Дамир целуется с жадностью будто пытается нацеловаться на годы вперёд. До боли всасывает мой язык и кусает мои губы, затем мы меняемся местами и вот уже я ласкаю его язык и облизываю эти обалденные мужские губы. И так несколько раз. «Сорвался с цепи» — очень чётко описывает его поведение. А когда он от меня отстранился, я почувствовала, что Дамир сделал над собой усилие остановиться. Самое странное, и я не горжусь своими мыслями, что мне понравился вкус этой страсти и даже была бы не против продолжить. Почему-то у меня сложилось такое ощущение что этот мужчина изголодался по ласке, голоден настолько, что у него уже срывает крышу, но все те же меры приличия заколотили все лазейки для томящейся внутри страсти.

— Это не должно больше повториться, — шепчет он, опустив голову, но всё ещё продолжая сжимать мои руки.

— Согласна. Давай сделаем вот что, чтобы избежать неловкости и смущения при следующих наших встречах — мы сейчас обменяемся тайнами. Я расскажу тебе одну свою тайну, ты поведаешь мне одну свою. Это сгладит эффект поцелуя, потому что его перекроют секреты. Они тоже не фиг делать будоражат воображение. И конечно же мы поклянёмся ни с кем не делиться нашими тайнами, поцелуй и есть клятва. Ты готов попробовать?

— Дамы вперёд, — хмыкает он, награждая меня тяжёлым взглядом и нехотя отпуская мои руки.

— Нет, джентльмен будет первым, потому что он первым начал.

— Ладно. Я не трахался со своей женой больше трёх лет. Единственные мои оргазмы, это когда я кончаю в пластиковый стаканчик в клинике, сдавая сперму. Пробовал несколько раз мастурбировать в душе, но что-то не идёт, не то удовольствие. С любовницами тоже всё сложно, у меня их нет по двум причинам. Первая, как ты уже успела заметить — это мои манеры воспитанного джентльмена, сюда входит чувство вины, желание избежать осуждения общества и собственного отражения в зеркале. А второе, не каждая женщина в состоянии заставить меня забыть о первой причине. Я умею себя сдерживать. Свои мысли и порывы. И сейчас я очень на себя сердит. Думал, я крепче. Всё сказанное мною правда. Вот он я настоящий, как ты и хотела. Теперь твоя очередь.

— Ого, — первое, что из меня вырвалось. Всё это время пока Дамир говорил он не отводил свой взгляд, смотрел прямо в глаза и пусть меня покусает бешенный енот, но я ему поверила. Поверила в то, что он сказал правду. — Моё откровение тоже касается страсти, но только немного другой. Собственно говоря, я как раз объясню тебе почему я позволила себе выпить виски. Будет небольшая предыстория, но ты слушай очень внимательно, чтобы уловить главную суть.

— Буквально ловлю каждый звук, — улыбаются мне эти губы, которые я целовала каких-то десять минут назад. Целовала? Нет, я хотела их съесть, потому что это был очень дикий поцелуй.

— Моя мама умерла очень рано, я её даже не помню. Меня вырастил отец, и всю свою жизнь папа был одержим поиском редких книг. Он заразил меня этой жаждой приключений, этой охотой за тайнами, и повзрослев я помогала ему во всём. Можно сказать, что я выросла в библиотеке, только это были библиотеки всего мира. Мы питались кое-как одним бутербродом в день, потому что деньги тратились на поездки и поиски. Папе удалось найти двенадцать удивительных экземпляров, они стоят огромную сумму денег. Для тебя может и не очень огромную, но для меня это целое состояние. Я бы могла их продать и горя не знать, не подписываться на это суррогатное материнство, но я не имею право, это перечеркнёт жизнь моего отца, которую он потратил на их поиски. И всю свою жизнь папа мечтал найти одну книгу «Послание леса». Ты не представляешь, что это за книга, это бесценный дар. Они написаны конечно же вручную, в те времена не было печатных станков, и они написаны женщинами. В шестнадцатом веке женщин считали недалёкими и слабыми существами, им даже не разрешалось читать. А если женщина владела какими-то знаниями — значит она была ведьмой. Я могу долго тебе рассказывать историю этой книги, до самого утра…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не против.

Проклятье, то, как он это произнёс не только смутило меня — от волнения я начала дрожать, как перепуганная школьница перед своим кумиром.

— В мире осталось три таких книги. И одну из них я наконец нашла здесь в Лондоне. Мне готовы продать её за сто тысяч фунтов. Поэтому я очень надеюсь, что оплодотворённая яйцеклетка твоей жены приживётся в моём теле как можно скорее. Ведь тогда я смогу забрать своё сокровище, — последние слова я уже произнесла шепотом и не глядя ему в глаза. — Можешь везти меня в клинику. Я согласна.

Не понимаю почему ничего не происходит, он не издаёт ни звука, не пытается трогаться с места. Поднимаю голову и сталкиваюсь с внимательным взглядом. Глаз, которые так меня пьянят. Почему он смотрит и молчит? Почему так тяжело дышит? Перевожу взгляд на его губы…

Не могу понять, кто из нас был первым. Надеюсь, ему хватит тайн, чтобы загородить ими эти поцелуи. На этот раз мои руки свободны. Обхватываю ими его лицо и это безумие повторяется снова. Жадно, требовательно, с жарким трепетом. До боли. До спазмов. До стона. Нам стоит остановиться. Вот только как?

Собрав последние капли сил, пытаюсь его оттолкнуть. Скрежеща зубами, Дамир отстраняется, открывает дверцу и выскакивает на улицу, подставляя лицо моросящему дождю.

Да уж, теперь будет адски сложно. И он на трезвую голову понимает это даже лучше, чем я.

Дамир

На часах 7:30 утра. В это время Линда всегда стоит перед зеркалом и делает гимнастику для лица. Затем одевается, завтракает и едет по делам, которых у неё как обычно валом. Такое впечатление, что каждый день она выискивает для себя дополнительные задачи и мне очень подходит её режим дня. Меня устраивает, что я вижу её довольно редко. Спим мы уже давным-давно в разных спальнях и даже завтракать я стараюсь пораньше, чтобы не корёжится над своей овсянкой под её колючими взглядами. Но сегодня нам нужно поговорить, отчего мне сразу начинает слегка подташнивать.

Год назад, когда я снова завёл разговор о разводе, я чётко и ясно осознал, что не хочу видеть Линду, я физически не могу выносить женщину, которая уже третье Рождество подряд поднимает тост «чтобы в этом году мой муж меня не убил». Она не умеет прощать, она даже не желает признать, что моя вина была лишь частичной, и конечно же, Линда ни за что не согласится с тем, что именно она стала причиной той аварии. Не нужно было закатывать мне скандал прямо в машине. Год спустя я ещё на что-то надеялся, на второй год мне стало всё равно, полное безразличие. И вот теперь острое нежелание видеть свою жену. Я уже молчу о том, что воспоминание о том, что когда-то я ней трахался, вызывает у меня отвращение. «Я никогда не дам тебе развод! Я превращу твою жизнь в пекло, если ты попытаешься затеять бракоразводный процесс! По твоей вине я никогда не стану матерью!» Вот, что написано у неё на лице, когда она на меня смотрит.

С тяжёлым вздохом стучу в дверь и услышав её разрешение, вхожу в спальню жены.

— Что-то стряслось? — интересуется, как всегда, с подчёркнутым раздражением.

- Звонила Джоан из клиники. Сообщила, что у неё есть подходящая кандидатка.

— Прекрасно, надеюсь, на этот раз получится. И глядя на ребёнка ты каждый раз будешь вспоминать чего ты меня лишил! — бросает она, кривляясь в зеркало, делая свои дурацкие упражнения. Бесполезно ей напоминать, что она никогда и не хотела становиться матерью. В прошлый раз, когда я ей об этом напомнил, она устроила такую отвратительную истерику, что одна из горничных и садовник уволились на следующий же день. Люди её не любят, а Линда уверена, что они ей завидуют.

— Мне нужно не напоминание, Линда, а человек, который будет меня просто любить.

— А за что тебя любить? — оторвавшись от своего отображения, бросает на меня полный пренебрежения взгляд. Вот уже столько времени она пытается вывести меня из себя, но никак не добьётся желаемого, уже не знает, как больней ужалить. На каждый её выброс яда я лишь играю желваками. Уверен, это её любимая картина.