— Дитя мамино, — добродушно посмеялся Тихон. — Конечно, не пойдет. Почешет затылок, сдвинет на лоб дурацкую свою кепку. И от выхода тебя «поведет» другой фраер… Хотя бы вон тот, который заигрывает с голоногой девчонкой…

Я снова сел рядом с шефом. Не я осел, а он. Повадки сыщиков известны по книгам и фильмам даже шестилетнему пацану, а мне далеко не шесть и не восемнадцать… Просто я сыграл роль глупого человека, а Тишка поверил…

— Значит, за Любашу я могу не тревожиться?

— Поглядим на твое поведение, дружок… Послезавтра перевезешь фирму на другое место. На старом — горячо стало, меня предупредили… Куда ехать — скажу позже…

Жизнь возвратилась в прежнюю колею.

Ольга работала, готовила, убиралась. Иногда взрывалась, и осыпала меня выражениями, которые бытуют в бандитских притонах. Самое мягкое из них — тунеядец, мерзавец, бездельник. Причина возвращения к прежним отношениям — я перестал приносить домой шалые деньги. Тихон скрупулезно высчитывал из заработка «должок».

Я терпел.

Вошкин вызывал редко. Следствие двигалось, будто телега по грязной дороге, влекомая умирающим мерином. Она то и дело застревала в колдобинах невыясненных фактов, переваливалась с одной кочки доказательств на другую. Ничего нового сообщить я не мог и не хотел — боялся за жизнь Любаши.

Девушка постепенно выздоравливала. Она уже полулежала в постели на взбитых подушках, внятно говорила, даже смеялась. И смеялся вместе с ней, ободрял, убеждал — все кончится благополучно, и мы будем счастливы.

— Выпишешься из больницы — уедем снова в Сибирь, к той же Дарье Павловне. Меня возьмут мастером на прежнее место, ты тоже устроишься, к примеру, нормировщицей…

— Нет, Коленька, нас в покое не оставят. Меня попытаются убить, тебя посадят… Не видать нам с тобой спокойной жизни…

В глазах девушки появлялась такая безысходность и тоска, что я ежился. Ведь права она, ох как права! Но соглашаться нельзя, нужно переубеждать, успокаивать!

И я изо всех сил старался это делать. Говорил, что выплачу Тишке долг, дам ему любой вексель под любые проценты, умолю отпустить… Сколько с меня причитается? Сто кусков баксов, не больше… Мелочь, ерунда!

Мне редко удавалось вызвать улыбку на бледных губах Любы. И тогда мы начинали дружно фантазировать, придумывать будущие совместные прогулки по зимней тайге, осенний сбор грибов и ягод, их консервирование. Появятся дети — мы еще молоды, сможем вырастить их, поможем стать на ноги…

В эти моменты глаза Любаши сияли… И тут же гасли.

— Ты ведь женат, Коленька. Я не хочу делать несчастной твою жену… Знаешь поговорку: на несчастье других свое счастье не построишь… Вот и я не хочу… Краденое впрок не идет, обязательно отзовется горем…

— Какое счастье-несчастье? О чем ты говоришь? У меня не семейная жизнь — каторга… Все оставлю Ольге: квартиру, вещи, машину, гараж. Главное мое богатство — ты. С тобой все наживём… Помнишь нашу комнату в теремке Дарьи Павловны? Господи, до чего же было хорошо!

А злой червяк так и крутился в сознании, подсказывал ехидно: ничего у тебя, хозяин, не получится, Тихон не отпустит, долг не вернуть, Ольга развода не даст, отец с матерью тоже встанут стеной: не дадим развалить семью, не допустим! Примутся воспитывать непутевого сынка, пилить его, мотать нервы. В качестве наглядного примера выдвинут счастливую семью Никиты и Фимки, которую совсем недавно забрасывали грязью.

Предстояло преодолеть тысячу мелких и крупных преград и выстоять. И я выстою обязательно!

А зловредный червячок ехидно пищал: хочешь с милой рай построить в шалаше? Не получится. Любаша привыкла к роскоши, к безделью, ее забрасывали дорогими подарками. А ты чем одаришь? Кирзовыми сапожками да рабочим ватником? А как же быть с французскими духами, американскими сигаретами, польскими лосьонами? Где возьмешь средства на дорогостоящую бижутерию, модные платья и обувь?

Я сопротивлялся, как мог, загонял червячка за пределы сознания, душил его, рвал на куски. Но он не унимался.

После ничем не оправданного отсутствия я превратился в безработного. Меня уволили за прогул. Спасибо Тихону — в погашение долга высчитывал не сто процентов заработка, оставлял на пропитание. Зато гонял в поездки почти ежедневно. То перевезти оборудование по изготовлению фальшивых купюр на новое место, то съездить с Владькой за специальной краской, необходимой для «производства», то просто покататься по Подмосковью.

Теперь гонял я не свой старый «москвич» — сидел за баранкой шикарного «мерседеса».

— Выплатишь должок — подарю машину, — смеялся Тихон, развалившись на заднем сиденье в обнимку с очередной любовницей. — Так и быть, за пользование Любкой брать не стану, можешь считать — расплатился… Вчера подсчитал: осталось тебе вернуть около семидесяти кусков, сто пятьдесят раз прокатиться по моим поручениям… Ерунда!

Я старался помалкивать. Душило предчувствие страшных событии. Что-то должно произойти такое, что сомнет и опрокинет нашу с Любашей жизнь, раздробит ее на мелкие части, и не склеить, не соединить.

И это страшное — пришло, когда мы не ждали.

Любаше разрешили сидеть в постели. Я помогал ей подниматься, учил ходить. Это напоминало игру, веселую, забавную, приносящую нам обоим уйму радости.

Иногда девушка случайно касалась моей груди или бедра. Густо краснела, отдёргивала руку. Стыдно признаться, но эти лёгкие прикосновения туманили мне голову, заставляли сильней биться сердце.

Наверно Люба поняла моё состояние.

— Как себя чувствует твой «хулиган»? — спросила, стыдливо потупившись. — Соскучился? Может быть, поставим его в угол? В больнице — мёртвый час, никто не войдёт…

Она призывно откинула одеяло, пальчики коснулись моей ширинке, видимо, натолкнулись на что-то окаменелое, и испугано отпрянули.

— Если только ты тоже соскучилась… Я бы — с удовольствием… Но тебе нельзя… Лучше давай потерпим, не будем искушать судьбу.

— Конечно, я соскучилась! Ты мне даже по ночам снишься… Иди ко мне. Не нужно раздеваться… Только освободи «хулигана». А я приготовлю «угол».

С трудом я убедил взволнованную девушку не делать глупостей. Заодно погасил в себе страстное желание.

Кажется, она успокоилась, согласилась со мной. Я ошибался — идея заставить меня заняться сексом завладела её сознанием.

В один из осенних дней, когда в прорехи между расступившимися тучами выглянуло нежаркое солнце, я в очередной раз навестил больную. Она нетерпеливо ожидала меня.

— Приступим к тренировке? — предложил я, снимая пиджак.

— Если тебе не трудно… В ответ я наклонился, поцеловал еще бледные губы, обнял девушку за плечи. Случайно коснулся ее груди. Грудь напряглась, по лицу Любаши расплылся румянец… Она хотела меня, я хотел ее… Как и в прошлое посещение, девушка коснулась моей ширинки. И не просто коснулась — решительно опустила молнию, но в трусы не забралась — ограничилась ласковым поглаживанием. Но и это поглаживание по ткани трусов ещё больше возбудило меня.

В конце концов, что преступного в том, что мы сольёмся в единое целое? Где-то я вычитал, что секс благотворно влияет на нервную систему, излечивает множество болезней. Вдруг он и сейчас будет способствовать полному выздоровлению?

Я решительно освободил из заключения свой член. Любаша улыбнулась, легла на спину и раздвинула ноги. Нет, наваливаться на неё я не собираюсь — это слишком опасно для ещё не зажившей раны.

— Повернись спиной!

Девушка подчинилась.

И тут я опомнился. Что же мы делаем? Ведь больница, в любую минуту могут войти.

— Принимайся за дело, Коленька… Господи, до чего же ты сладкий, как я соскучилась по тебе! Почему медлишь? Твой «хулиган» уже готов к употреблению… Я хочу тебя!

— Тебе нельзя… Еще нельзя… Потерпим… Выпишешься — тогда. Могут войти…

Любаша отрицательно покачала головой, все ближе и ближе придвигается ко мне… Её бёдра чуть подрагивают, ягодицы сами собой раздвигаются, освобождая вход в рай.