Это адреналин, который может соперничать с любым наркотиком на этой планете.

Мои коньки коснулись льда еще и еще раз...

Я дома.

— Если ты хочешь большего, я, блядь, прямо здесь, приятель. Прямо здесь, блядь! - Я кричу в сторону игрока команды противника. У него идет кровь из носа, когда нас тащат к нашим соответствующим штрафным скамейкам.

— Бишоп, залезай в гребаный бокс (место со скамейкой штрафников), пока я не выгнал тебя отсюда, - комментирует рефери, когда я проскальзываю в прозрачную коробку. Моя команда стучит клюшками, а болельщики кричат в эйфории. Люди живут ради хоккейных боев.

Я сажусь на скамейку, снимаю шлем, чтобы убрать волосы с лица. Мои светлые волосы пропитались потом и стали темно-каштановыми. Мои легкие горят, а к завтрашнему дню ноги будут болеть. Болельщики били в заднее стекло скамейки штрафников, подбадривая меня.

Борьба между мной и Россом Дженкинсом обострялась на протяжении всей игры. Я никогда не был поклонником этого парня. На мой взгляд, он был слишком выпендрежником. Он был из тех игроков, которые выставляют свою команду в плохом свете только для того, чтобы самому выглядеть хорошо. В половине случаев он едва ли выглядел прилично.

Я наблюдал, как его тычки в Нико быстро превратились в полноценные удары по его щиткам. Один? Несчастный случай. Два? Мы вступаем на территорию намерений. Три? Ты намеренно пытаешься навредить моему товарищу по команде, и это дерьмо выводит меня из себя. Рефери ни хрена не обращали внимание весь гребаный период. Так что, если что-то не будет сделано, я позабочусь об этом по-своему.

— Эй, сука, следи за своей клюшкой. Не вздумай еще раз ударить его, - сказал я ему в качестве предупреждения. Я был физически развитым парнем. Все в лиге знали это. Я был не из тех игроков, которые лезут из кожи вон, чтобы создать проблемы, но я чертовски уверен, что заканчивал их.

Все, что для этого потребовалось, - это еще одно двусмысленное замечание с его стороны. 

— Я буду бить того, кого, черт возьми, захочу, золотой мальчик.

Я даже не мог вспомнить, как началась драка. Все, что я знал, это то, что мои костяшки пальцев были разбиты от сильного контакта с его носом. Кровь полилась на лед и следовала за ним до самой штрафной скамейки на его стороне.

Нам все равно нужно было сменить темп, мы теряли энергию. Я был полон решимости реабилитироваться за прошлый сезон. Чикаго заслуживал лучшего, наши болельщики заслуживали лучшего.

Прошлый сезон был тяжелым. Мы боролись за место в плей-офф и проиграли в первом раунде. Я съеживаюсь от этой мысли. Командная динамика была нарушена. Нико то появлялся, то выбывал из строя из-за повторяющейся травмы паха, а с Каем случилось что-то, что выбило его из игры. Я месяцами пытался заставить его заговорить об этом, но он так и не сдвинулся с места. Что-то потрясло его до глубины души. Остальная часть команды зависела от нас, лидеров, которые задавали темп, стандарт, и если мы не могли взять себя в руки, это было трудно и для всех остальных.

Это была настоящая катастрофа. Проигрывать в плей-офф таким образом было невыносимо. Мы знали, насколько мы хороши, насколько лучше мы могли бы быть.

Но чему я научился за годы работы в НХЛ, так это тому, что вы не узнаете, лучших товарищей по команде, когда потягиваете шампанское в клубе. Вы не узнаете, на кого можете рассчитывать, когда выигрываете со счетом 5:0. Вы узнаете, лучших товарищей по команде, когда проигрываете. Вы узнаете, когда открывают шампанское в раздевалке дальше по коридору, когда вы терпите поражение в игре плей-офф. Вот тогда ты знаешь, на кого можешь положиться. Вот так вы становитесь сильнее. Это то, как вы становитесь лучше.

Пройдя через ад и разруху, я собирался убедиться, что в этом сезоне мы справимся с нашим дерьмом вместе.

Борьба изменила энергию в нашу пользу. Игроки отрывались от скамейки запасных быстрее и с большей интенсивностью. Это следующее отношение к игре, это следующее отношение к смене. Адреналин вдохнул в нас новую жизнь.

Я наблюдал, как отсчитывается время моего штрафа. Секунды, казалось, тянулись часами. Я встал, готовый выскочить за дверь. Один из моих товарищей по команде завладел шайбой, скользнув по льду.

Как только таймер заканчивается, я выбегаю из штрафной. Опаздываю на смену, поэтому проезжаю синюю линию немного медленнее, чем все остальные. Шайба летит в мою сторону, и я легко ловлю ее на свое перо (конец клюшки).

Я держу одну руку на своей клюшке, направляя ее вперед. Я срезал с левой стороны, выехав на среднюю полосу. Мои глаза замечают место, где я мог бы воспользоваться некоторым пространством, и я быстро его использую. Подделываю пас на Нико, который ведет одного из защитников. Обхожу другого и в последнюю секунду возвращаю две руки к своей клюшке.

Я замахиваюсь для удара слева над вратарем, видя, как шайба попадает в белую сетку ворот. По стадиону разносится звук красного зуммера. Фанаты взрываются общим хаосом, аплодируя и в экстазе ударяя по стеклу. Я поворачиваюсь к толпе, делая знак «Иди сюда» своими руками, создавая шоу. Моя команда сгрудилась вокруг меня. Нико врезается своим телом в мое, вдавливая меня в борт.

В узком кругу происходит обмен ругательствами и поздравлениями. Я слышу голос Нико у себя в ухе.

— Молодец, гребаный засранец, Бишоп! Молодец, детка!! Черт возьми, самое время тебе появиться на вечеринке, приятель! - Я хихикаю с улыбкой на лице.

Крики, вопли и приветствия продолжаются до конца игры. Мы выиграли со счетом три-четыре, отличный способ начать сезон. Это был новый день, новое время года, наше настроение поднялось. Кай был настроен лучше, а Нико был... ну, он был Нико.

Выходя из раздевалки по длинному коридору, мы приготовились к толпе болельщиков. Кай избегал всех без исключения хоккейных заек, останавливаясь только для того, чтобы раздать автографы маленьким детям. Малакай никогда не давал интервью СМИ, особенно после неудачного случая с папарацци несколько лет назад. Потребовалась чертова куча адвокатов и денег, чтобы уберечь его от тюрьмы.

Нико был светской бабочкой. Он переходил от группы к группе, фотографировался, флиртовал, ставил свое имя на коже людей. Он любил внимание и жил ради него.

Я уже привык к всеобщему вниманию. Это было далеко не то, что повлияло на меня так сильно, как в первые несколько лет моей профессиональной карьеры спортсмена. Женщины, которые носили открытую одежду, чтобы привлечь наше внимание, смешались вместе. Их лица выглядели одинаково, волосы одного цвета, карусель из простых сучек.

Может быть, потому что я был с достаточным количеством из них, чтобы знать, что они того не стоят, или, может быть, это было связано с тем фактом, что все, о чем я мог думать, это моя рука, сжимающая гриву густых рыжих волос. Мой тестостерон зашкаливал после игр, и обычно любая блондинка подошла бы, но не сейчас.

Это чувство, эта первобытная потребность была для одного и только одного человека.

Валор.

Я хотел быть так глубоко внутри нее, что она чувствовала бы меня еще несколько месяцев после этого. Похоронить себя не только в ее теле, но и в ее душе, чтобы даже смотреть на другого мужчину было невозможно, потому что она так привязана ко мне.

Образ ее лица, покрытого капельками пота, ее тихие стоны удовольствия и ощущение, как ее плотные стенки сжимаются вокруг моего члена, пока она разрывается на миллион кусочков? Этого достаточно, чтобы мне захотелось кончить прямо в джинсах, думая об этом.

Кстати, о дьяволе: вот она, терпеливо ждет в конце коридора и разговаривает с одним из давних менеджеров по инвентарю, который раньше работал с ее отцом. Ее улыбка чертовски меня отвлекает. Я даже не могу правильно написать свое имя на футболке этого парня.

Я слышу ее смех. Это единственный звук, который я слышу среди всего шума, всего хаоса, это только она. Я начинаю подходить к ней, и как будто моя душа говорит ей: «Эй, посмотри вверх, красотка», - она поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом.