоже, не так давно (всего неделя, а кажется – полвечности прошло!) он сам это понял. И успокоился.

Но все равно сегодня я посмотрю ему в глаза, и мы познакомимся заново. Может быть, это будет началом дружбы. А может быть – не будет началом ничего. Увидим.

Звонок. Свет гаснет.

Начинается второй и последний акт нашей трагикомедии.

Второй акт был еще сказочнее первого. Я смотрела на сцену и поражалась: неужели я приложила руку к вот этому чуду? К невероятной смеси драмы, фарса, нежности и страсти? Нечаянное хулиганство, мои бессонные ночи после развода, когда я с нуля писала диалоги и целиком сцены, вылилось в настоящий бродвейский мюзикл?

А под конец, на «Танцуй, Эсмеральдо», я плакала. Как будто сама поверила в фальшивую казнь, и явление живого и здорового цыгана прямиком из окна аббатисы Фролло оказалось неожиданностью.

Финал Бонни переделал уже в Нью-Йорке. Совсем немного, но как! Сначала все шло, как задумано изначально: Квазимода страдает, Эсмеральдо спускается по веревочной лестнице из окна за ее спиной, обнимает ее за плечи и подпевает с растрогано-проникновенным лицом, и вот она вдруг понимает, кто именно поет рядом с ней…

– Не подавай виду, – шепчет ей Эсмеральдо в проигрыше, прикладывает палец к губам и кивает на марширующих на заднем плане стражников.

Допевает куплет вместе с Квазимодой, на последних словах подходит к заднику: там из окна подмигивает Фебюс, цыган ловит сброшенный Фебюсом кувшин вина…

Из кулис выбегает толпа богемы, кружит Эсмеральдо в танце, из другого окошка машет аббатиса, назначая цыгану свидание в исповедальне. Все хорошо, истинная свобода и любовь не умирают.

Занавес. По экрану бегут кадры: цыган на коне опять удирает от полиции, только на сей раз – парижской, и снова впереди полосатый столб границы.

Мгновение тишины перед громом аплодисментов…

И тут на авансцену перед экраном выходит Эсмеральдо. Оркестр на пианиссимо играет вступление к «Аве Мария», и Бонни так же тихо начинает свою молитву.

Мадонне.

О встрече, прощении и любви.

Он смотрит прямо на меня. Его слепят софиты, перед его глазами – черный провал зала. Но он все равно смотрит прямо на меня. Поет для меня. И мне кажется – если сейчас я позову, он шагнет со сцены ко мне, вслепую…

Шквал аплодисментов сметает наваждение. Публика беснуется, сверкают вспышки, поднимается занавес – и выходит вся труппа. Они кланяются, взявшись за руки, на сцену летят цветы, в зале зажигается свет. А я смотрю на Бонни сквозь слезы, мои ладони болят от аплодисментов, и мне кажется – не было нашей ссоры в «Зажигалке», не было бесконечно длинного месяца параллельной жизни в Нью-Йорке.

– Это гениально. – Моего виска касается дыхание Ирвина, моих плеч – его руки. – Идем, моя леди. Твой выход.

И я позволяю увести себя – из директорской ложи, в служебную дверь, закоулками за сценой… Шум зала сначала удаляется, потом приближается, и вот мы уже в кулисах, уже – на сцене, залитой ослепительно жарким светом.

Артисты оборачиваются ко мне: удивление, радость на лицах. Один Том едва заметно морщится, но тут же гримаса сменяется ослепительной улыбкой. Он берет меня за руку, выводит на авансцену. Я искоса смотрю на Бонни, он рядом, что-то говорит в зал о постановке, о том, как благодарен всем пришедшим сегодня, и особенно – автору сценария, невероятно талантливой и прекрасной…

– Тай Роу, без которой не было бы ни сегодняшнего спектакля, ни меня, как артиста мюзикла. – Он оборачивается ко мне, протягивает руку; его улыбка так же ослепительна, как у Тома, и так же фальшива. – Сегодня Тай Роу, наконец, решилась показаться публике. Приветствуем!

Едва притихший зал снова взрывается аплодисментами, меня слепят вспышки фотокамер, но я вижу и чувствую только Бонни рядом. Он напряжен, от него летят искры – и мне кажется, где-то и когда-то я все это видела. Только на моем месте была… Сирена?

Да. Чертовски похоже.

Мне больно, колени подгибаются, и хочется бежать от него – дальше, еще дальше, чтобы только не видеть этот проклятой фальши. Я не хочу, чтобы Бонни смотрела на меня – так.

Мне больно, но я улыбаюсь. В зал. Я тоже умею – так. Если надо. Передо мной оказывается микрофон, и надо что-то сказать. В голове пусто, как и в сердце. Как удачно, что я написала свою «спонтанную» речь заранее и выучила ее наизусть!

– Я не знаю, что сказать, кроме «спасибо». Для меня это все – чудо, как бал для Золушки… – я смущенно и восторженно оглядываю зал.

Мне на помощь приходит Кей. Следующую реплику должен был сказать Бонни, но он забыл. Или не хочет. Неважно. Кей склоняется к микрофону, доверительно, почти интимно:

– Мисс Роу не привыкла к публике, но это пройдет, не так ли? Гениальные писатели все немножко не от мира сего, и тем особенно прекрасны.

Он целует мне руку и подмигивает: ты справишься.

– К таким восторгам я тоже не привыкла, – улыбаюсь я. Да, я справлюсь. Благодаря тебе. И я продолжаю: – Я безумно счастлива быть здесь и сейчас. Моя невероятная, несбыточная мечта внезапно осуществилась: этот мюзикл поставили лучшие на Бродвее режиссеры, исполнили лучшие на свете артисты. Самый драгоценный подарок сделал Бонни Джеральд: свой волшебный, завораживающий голос. Я влюбилась в этот голос с первого звука, знаете, как это бывает? – несколько секунд я жду, пока стихнет одобрительный гул зала: о да, они все понимаю, каково это, влюбиться в голос Бонни. – Я вижу, вы все меня понимаете. Спасибо! За вашу веру и поддержку, за то, что пришли сегодня. И отдельное спасибо я хочу сказать Филу Штоссу и Ирвину Говарду за то, что поверили в меня, никому не известную девчонку из далекой России, и дали шанс показать вам сегодняшнее чудо.

Фил с Ирвином тоже кланяются, а я с облегчением отступаю от края сцены и от микрофона. Все, дальше речи пусть говорят без меня, у Фила отлично получается.

Оглядываюсь на Бонни, но не могу поймать его взгляда, он не желает меня замечать – и отворачиваюсь, сжимаю ладонь Кея.

В ушах звучит финальная молитва Эсмеральдо. Мадонне. Наверное, когда-то Бонни собирался петь ее мне. Но не сегодня. Теперь это – еще один гениальный ход, публика рыдала от умиления, и наверняка каждая женщина хоть на миг, да поверила – это ей. Только ей одной. Даже я поверила.

Глупая, глупая я. На что я надеялась? На еще одно чудо? На фею-крестную? О да, Кей – лучшая на свете фея-крестная, но даже он не может воплотить все мои мечты. И не надо. Некоторые мечты изначально неисполнимы.

И черт с ними. Я люблю Кея, а Бонни… нет, у меня не получится вычеркнуть его из жизни, если я хочу быть с Кеем. А я хочу.

Я так сосредоточена на своих мыслях, что пропускаю самое важное: спектакль окончен, всем спасибо, а теперь презентация, пресс-конференция и банкет. Ждем вас через четверть часа здесь же, в зале. Тай Роу представит свою новую книгу. О чем? Капельдинеры прямо сейчас раздадут вам буклеты, а после пресс-конференции можно будет приобрести книгу до ее появления на прилавках и даже получить автограф.

Публика отвечает гулом и аплодисментами, вовсе не собираясь покидать зал. Спектакль окончен, но люди хотят продлить волшебство. Зал требует выхода на бис, кричит «браво!» – сотней голосов.