На глазах Любаши выступили крупные слезы. Она снова превратилась в объект торговли. И это после счастливой жизни, когда она была не просто человеком, а человеком любящим и любимым.

С замиранием сердца девушка ожидала очередного «покупателя». Она, как никогда раньше, сознавала свое бессилие и… свою силу. Мысли о самоубийстве не приходили ей в голову — наоборот, она лихорадочно искала пути к спасению.

Между тем дни проходили за днями, от меня вестей не было, ничего не менялось в ее жизни. По-прежнему она жила в квартире, подаренной Тихоном… Всем своим отставным любовницам он определял «выходное пособие» — однокомнатное жилье в малопрестижном районе города. Любаше, как особо «отличившейся», была выделена «берложка» вблизи Кутузовского проспекта, почти рядом с Центром, неподалеку от «хаты» Тихона.

Внешне она была свободна, могла податься в любую сторону. Но Любаша знала, что ее сторожат. Один раз в неделю ей было приказано появляться в квартире Тихона, получать причитающуюся «пенсию». Платил Тихон не густо, но на жизнь хватало. «Пасли» ее все те же парни, которые вывезли девушку из Дубровки.

Она не раз замечала их, когда бродила по магазинам либо просто прогуливалась по Москве.

Конечно, можно исхитриться и исчезнуть, но что она станет делать, удрав от «охранников»? Привыкла к своей квартирке, к ежемесячным подачкам, к вольной жизни. Искать работу? А кто её потерял, кому нужна женщина без специальности, без опыта?

Однажды, когда Любаша появилась у Тихона, наступило то страшное, чего она боялась больше всего… «Сегодня ты встреться с одним мужиком, он заинтересовался тобой, — бесцветным голосом сообщил Тихон. — Не вздумай дурить — мигом припомню все твои грехи…»

Тогда к ней впервые пришла мысль о самоубийстве. Окна — без решеток, прыгнешь с седьмого этажа — никто не догонит, не остановит…

Но встреча не состоялась.

Днем в комнату к Тихону вбежал насмерть перепуганный парень, и что-то прошептал ему на ухо. Тишка засуетился, выгреб из шкафа заранее приготовленные ценности, приказал Владьке: бежим!

В коридоре оказалась замаскированная дверь, ведущая в соседнюю квартиру, также купленную предусмотрительным главарем. Оттуда — выход в другой подъезд. Или — на чердак.

Любашу охранял Владька. Она поняла — нужно немедленно бежать. В противном случае ее продадут очередному хозяину. Тем более что кандидат на эту должность уже нашелся.

Все ушли. В квартире — Любаша и Владька. Когда он схватил ее и потащил в открытую дверь, она собрала все силы и вырвалась. В прихожей уже слышались настойчивые удары в дверь, времени на уговоры не осталось. Любаша метнулась к окну, схватила стул, стоящий рядом. Так просто она не дастся.

«Черт с тобой, — заорал в полный голос Владька. — Мне не досталась, не доставайся никому, сука!» И ударил ножом в грудь…

Больше Любаша ничего не помнит…

Последнюю часть повествования я не расслышал, но понял. Девушка стонала, кашляла. В углах рта появилась струйка крови. Я бросился на поиски врача…

Шефа я заметил первый, едва сделал десяток шагов по центральной аллее парка. Сидел Тихон на берегу пруда, задумчиво глядя на водную гладь. Одет он был в красный пиджак и белые брюки, ярко раскрашенный галстук оттенял праздничный наряд. Рядом небрежно брошен бледно-серый плащ, покрытый такого же цвета беретом.

Вряд ли кто мог заподозрить столь респектабельного господина в причастности к бандитскому бизнесу. Обычный отдыхающий, углубленный в раздумья об очередной финансовой сделке.

— Здравствуйте, Тихон Петрович, — громко произнес я, остановившись в двух шагах от скамейки.

Тихон не вздрогнул, не вскочил с места, даже не повернулся ко мне.

— Садись, Коля… Решил испугать? Зря. Я тебя с самого входа в парк заметил…

Врет, снова врет! Если заметил, почему не пошел навстречу? Ложь стала для Тихона непробиваемым щитом, о который разбиваются все попытки закабаленных им людей освободиться от зависимости. За время общения с шефом я не услышал от него ни слова, даже отдаленно похожего на правду.

Я устроился на скамейке рядом, пристроив на спинке далеко не модный свой плащ.

Посидели, помолчали. Первым, как и положено, молчание нарушил шеф.

— Спасибо за послушание. В награду мы освободили твою жену. Она, небось, уже хозяйничает дома, поджидает супруга.

— Спасибо… Зачем пригласили?

— Не приглашал я, Коля, приказал прийти, — жестко поправил Тихон, не поднимая глаз. — Все-таки нехорошо ты поступил, взяв не принадлежащие тебе деньги. Пусть даже не настоящие. Разве я мало тебе плачу за твои пустяковые услуги?… Ладно, не будем разбираться… К тому же я знаю, что нас выдал не ты, а

поганый Пельмень. За подлость он поплатится, если уже не поплатился… Что же касается похищенных тобой денежек — расплатишься. Сам понимаешь, твой должок вырос. За освобождение из-под стражи — не забыл? За украденные доллары. И за пользование чужой женщиной… А как ты думаешь? Все в этом

мире продается и покупается, на халяву никто не живет…

Тихон впервые глянул мне в лицо, и я прочитал в его взгляде жестокость убийцы, все, даже жизнь, пересчитывающего на деньги, безжалостность палача, который не остановится перед мольбой о пощаде. Любовь стоит столько-то, убийство — побольше. Дружба, родительские чувства, отношение с детьми — всё поддается расчету, все имеет свою цену.

— Все я могу тебе простить, одного — не понимаю. Почему сбежал? Ну, ладно, пришлась по вкусу девочка, понятно и извинительно, все мы, мужики, одним миром мазаны. Но почему не спросил у ее хозяина? Может быть, я подарил бы ее тебе… на месячишко, может — на больший срок… А ты ухватил Любашу и — дёру…

Почему? Ответ один: не боишься возмездия, я для тебя,

как строительный начальник, которого легко можно обмануть, обжулить… Знай, Коля, меня тебе не разжалобить, не обвести вокруг пальца… Понял? Еще один такой же проступок — замочу. Не сам, конечно, я в подобных делах не мастак, у меня для любого дела особые люди имеются. Супруга и глазом не моргнет, как останется вдовой… Усек, малыш?

Да, усек. Это первое и последнее предупреждение — не просто слова, за ними — реальная угроза удушения, удара ножом, выстрела в упор, яда, растворенного в питьевой воде либо в водке, кирпич, случайно свалившийся мне на голову с лесов

строящегося дома… У Тихона неисчислимое множество способов отправить на тот свет непокорного подручного. Если ему доложат, что тот не подчинился, Тишка усядется перед телевизором, осуждающе вздохнет и примется раскладывать пасьянс, выбирая

способ расправы. Выберет, вызовет к себе того же Владьку… Вот, друг милый, есть такой Колька Чернов… Знаешь? Завтра же легонько подтолкни его под метропоезд, когда он станет возвращаться из больницы… Кстати, почему так долго живет на этом провинившаяся девочка? Не пора ли помочь лечащему врачу?

— Все понимаю, Тихон Петрович… Одна просьба — пощадите Любашу. Ни в чем она не виновна… За эту услугу я — вечный ваш раб…

— А ты и без того раб… Прости меня за откровенность. Потому что замаран. Ни мы, ни менты тебе этой замаранности не простят. Думаешь, небось: отпустили под подписку, значит, пощадили? Нет, глупый воробушек, не пощадили… Видишь того рыбака с удочкой? — Действительно, в полусотне метров от нашей скамейки сидел мужик в кепке с удлиненным козырьком, покуривал, не сводя взгляда с поплавка. — — Знаком рыбачек — сыщик, знаем его как облупленного… Как там у них называется? Служба наружного наблюдения… Вот он и наблюдает, как бы ты не ускакал…

— Значит, и за вами тоже…

— Нет, Коленька, не «тоже»… У меня повсюду — заслон. Тот случай, когда произошел налет на мою квартиру — досадная случайность. Обычно предупреждают, дают возможность исчезнуть… А вот тебя, милый, никто не предупредит, никто заслон не выставит. Потому что ты — голь беспортошная, быдло, расплатиться нечем… Понял разницу?

— А вот сейчас проверю! — Я недоверчиво поднялся со скамьи. — Возьму и прогуляюсь к выходу. Пойдет за мной рыбак, или не пойдет?