Я возвратил Любаше пистолет, но она его не взяла.

— Пусть будет у тебя. Это — страшные люди, вернее — нелюди. Им пырнуть ножом человека, будто выкурить сигарету… Прости меня, Коленька, за то, что втянула тебя в грязную историю… Никогда себе не прощу… Очень прошу тебя, берегись, будь

осмотрительным…

Сделал вид — внимательно слушаю, про себя усмехнулся. Как представляет себе она так называемую «осмотрительность»? Ходить с пистолетом в руке? Или на все время поездки спрятаться в туалете? Нет, нет, на такое я не способен. Просто не нужно подставлять спину…

Время тянулось медленно. Читать надоело, да и что читать? Загранбоевики в красочных обложках? Но в них все узнаваемо, двигается по знакомому, до тошноты, плану. Повествование обязательно начинается с убийства. После всезнающий детектив двигается по следам преступника. Подозреваемые, казалось бы, обложенные со всех сторон неопровержимыми фактами, оказываются невиновными, превращаются в овечек. А настоящий убийца выплывает на поверхность только на последних страницах.

Скучно и наивно!

С Любашей мы почти не разговаривали. После признания в том, | что она была изнасилована, чувства отвращения я не испытывал, нет, но во мне угнездились стыд и обида. За что, почему — неизвестно. Ведь кем мне приходится эта женщина? Подруга шефа, случайная знакомая, помощница бандитов в их грязных делишках? На что мне обижаться? Пусть лучше обижается Тихон…

Девушка, будто подслушав мои мысли, снова загрустила. Видимо, ее тоже угнетала обида. На меня, на мое непонимание, возможно, презрение…

Владька постоянно подстерегал нас. Когда бы ни открылась дверь, он — за ней. Заглядывает проводник, предлагая чай — из-за его плеча видна прыщавая физиономия. Выйдем мы с Любашей прогуляться во время длительных остановок — он тут как тут.

Шарит по нашим фигурам понимающим взглядом, кривит губы в многозначительных улыбках.

Ох, до чего же мне хотелось ударить по мерзкой физиономии, смять руками гнусную рожу, заставить наглеца пасть на колени, взмолиться о пощаде.

За несколько часов до прибытия в Красноярск Владька снова вызвал меня в коридор. Хотел отказаться, послать его… по известному адресу, но передумал. Может быть, посланник Тихона в беседе обмолвится о содержимом пакетов. Неизвестность мучила меня почище зубной боли.

— Хочу, чтобы ты узнал, наконец, правду, — шипел Владька, брызгая слюной и прицыкивая. — Авось, тогда сговоримся…

— Не о чем нам сговариваться! Лучше выходи в Красноярске, пересаживайся на встречный поезд и жми с докладом к Тихону. Всем будет спокойнее: и мне, и тебе, и Любаше… Как бы наши переговоры не превратились в мордобой…

— А зачем нам с тобой друг другу морды бить? — пожал Владька плечами, будто недоумевая. — Из-за кого? Из-за этой проститутки?… Нет, извозчик, не хочу я этого… Скрывать н«стану — нравится мне девка, а после того, как я трахнул ее, нравится еще больше… Знаешь, какова она в постели? Артподготовка и взрыв атомной бомбы по сравнению с ней — новогодние ракетки…

Я не выдержал, схватил подлеца за отвороты пиджака, тряхнул так, что его голова закачалась на тонкой шее, как воздушный шарик. Владька выдернул из кармана нож, но я успел перехватить его руку, сжал ее изо всех сил… Нож упал на пол.

— Погоди… остановись… — взмолился прыщавый, тяжел дыша. — Давай поговорим… Потом решай сам: мочить нам друг друга или… пойти на мировую…

Я отпустил его. Ногой отшвырнул нож в сторону служебного купе.

— Ладно, говори. Но на человеческом языке, без грязных намеков. Не дразни меня, а то…

Владька отдышался, потер рукой затылок, одернул измятый пиджак. Я молча следил за ним. Не исключено, что в другом кармане прячется еще одна финка либо пистолет. Права Любаша, ох, как права, предупреждая меня. С такими, как Тихон и его подручные, успокаиваться нельзя.

— Думаешь, кем Любка приходится Тихону? Она — его любовница, подстилка… Не веришь? Черт с тобой, сявка, не верь, но не видать мне родной матушки, ежели вру. Связался он с ней лет пять тому назад. Любкин папаша, алкаш и попрошайка, по пьянке продал дочку Тишке за чистую ерунду — две сотни кусков… Ей-богу, не брешу! Любка о сделке ничего не знала. Когда Тишка обратал ее в первый раз, плакала. После свыклась, покорилась… Я на нее давно глаз положил, по словам Тишки, более сладкой бабы он еще не пробовал. Часто хвастал — дескать, в постели нет никого равной его марухе. Но меня долго до нее не допускал, говорил — до конца ее не распробовал, распробую — уступлю… А вот на этот раз разрешил побаловаться. С извозчиком, мол, сговорись и пользуйся. Не навсегда — на время… Понимаю, трудно тебе поверить, но, клянусь, все было именно так… Новая подстилка у Тишки образовалась, а Любку он решил пустить в оборот, мильены на ней заработать… К тому же жена его вышла и тюряги, а она ревнючая до невозможности…

Как я вынес мерзкий монолог прыщавого — до сих пор не понимаю. Сто раз хотелось измолотить его до беспамятства…

— Врешь ведь, скотина!

— Чтоб мне век в тюряге сидеть, чтоб отца с матерью не видать… Учти, Тихон с теми, кто ему сопротивляется, долго не разваривает… Сколько расчлененок по его приказу в оврагах валяется — одному Богу известно…

— Не пугай — пуганый я, перепуганный… Лучше скажи, что ты дал Тихону за разрешение… побаловаться с девушкой?

— Много… кусков… Тишка выгоды не упустит… Так что подумай, парень, и не ерепенься. Дольше проживешь…

Похоже, Владька не врет. Конечно, верить ему нужно с оглядкой, но…

Все во мне заледенело, сердце превратилось в обычный насос, перекачивающий кровь, в голове пусто, будто из нее вымели способность думать, взвешивать.

Поговорить с девушкой или не стоит?… С одной стороны, мне хотелось проследить за выражением ее лица: побледнеет ли, смутится или равнодушно передернет плечиками?… С другой — травма, которую я нанесу ей этим разговором, столь велика, что и никакой нежностью или участием ее не вылечить… Нет, говорить рано, нужно самому переболеть, прийти в себя, позже, на обратном пути, перед Москвой, я решусь на откровенный разговор…

Поезд прибыл в Красноярск.

Здесь уже морозно, холодное солнце, подсматривая в прорехи облаков, заливает перрон неярким, холодным светом.

Так же, как и в Екатеринбурге, мы вышли прогуляться. В руке Любаши — сумочка с посылкой. Она взяла меня по руку, испытующе поглядела снизу вверх.

— Что случилось, Коленька? Ты сегодня необычно хмур… Снова с этим подонком поцапался?

— Все нормально, — неопределенно ответил я. — Пойдем искать|. «получателя»…

Адрес, полученный от Тихона, оказался точным. Киоск под названием «Все для вас». Находится с правой стороны от здания вокзала. Парнишка в очках с веснушчатым лицом, невидный, щуплый. Словесный пароль: нет ли у вас финской водки? Ответ: из Финляндии давно ничего не получали, возьмите французский ликер, не пожалеете…

Все, как по писаному. И киоск на месте, и парнишка в очки выжидательно поглядывает на нас, вопрос и ответ сходятся. Избавились от второго пакета — дышать стало легче. Осталась последняя, иркутская посылка, после нее — домой.

Почему-то предстоящее возвращение не радует. То ли из-за тяжелого разговора, который непременно должен произойти; то ли я привык к спутнице, шикарному купе, даже к назойливому «шпиону»…

Отправление задерживается, и мы с Любашей медленно прогуливались вдоль состава. Молча, лишь изредка обмениваясь малозначащими фразами… Зима — на носу, вон как лужи подмерзли… Снова выбились из графика, ползем, как черепаха… Народ здесь одевается почти как в столице…

Случайно обернувшись, я увидел Владьку. Поймав мои взгляд, он ткнул пальцем в спину девушки, потом — себе в грудь. Дескать, решился или подставить тебя Тихону?

Может быть, это настырное преследование, может быть, заледенелая душа, но что-то подтолкнуло меня начать планирую беседу, не дожидаясь прибытия в Москву.

Поздно вечером, после ужина, я, как обычно, вышел в коридор. Любаша переоделась, постелила постели себе и мне. «Шпиона» на посту не оказалось. Проводница вовсю шумела пылесосом, из ресторана, покачиваясь, возвращались запоздалые посетители.