— Корошо, корошо, — успокаивал Кубят. — Все обошлось корошо… Я освободился раньше, чем думал… А теперь, судруг Николай, пойдем. Фердинанд уже ждет. Там будет корошо. Поправишься.
До соединения группы с наступавшими частями Красной Армии Сухов находился там. Хозяйка дома Амелия, худенькая, добродушная женщина, ухитрялась как-то достать медикаменты, лечила советского воина.
С того времени разведгруппой командовал Алексей Фильчагин. Рано ушедшие из жизни отец и мать — они умерли, когда Алексею не было и десяти лет — научили его любить родную землю. Перед войной женился. В ноябре сорок первого, на девятнадцатом году, ушел в армию. Высокого смуглолицего солдата зачислили в воздушнодесантные войска. Вместе с Суховым пришел в разведку и никогда более не расставался с другом.
Уважали бойцы своего нового командира. Шутка ли сказать, пятый раз находится в тылу врага. Сколько же раз он испытывал судьбу!
Фильчагин хорошо знал своих друзей. Трудная и опасная работа еще на предыдущем задании в Словакии сплотила их. В ночь на 26 августа 1944 года десантировались они в Восточную Словакию. Группа действовала в пятидесяти километрах северо-восточнее Кошице, в районе города Гуменне.
Тогда в штаб фронта ежедневно докладывали о перебросках войск и боевой техники противника. Алексей на всю жизнь запомнил донесение, направленное 4 сентября, в котором сообщалось:
«В Стропкове расквартированы пехотные и танковые подразделения гитлеровцев, предназначенные для разоружения словацких частей…»
Довоевался Гитлер! Стал силой разоружать тех, на чью помощь рассчитывал.
Как-то разведчики сообщили своему командованию о вражеском эшелоне с боеприпасами, обнаруженном на полустанке. Через несколько часов советская авиация отыскала состав в Медзилаборце. Два советских штурмовика обрушили по вагонам ураганный огонь из пушек и пулеметов, обстреляли реактивными снарядами, сбросили бомбы. После того как наши «Илы» исчезли, часа два еще полыхало пламя на железнодорожной станции, рвались боеприпасы в охваченном пламенем эшелоне.
12.
— Товарищ Алексей! С Бертой неладно, — с тревогой сказала Аша при встрече с Фильчагиным.
— Что с ней?
— За нею следят германцы.
— Почему ты так думаешь?
— К нам в будку зачастили полицейские, солдаты и какие-то люди в гражданской одежде. Раньше этого никогда не было. Спрашивают о Берте… Она мне говорила, что несколько дней назад, когда была на станции Моржков, чтобы проверить, какой груз везли фашисты в эшелоне, к ней подошел какой-то тип и спросил: «Что ты тут ищешь?» Берта ответила, что ничего не ищет, тогда тот погрозил ей пальцем и сказал, что она излишне часто появляется на станции. И добавил: «Это может плохо кончиться!»
— Ты предупреждала ее об осторожности?
— Конечно, но она говорит, что осторожничать некогда. Надо помогать русским, а то скоро эта помощь им не понадобится. Красная Армия наступает, и сведения о германцах нужны сейчас, а не тогда, когда русские солдаты будут здесь… Она, конечно, правильно говорит. Я с ней согласна.
Беспокойство Фильчагина усилилось, когда Малышев, вернувшись от «почтового ящика», доложил:
— От Берты нет сведений. «Почтовый ящик» пуст.
— Неужели стряслось что-нибудь с девушкой? Только этого нам не хватало.
— Берта знает, где находится наша база? — спросил Малышев.
— Нет, конечно. Но на всякий случай надо приготовиться к смене базы. А я, пожалуй, пойду на место встречи с Бертой. Может быть, придет.
Извилистая лесная тропинка привела Фильчагина к упавшему дереву, на котором сидела Берта. Мрачная, со слезами на глазах, она, увидев Алексея, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
— Что с тобой? — спросил Фильчагин, присевший рядом. Его тревога усилилась. Берта не могла произнести ни одного слова. Она горько плакала. Фильчагин попытался сказать ей что-нибудь утешительное, но у него это не получилось.
— Успокойся! Что случилось?
— Кажется, я попалась, — чуть слышно ответила Берта. В это время она, согнувшаяся, сжавшаяся в клубочек, была неузнаваема. Куда делась ее удаль, смелость!
Берта рассказала, что она видела, как за нею следили незнакомцы, когда она появлялась на станции. Она заметила слежку и за домом, в котором живет…
— Возьмите меня к себе! — попросила Берта.
— Тобой рисковать не имеем права. На нашу базу в любое время могут напасть каратели…
— Что же делать? Что делать? — спрашивала Фильчагина отчаявшаяся девушка. — Домой идти нельзя, в будке сидеть тоже нельзя. Ну укройте же меня у вас! Я буду воевать вместе с вами. Не подведу. У меня много сил, я смелая. Вы в этом убедитесь. Поверьте мне! Прошу вас…
— Успокойся. Что-нибудь придумаем. Скажи, у тебя родственники вдали от Моржкова есть?
— Никого нет. — Голос у девушки окреп и она оживилась: — Надежда только на вас, советские товарищи.
— Ну, давай договоримся так. До ночи ты пока укройся в лесу, подальше от будки. А в десять часов приходи сюда. Подготовим для тебя надежное место.
13.
В давно неремонтированной комнате за канцелярским столом, на котором лежала кипа служебных бумаг, сидел, развалясь в кресле, пожилой тучный эсэсовец. Он бросал гневный взгляд то на стол, то на неловко стоявшего перед ним невысокого мужчину в гражданском костюме, только что приехавшего из Зашовы. Напряженную тишину нарушили гул пролетавших самолетов и отдаленные выстрелы зенитных орудий.
Штурмбанфюрер хотел что-то сказать своему подчиненному, но зазвонил телефон. Доложили, что партизаны уничтожили подвижную радиостанцию.
— Что? Радиостанцию? — закричал разъяренный гестаповец. Его голос сорвался.
— Да, около Рожнова.
— Ту самую, которая обслуживает ягдкоманду?.. Черт побери! Вместо того, чтобы нам истреблять партизан, они, эти бандиты, нас уничтожают.
— Где Альпинист? Арестовать его!
— Он убит на радиостанции…
14.
В штаб 4-го Украинского фронта ежедневно поступали сведения о противнике, добытые разведгруппой Юрия. В апреле и начале мая 1945 года группа доносила:
«В западном направлении за сутки прошло 9 железнодорожных эшелонов (222 вагона). При этом проследовало: 79 вагонов с эвакуированным гражданским населением, 42 вагона с рабочими для рытья окопов, 35 платформ с каменным углем…»
«За сутки противник перебросил в восточном направлении 134 вагона с личным составом и 11 платформ с автотранспортом…»
«По шоссейной дороге в западном направлении за день прошло более четырехсот конных повозок с боеприпасами и продовольствием…»
«Все дороги забиты поспешно отступающими немецко-фашистскими войсками…»
«За истекшие сутки по шоссейной дороге из Френштата на запад прошло 2200 грузовых автомашин с солдатами и офицерами вермахта, 3200 конных повозок с боеприпасами и продовольствием, около 700 орудий разного калибра…»
Огненный вал войны неудержимо перемещался на запад. Улицы населенных пунктов наполнялись пылью, взвихренной грузовыми автомашинами, конными повозками, колоннами отступающих солдат вермахта. А 6 мая разведчики увидели передовые части наступающих войск 4-го Украинского фронта. Грозно шли вперед танки, пехота, артиллерия, войска специального назначения. Почти беспрерывно слышался гул моторов в воздухе: это пролетали бомбардировщики, штурмовики, истребители, транспортные самолеты с, красными звездами на крыльях.
В тот день Малышев передал в штаб фронта запомнившуюся на всю жизнь радиограмму:
«Сегодня утром в район наших действий вошли наступающие войска Красной Армии… Группа готова к выполнению очередного задания Родины…»
Николай Малышев свернул рацию и, возбужденный, быстро забрался на вершину Ништина, туда, где родятся облака. Он сдвинул шляпу на затылок, ладонью коснулся лба, чтобы вытереть выступившие капельки пота, и… как бы заново увидел всю эту красоту: горные хребты, долины, ущелья, леса. Как хороша земля, обретшая свободу!
