«Ну да, и как это мне сразу не пришло в голову?

Какой-то шутник, чтоб ему сдохнуть, решил поиздеваться над одиноким стариком и разыграл для меня цирковое представление!.. Понятия не имею, каким образом ему удалось разбудить и выманить меня ночью из квартиры, и уж тем более непонятно, как он сумел привести меня туда, куда хотел («Не иначе — гипноз!» — решил с облегчением Иван Дмитриевич), но в результате этот аферист добился-таки своего! А разыграть остальную часть спектакля с убитым горем парнем и фокусами в виде «воскрешения» его матери было уже легче, тут и обычный сговор мог иметь место…»

Решив сложную умственную задачку, Иван Дмитриевич повеселел, но тут настенные часы злорадно подсказали, что он опаздывает на работу. Умываясь и наспех бреясь, Иван Дмитриевич безуспешно ломал голову над тем, кто бы мог быть автором ночных трюков и, самое главное, зачем подобные происки понадобились неизвестному «гипнотизеру»…

Это мог только кто-то из соседей. Оставалось лишь путем логических умозаключений вычислить, кому из них Иван Дмитриевич насолил так, чтобы тот мог пойти на столь громоздкие меры возмездия. Однако, как он ни прикидывал, выходило, что со всеми соседями у него давно были безнадежно испорчены отношения, и, как в детективе Агаты Кристи, тайным мстителем мог оказаться любой из них…

Обычно он никогда не ездил на работу на машине, но сегодня, впервые за последние десять лет, ему грозило опоздание, а посему можно было отступить от своих правил.

Прежде чем открыть гараж, Иван Дмитриевич, кряхтя, подобрал с земли пучок промасленной ветоши и демонстративно отнес его в мусоросборник, стоявший на ТОЙ САМОЙ площадке. Маневр этот не принес ни единого бита полезной информации. В том уголке, где он накануне нашел странного доходягу, не осталось никаких следов.

Иван Дмитриевич почесал плешь, задумчиво сплюнул и вернулся к насущным делам.

Машина у него была старенькая, но вполне исправная. «Пантера» пятнадцатилетней давности, удачно купленная им с рук еще до смерти жены. Правда, автопилот и добрая половина прочих выкрутасов были неисправными, а заняться их починкой руки не доходили…

Наспех прогрев турбину, Иван Дмитриевич тщательно закрыл гараж на замок-идентификатор и покатил на работу.

День опять был буднично-пасмурным. Солнце лишь смутно маячило где-то за пеленой низких облаков. Примерно к обеду оно испарит своими лучами энное количество влаги из облачности, и тогда к вечеру может пролиться непродолжительный дождь.

Иван Дмитриевич не любил добираться на работу на машине из-за того, что в утренние часы «пик» дорога была забита сплошными идиотами, наглецами и остолопами. Без автопилота приходилось быть все время начеку, потому что то какой-нибудь «баран» тебя подрежет, перестроившись перед самым капотом, то другой «осел» вывернется из-за поворота прямо тебе под колеса, не думая уступать дорогу, хотя если бы он разул глаза, то увидел бы, что прямо у него под носом висит знак обязательной остановки перед выездом на главную дорогу…

А пешеходы — боже мой, какие у нас деклассированные пешеходы! И кто только сказанул, что в России две беды: дураки и дороги? Есть и третье зло, и это — отечественный пешеход!.. Вот, спрашивается, куда ты лезешь, бабка, прямо под колеса? Жизнь, что ли, совсем надоела? Сидела бы лучше дома да нянчила вну-' ков-засранцев, вместо того чтобы шастать по городу, когда трудящиеся спешат на работу!.. А ты, лахудра, какого дьявола вздумала перебегать на другую сторону улицы на красный свет? Думаешь, что, раз оголила бесстыдно свои ляжки, обтянутые мини-юбкой, так тебя все пропускать будут в нарушение правил дорожного движения? Пожалуй, тебя стоит проучить. Окатим-ка мы тебя брызгами из лужи, чтоб в следующий раз не лезла на дорогу, как в чужую постель!..

Наконец центральный проспект закончился, и Иван Дмитриевич облегченно утер пот со лба. Ему оставалось лишь проехать по двум тихим улочкам, чтобы добраться до здания городского суда.

Однако, как показали последующие события, он слишком рано расслабился.

Все-таки не случайно он питал подсознательную ненависть к пешеходам!

Стоило ему лишь на секунду отвлечься (проклятое стекло в дверце заело и ни в какую не желало закрываться!) — как, откуда ни возьмись, на дороге, буквально в десятке метров от «Пантеры», двигавшейся на приличной скорости, оказался мальчишка лет десяти. Наверное, он опаздывал в школу, если так отчаянно ринулся через дорогу, даже не удосужившись предварительно оглядеться. А может, просто надеялся, что все нормальные люди давным-давно пользуются автопилотами, а не сами крутят баранку…

Когда Иван Дмитриевич перевел взгляд на дорогу, было уже поздно что-либо делать. Он только успел выпучить глаза и покрепче вцепиться в руль.

Конечно, если бы этот чертов радар-детектор сработал, наезда бы не произошло. Бортовой комп успел бы скорректировать курс и скорость, чтобы предотвратить столкновение.

Но радар почему-то отнесся с преступным равнодушием к появлению «помехи» прямо по курсу.

На скорости больше ста километров в час тупое рыло «Пантеры» ударило под углом тщедушное детское тельце с такой силой, что мальчика сначала закинуло на капот, где ударило о небьющееся лобовое стекло головой (Ивану Дмитриевичу показалось, что он явственно слышит хруст дробящихся костей, и стекло с правой стороны мгновенно покрылось пленкой алого цвета), а потом бросило, как камень из пращи, вперед и в сторону.

Каким-то чудом в этот момент восприятие Ивана Дмитриевича резко изменилось, словно время для него замедлилось. Машинально выжав до упора педаль тормоза, он отчетливо видел, как мальчишка кувыркается в полете, неестественно болтая всеми конечностями. Потом «Пантеру» занесло юзом и развернуло так, что она уткнулась носом в бордюр, и Иван Дмитриевич вывалился наружу, тщетно хватая ртом воздух, которого в окружающем мире становилось почему-то все меньше…

Тело мальчика неподвижно лежало метрах в двадцати от машины, и при первом же взгляде на него сердце Ивана Дмитриевича сорвалось в бездну. Мальчик мог бы пролететь и большее расстояние, если бы не стекло-бетонная мачта дорожного освещения, в которую бедняга со всего маху врезался головой.

Не чуя под собой ног, Иван Дмитриевич подбежал к нему и остановился как вкопанный. Помогать жертве наезда было явно бесполезно: головы у мальчишки практически не было — только жуткое кровавое нечто вперемежку с нежно-розовой массой мозга.

Иван Дмитриевич согнулся пополам возле бордюра, и его буквально вывернуло наизнанку. Потом исподлобья огляделся по сторонам.

Улочка не принадлежала к разряду оживленных, и свидетелей нечаянного убийства было немного. Метрах в ста впереди и чуть выше крыш домов располагалась платформа монорельса, от которой торопливо спускались по винтовой лестнице, явно спеша к месту происшествия, несколько темных фигур, да чуть поодаль на тротуаре остановились, не решаясь подойти к телу мальчика поближе, несколько подростков. И еще в распахнувшихся разом окнах ближайшего жилого дома смутно забелели чьи-то лица, а самым любопытным — в основном это было, конечно же, сплошное бабье — непременно понадобилось выползти на балконы, чтобы насладиться жутким зрелищем катастрофы…

«Наверняка уже какая-нибудь сволочь сообщила в милицию, — обреченно мелькнуло в голове Ивана Дмитриевича. — Значит, прощай, свобода, — заключил он мысленно. — И вся нормальная жизнь — тоже… Подумать только — из-за какого-то безалаберного малолетнего паршивца подыхать придется на тюремных нарах!..»

Он скрипнул зубами и заставил себя шагнуть к неподвижному тельцу, под которым уже скопилась лужица крови. Что ж, раз уже ничего не изменишь, то хотя бы надо изобразить раскаяние — глядишь, на суде потом зачтется… Взгляд Ивана Дмитриевича почему-то не желал подниматься выше пояса мальчишки, и он увидел, что на неестественно вывернутой правой ноге его жертвы не хватает одного ботинка.

Говорят, примета такая есть, машинально вспомнил Иван Дмитриевич, что, если с женщины, попавшей под машину, слетают туфли — значит, останется в живых. Но ведь тут-то не женщина, а пацан, да и надеяться на чудо сейчас не стоит… «Вранье ваши приметы! — мысленно завопил он неизвестно кому. — Засуньте их себе в задницу, умники!»…