Вадим разжал пальцы и прикоснулся ими к руке старушки.

Она даже удивиться не успела, почему в кулаке подающего нет ни одной монетки.

ВЫСТРЕЛ!

Старушка сползла спиной по стене, и платье ее непристойно задралось, обнажив худые ноги с синими буграми варикозных вен…

Вадим не помнил, как он выскочил из перехода на поверхность улицы. К счастью, никто не попался ему навстречу. Он нырнул в первую же арку и через несколько минут ускоренной ходьбы оказался в двух кварталах от того места, где осталось лежать тело старушки…

Наконец он пришел в себя, вытер пот со лба и зашагал медленнее.

«Черт, что же я так испугался? Мне следовало не убегать с того места, а дать круг и вернуться в переход, чтобы проследить, не станет ли эта бабулька приманкой для отца…

Проклятые рефлексы! Видимо, извращенные понятия о добре и зле настолько въелись в нашу плоть и кровь, что от них трудно избавиться в одночасье. Своеобразный атавизм, который передается из поколения в поколение. Они даже не поддаются контролю разумом. Ведь знаю я, что совершил благо для этого дряхлого, немощного существа, избавив его от нищеты и голода, от ежедневного унижения и самоуничижения, от горечи одиночества и обиды на весь мир, не желающий помогать ему…

Так почему же мыши скребут мое сердце и все стоит перед глазами худенькое тельце, свернувшееся калачиком на грязном бетонном полу?

Может быть, ты боишься того, что напишут о тебе в завтрашних газетах? «Маньяк, жестоко расправляющийся с нищими старушками»… «Нелюдь, охотящийся на слабых и обездоленных»… И прочее в том же духе…

Неужели тебе так важно, что будут думать о тебе и о твоих поступках те, кто не ведает истину? Неужели ты испугаешься суда слепцов?

Главное, чтобы ты сам знал, что поступаешь правильно.

И не надо уподобляться этому жалкому экспериментатору над собой по фамилии Раскольников. Он-то не ведал, что смерти не существует, а потому и метался, пытаясь бороться с собственной совестью. Да и старушку-процентщицу он убил не из любви к людям, а из любви к самому себе…»

Тут Вадим очнулся от раздумий и обнаружил, что проходит мимо небольшого кафе и что желудок его требует пищи.

Он набрал полный поднос различных блюд, наугад выбранных из меню, и сел за свободный столик в углу. Женщины, обслуживавшие посетителей, с откровенным любопытством поглядывали в его сторону из-за стойки и, смеясь, что-то шептали друг другу на ухо. Видно, их удивил аппетит странного посетителя. Однако Вадим не обращал на них внимания. Набив до отказа желудок, он надеялся избавиться от хлопот, связанных с поиском пищи, до позднего вечера…

Когда дошла очередь до люля-кебаба, щедро политого томатным соусом, Вадим вдруг явственно увидел перед собой мраморную стену подземного перехода, испачканную кровью, и почувствовал неудержимый приступ тошноты. Опрокинув стул, он стремглав ринулся в туалет.

«Вот что значит переедание», — донесся ему в спину женский голос из-за раздаточной стойки.

Очистив желудок от того, что успел съесть, Вадим пустил из крана холодную воду и сунул под освежающую струю голову.

Потом кое-как вытерся бумажным полотенцем и ощерился на свое неприглядное отражение в зеркале над раковиной.

«Ну что, господин бывший мертвец? — спросил он у иссиня-бледного парня с растрепанной мокрой головой. — Будешь продолжать борьбу со своим проклятым естеством или сдашься?»

Человек в зеркале был явно не прочь сдаться. Он подмигнул Вадиму, скривил усталую гримасу и пошевелил бровями. Не иначе, намекал на то, как неплохо было бы послать к черту все потусторонние силы и миры, забыть о том, что случилось в последние дни, прийти домой, упасть прямо в одежде на кровать и забыться мертвецким сном, а на следующий день, проснувшись, начать свою жизнь заново. Без кровавых убийств, а следовательно — и без дурацкого самопоедания. Жить так, как живут все окружающие — не задумываясь о том, что их ждет после смерти и надо ли тратить силы на бесполезную суету…

— Устал, значит? — осведомился сквозь зубы Вадим у своего отражения. — Но не надейся, что я оставлю тебя в покое, симулянт несчастный!.. На том свете будешь отдыхать!..

Выходя из кафе, Вадим был преисполнен холодной решимости продолжать выполнение своего плана.

Но все полетело в тартарары, едва он услышал женский голос за спиной, окликавший его по имени.

— Привет! Ты что — уже не узнаешь меня? — смущенно улыбаясь, спросила девушка, подходя к Вадиму.

Не так-то много у него было знакомых девушек, чтобы не узнать ее.

Та самая Карина, с которой он познакомился после конфликта с Крейлисом, еще не зная, что его уже поджидает на лестничной площадке киллер…

— Привет, — в замешательстве откликнулся он. Она стояла перед ним, легкая, веселая и стройная, как хрупкий мотылек, и у него почему-то сразу защемило сердце.

— Что же ты ни разу так и не позвонил мне? — с детской непосредственностью спросила она. — Не захотел больше видеть меня?

Это был решающий момент, когда Вадим мог бы сразу сказать ей правду. Но вместо этого он, сам не зная почему, вдруг принялся опровергать столь категоричные и не соответствующие его истинным намерениям предположения.

Она рассеянно слушала его вполуха, поигрывая витым шнурком так шедшего ей голубого платья, и загадочно улыбалась.

— А почему ты не на работе? — спросила она.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил он.

— У меня сегодня выходной, — сказала она. — Я же через два дня на третий работаю — забыл?

Он вспомнил: еще во время первой встречи она рассказывала, что работает в офисе какой-то компании.

— А я теперь вообще свободен, — признался Вадим. — Меня уволили из фирмы…

— За что? — округлила глаза Карина.

— За попытку прелюбодеяния в рабочее время, — натужно пошутил он.

— Да неужели? — пропела ехидно она. — Что-то на тебя это не похоже…

— Зато мне дали целый мешок денег при расчете, — соврал Вадим. — И теперь я мучаюсь, не зная, как и на что их потратить… Ты не поможешь мне в этом?

Карина опустила глаза.

А потом подняла их снова, и он почувствовал, что теряет остатки здравого смысла от ее взгляда.

— Нет, — сказала она. — Твои деньги меня совсем не интересуют.

— Да? — растерялся Вадим. — А что же тебя интересует?

— Ты, — просто сказала она. — Только ты…

Надо было сказать что-то, причем непременно шутливым тоном, чтобы разговор не походил на сцену из телевизионной мелодрамы, но у Вадима перехватило дыхание, и нужные слова почему-то не находились. Наконец он выдавил:

— Пойдем?..

— Куда? — поинтересовалась Карина.

— А это имеет значение для тебя? — спросил он.

Она опять расцвела улыбкой и медленно покачала головой.

Все повторялось, как в прошлый раз.

Они шли, сами не зная куда, и вокруг было много людей, но весь окружающий мир перестал для них существовать.

Однако кое-что уже было по-другому. Вадим боялся прикасаться к своей спутнице, хотя ему очень хотелось это сделать. И еще время от времени со дна сознания всплывала, как разбухший утопленник, мысль о том, что он напрасно тратит время, потому что ему теперь не дано любить по-настоящему, но он тут же вновь топил ее поглубже…

А потом выяснилось, что серый день плавно переходит в поздний вечер и пора расставаться. И тут Вадима словно что-то толкнуло в самое сердце. Он рассказал Карине о том конфликте, который произошел у него с Крейлисом. И о том, что теперь за ним охотятся киллеры и подручные бывшего шефа, чтобы заполучить обратно похищенный им голомакиятор. Единственное, о чем он решил пока умолчать, так это о своих двух смертях и воскрешениях. И, само собой, об отце…

Карина молча слушала его, недоверчиво наклонив голову. На какой-то миг ему показалось, что она не верит ему и вот-вот скажет: «Признайся, что ты вычитал все это в каком-то дурацком боевике!»

Но когда он закончил свой рассказ, она сказала вовсе не это.