Войдя в гостиничный номер, первым делом Гришин опустил жалюзи окон, хотя уже вечерело.
— Так-то будет лучше, — сказал он. — Недавно какой-то снайпер с крыши дома напротив пытался убить одного нашего советника. Пуля пробила оконное стекло, но, к счастью, пролетела у него над головой. Пришлось усилить охрану. Город кишмя кишит врагами. Многие посольства — осиные гнезда…
— Словом, как в Питере после Октября, — заметил Владимир Александрович.
— Сначала, — сказал Гришин, разливая принесенный официантом кофе, — мы жили в гостинице «Альфонс XIII», затем в «Паласе». И там было более или менее спокойно. Сейчас «Палас» отдали под госпиталь. За нами остался только второй этаж. Как работается в Барселоне?
Дел в Барселоне, отрезанной от Мадрида фашистами, было по горло. Антонов-Овсеенко дал много ценных советов, как лучше и эффективнее вести борьбу против троцкистской организации в Испании. Мадридский комитет этой организации вредил изо всех сил, срывая злобу на советских военных советниках, шпионя за ними, стремясь всюду дискредитировать их. Агитаторы ПОУМа произносили антисоветские речи, плели интриги, стремились подорвать авторитет Народного фронта.
— Ну, а как Мадрид? — спросил Антонов-Овсеенко, прислушиваясь к фашистской канонаде. — Выстоит?
— Энтузиазма и самоотверженности у народа много, — ответил Гришин. — Коммунисты да мадридские рабочие спасают пока положение. Но товарищи из ЦК КПИ продолжают настойчиво добиваться создания регулярной народной армии, и они правы!
Очень насторожил генерала недавний случай: внезапный натиск противника на Карабанчельском направлении у Толедского моста вызвал ничем не оправданную панику в Хунте обороны Мадрида. Еле-еле удалось выправить положение.
— Республиканцы предприняли контрнаступление. Правда, оно не достигло намеченных целей, но уже то, что был поставлен вопрос о контрнаступлении, говорит о многом… Когда-нибудь мир узнает, что наши добровольцы — летчики и танкисты, сражающиеся здесь инкогнито, помогли Мадриду остановить фашистов.
— Когда-нибудь, — серьезно произнес Владимир Александрович, — мир узнает и кто здесь был главным военным советником.
— Чем позже узнает, — усмехнулся Берзин, — тем лучше для дела.
— Как ведут себя здесь анархисты? — спросил генконсул.
— Анархисты везде анархисты. Но есть среди анархистов и патриоты вроде Дуррути. Отчаянной храбрости человек. Революция учит его дисциплине, война — уму-разуму, хотя, мягко говоря, заносчив. Все же я верю в него и дал ему надежного советника. Пусть-ка наш коммунист послужит примером анархисту Дуррути и всей его каталонской колонне.
Гришин рассказал, что по его совету колонна Буэнавентуры Дуррути была направлена прямо с марша в Каса де Кампо — в самое пекло. Дуррути понимал: это знак доверия.
— И я верю в Дуррути, — сказал генконсул.
Много интересного поведал автору об Испании генерал армии Павел Иванович Батов — прекрасный рассказчик, с цепкой памятью, легко воспламеняемый собственными волнующими воспоминаниями почти сорокалетней давности. Живо припомнил он осенний день 1936 года. Московские бульвары были уже тронуты желтизной. В тот день командир московской Пролетарской дивизии поздравил его, командира образцового 3-го полка, в связи с отъездом в Испанию. Переодевался в гражданское прямо в ЦУМе. Ехал в международном вагоне экспресса Москва — Париж вместе с видным и элегантным седоголовым незнакомцем, который в Мадриде оказался генералом Гришиным. Был Батов в испанской столице и в жаркую, критическую ночь с 6-го на 7 ноября. Уже тогда он поражался выдержке, хладнокровию, стойкости Гришина, хотя и сам отличался всеми этими качествами. Сначала Батов был советником в 11-й Интернациональной бригаде, потом Гришин поручил ему участвовать в формировании новой бригады в Альбасете…
В самые жаркие ноябрьские дни у Мадрида отличились танкисты-интернационалисты под командованием майора Пауля Грейзе. Старые друзья знали его с 1925 года как Поля Армана, студента парижского радиоинститута. Но Гришин знал, что Арман — это Петр Тылтынь, латыш, коммунист с 1920 года. Уже в конце октября Арман и его танковая рота приняли боевое крещение в городе Сесенье, громя итальянские танки «ансальдо» и отряды фалангистов. Фашисты зверствовали в ответ на неудачи. У погибшего в бою храброго танкиста лейтенанта Селицкого фашисты отрезали язык, штыками вырезали на груди пятиконечную звезду. Это был один из бесчисленных случаев фашистских надругательств над советскими воинами. Сдерживая свирепый напор врага, геройски дрались танкисты у Карабанчель-Альто, вели бои в районе шоссе Ла-Корунья, у мостов Толедо и Принцессы. Неоценимый вклад внесли танкисты-добровольцы в оборону Мадрида.
— Вива лос танкистос! — кричали им мадридцы. Пассионария славила русских героев в своих пламенных речах.
По ходатайству генерала Гришина в конце декабря 1936 года Президиум ЦИК СССР присвоил звание Героя Советского Союза славным танкистам Арману, Селицкому, Осадчему, Куприянову…
В начале 1937 года Гришин проводил героя на Родину. (Упомянем, что Поль Арман в годы Великой Отечественной войны командовал дивизией и пал смертью храбрых летом 1943 года на Волховском фронте.)
В ноябре 1936 года мятежники стремительно форсировали Мансанарес и прорвали оборону Мадрида на участке анархистов. Началась рукопашная, обагрились кровью штыки, белые бурнусы и синие моно. Дуррути и его друзья дрались как разъяренные львы. Так, по крайней мере, доложил один из испанских офицеров генералу Гришину.
А дальше — дальше день слился с ночью. Кошмар битвы в Университетском городке, где вместе с республиканцами отличились интербригадовцы. Чудовищные бомбежки и артобстрел Мадрида, развалины госпиталей, огромные пожары, пожирающие целые кварталы, страшные воронки, обнажившие тоннели неглубокого столичного метрополитена… Город зияет глазницами выбитых окон. Порой из проемов вырывается огонь и валит дым. Горят международные отели и жалкие лачуги. От зажигательных бомб гибнут дворцы и музей со всеми его сокровищами, объявленными республикой народным достоянием.
Вечером 20 ноября в кабинет генерала вошел, пошатываясь, вконец измученный военный советник, повалился в кресло.
— Дуррути убит, — сказал он тихо, отирая ладонью потное, смуглое лицо.
Генерал сжал кулаки. Утром Буэнавентура Дуррути заходил в штаб, по всему зданию гулко разносился его живой, сочный голос…
Дуррути трижды приговаривали к смертной казни — в Испании, Чили и Аргентине; он сидел в тюрьмах, а выйдя, продолжал борьбу, дрался на баррикадах… И он же защищал Барселону…
На войне как на войне. Дуррути пал не в атаке со знаменем в руке. Он вышел из машины на своем КП и упал, сраженный пулей.
Казалось, накал битвы достиг апогея. Генералиссимус Франко вновь громогласно обещал взять со дня на день упрямый Мадрид. Парад «Фаланхи эспаньоль» назначен на сей раз на 25 ноября у дворца военного министерства. Вечером 25 ноября генерал Гришин выглянул из окна министерства: что-то не видно никакого парада…
Угрюмое дождливое утро застало генерала в штабе командира 12-й Интербригады в Университетском городке. Командиром только что был назначен его старый знакомый — генерал Лукач, он же известный венгерский писатель Мате Залка. Гусарский офицер австро-венгерской армии, он попал в 1916 году в русский плен. В 19-м был у партизан Сибири. С 1920 года — в Красной Армии. Кавалер ордена Красного Знамени. Друг Дмитрия Фурманова. Потом большевик Залка служил два-три года в ВЧК, там Гришин с ним и познакомился. Однако этого венгра всегда тянуло к искусству. В 1925—1928 годах он возглавил Театр Революции в Москве. Давно они не виделись, в последний раз генерал звонил Залке по телефону, просил контрамарку на какой-то спектакль, да не смог пойти — пошла одна жена. И вот встреча двух необыкновенных генералов. Разговор по-русски, по-немецки под разрывы снарядов у богадельни Санта-Кристина.
— Испанская трагедия, — говорил бывший директор Театра Революции, — пролог, увертюра второй мировой войны.
