— Ну начинайте же, сволочи!..

Но они не начинали, чего-то ждали. Лишь авиация наращивала удары. Небо покрылось разрывами зенитных снарядов. В воздухе шли схватки наших истребителей с гитлеровскими пиратами. Как потом стало известно, именно в эти дни в Крыму было сосредоточено огромное количество бомбардировщиков типа «юнкерс» и «хейнкель». Над участком, простирающимся от Мамашая до Балаклавы, появлялось до двухсот самолетов одновременно. Все они вываливали до десяти бомб разного калибра, но ни танки, ни пехота в атаку не переходили. Дело шло на выматывание нервов, велось, так сказать, психологическое сражение.

Разведчики зря времени не теряли. Они вместе с саперами и пиротехниками готовились к очередной операции.

Стрелковые отделения одной роты занимали оборону по гребню северо-восточного отрога Телеграфной высоты. Отсюда в свое время скатывались «живые камни». Теперь разведчики решили использовать такую возможность в другом плане.

Целый день бойцы снаряжали железные бочки порохом, бензином, мазутом, затем присоединили к ним запальные шнуры, и получилось что-то вроде огневых колесниц. Каждой бочке предстояло преодолеть свой путь и взорваться в разное время: запальные шнуры были поставлены различной длины.

Перед началом «наступления» горящих бочек было приготовлено достаточное количество камней-валунов, а две бочки с гремящими камнями — просто для шума.

В полночь над гребнем взвилась красная ракета. Сначала на головы гитлеровцев покатились валуны, затем — бочки с камнями, а потом уж и горящие. Вражеские пулеметчики открыли по «колесницам» бешеный огонь. Бронебойные пули пробивали бока бочек, и пламя увеличивалось: из пробоин вылетали языки огня. Это окончательно убедило фашистов, что русские применили новое оружие: какие-то самоходные огнеметы.

Почти до рассвета продолжалось «наступление» горящих бочек, которые в конце своего пути взрывались, разбрасывая во все стороны воспламенившийся мазут.

Дмитришин, все его боевые друзья, все защитники Севастополя были уверены — Севастополь выстоит.

Разведчики считали, что главный удар гитлеровцы нанесут непременно на их участка, потому что нет более грозных и более опасных для врага защитников Севастополя, чем взвод Дмитришина. Это не преувеличение. Так думали тогда севастопольцы о себе и своих боевых друзьях.

— Я почти физически ощущал, — говорит Дмитришин, вспоминая ту пору, — сколько орудий, пулеметов, автоматов нацелено на наш участок, в мою грудь. Значит, не такая уж она у меня узкая. В ней вместился весь Севастополь, стойкий и непреклонный.

Тогда, 6 июня 1942 года, он не знал, что против осажденного гарнизона Севастополя, насчитывавшего в своем составе чуть более 106 тысяч изнуренных в боях воинов, 600 орудий и минометов с ограниченным количеством снарядов и мин, 38 танков и 53 самолета, Манштейн бросит более 200 тысяч солдат и офицеров, 2045 орудий и минометов, 450 танков и 600 самолетов…

Наконец стало известно, в какой день и в какой час начнется новое наступление гитлеровских войск. Был перехвачен приказ Манштейна:

Наши артиллеристы упредили противника: они открыли ураганный огонь по исходным позициям гитлеровских войск в 2 часа 55 минут. Всего лишь на пять минут получилось упреждение, больше не могли: истощился бы запас снарядов. Но и эти минуты дорого обошлись гитлеровцам.

Как и в декабре прошлого года, враг рвался к Севастополю через Мекензиевы Горы и через район Камары к Сапун-горе. Этот участок находился в полосе обороны 7-й бригады.

В воздухе стоял беспрерывный гул. Кружилась голова. Сотни «юнкерсов» сбрасывали на позиции морской пехоты фугасные и осколочные бомбы. Солнце потонуло в дыму и пыли.

После авиационного и артиллерийского удара по участкам, где, казалось, уже все было стерто с лица земли, бешено застрочили длинными очередями пулеметы, а затем… Затем поднялась пехота врага. Поднялась и тут же была встречена огнем морских пехотинцев, которые будто ожили из мертвых. Из дымящихся руин, из разбитых траншей в гитлеровцев полетели гранаты.

Вот срезана первая цепь, вторая… Появилась третья, более многочисленная. Ее поддерживает огонь орудий и минометов. Силы неравные, и на отдельных участках противнику удалось все же ворваться в расположение наших позиций. Рота, стоявшая на правом фланге батальона, приняла на себя главный удар. Бойцы этой роты не отступили ни на шаг, и все до единого погибли.

— Товарищ генерал, на участок, где стояла первая рота, посылаю разведчиков, — доложил по телефону комбат командиру бригады Жидилову, получившему накануне этих событий звание генерала.

— Скажите разведчикам: я надеюсь на них, — ответил Жидилов.

Дмитришин тут же побежал к своим разведчикам и передал содержание разговора комбата с генералом. На лицах его товарищей ни тени смятения. Они готовы выполнить любое задание командования.

В какие-то короткие минуты Дмитришин вспомнил характеры и привычки каждого из них и поймал себя на мысли: «Зачем я это делаю? Не уверен, что выйдем живыми из боя? Нет, мы выстоим!»

Под прикрытием железнодорожной насыпи разведчики быстро пробрались к развалинам станционных складов. Здесь было много раненых. Разведчики отдали им свои фляги с водой. По мере приближения к окопам первой роты раненые и убитые встречались все чаще и чаще. Продвигаться трудно. Справа, вдоль траншеи, хлестал немецкий пулемет. Противник успел занять наш дот и теперь использовал его против нас.

Разведчики залегли за бугром. Дмитришин всматривался в знакомую тропинку, что ведет в сторону Верхнего Чоргуна, где притаился враг. Надо выбить пулеметчиков из дота ударом с тыла, откуда гитлеровцы не ждут.

Вспыхнула яростная перестрелка. Через несколько минут боя вражеские автоматчики начали отходить. Приподнявшись на локоть, Дмитришин окинул взглядом свой взвод: потерь, кажется, нет. Остановил взгляд на Азове и не поверил своим глазам: рискуя жизнью, он стоял на коленях и перевязывал бинтом искалеченную яблоню.

Вдруг, как вкопанный, замер Капланов: кончились патроны. К нему подскочил разведчик, и они вдвоем бросились на фашиста, чтобы добыть автомат.

Азов, закончив бинтовать яблоню, побежал по ходу сообщения к доту. В руках у него гранаты. Бросает он их точно и далеко. Гитлеровцы не выдержали, отошли.

Наконец дот перешел в наши руки. Боевые позиции первой роты были восстановлены. Тяжело ранены несколько бойцов. Разведчиков осталось семнадцать человек. Этим составом они и удерживали позиции первой роты до утра следующего дня, пока не прибыло подкрепление.

С утра 27 июня центром обороны Севастополя стала Сапун-гора с ее многоступенчатой стопятидесятиметровой скалой, поднявшейся над всей долиной.

Позиции, занятые морскими пехотинцами на крутых склонах Сапун-горы, были господствующими, и даже невооруженным глазом отсюда можно было разглядеть, что делает противник.

Взвод разведчиков разместился невдалеке от командного пункта генерала Жидилова. Бригада морских пехотинцев врастала в каменистую высоту.

Ночь на 28 июня была для Дмитришина, пожалуй, самой рискованной, хотя разведчики без риска и не работают. Но на этот раз риск действительно был отчаянный. Дело в том, что на Ялтинском шоссе, на крутом повороте перед Балаклавой, под нависшей скалой советскими минерами были заложены мощные фугасы. Они должны были сработать под давлением на корку асфальта тяжелых танков или мощных орудий противника. Но авиаразведка сообщила, что там беспрепятственно передвигаются вражеские танки и орудия. А на проявленных фотопленках видна целехонькая скала. Стоит себе без всяких изменений, как сотни лет назад. А на верхнем ее выступе, как установили фототопографы, появился даже наблюдательный пункт какого-то крупного начальника. Кто-то сказал, что чуть ли не самого фон Манштейна. Короче говоря, перед Дмитришиным встала задача: фугасы должны сработать!..