— Так кому ты веришь? — спросила Люси. — Дженкинсу или мне?

— Но его нет в чековой книжке, — настаивал Оливер, и ей хотелось заорать от этого тихого настоятельного тона в трубке, — я не могу найти квитанции, и он был чрезвычайно груб сегодня, когда я остановился, чтобы заправиться. Очень неудобно, Люси, когда человек подходит к тебе и заявляет, что ты должен ему семьдесят долларов за три месяца, когда ты в полной уверенности, что все оплачено.

— Мы действительно оплатили все, — упрямо стояла на своем Люси, на самом деле не помня ничего определенного по этому поводу.

— Люси, я повторяю, — сказал Оливер, — мы должны найти счет.

— Что я должна по-твоему сделать? — закричала она, несдержавшись и повысив тон. — Приехать и поискать самой? Если тебе так угодно, я завтра сяду на утренний поезд.

Джеф при этих словах резко вскинул глаза, и сразу же вернулся к игре. — Осторожно королева в опасности, — предупредил он Тони.

— У меня смертельный план, — заявил Тони. — Смотри.

— Нет, нет, — устало сдался Оливер. — Я сам поговорю с ним. Забудем этот разговор.

Когда он говорил «забудем», Люси знала, что это приговор, небольшой очередной карательный приговор.

— Ну как там у вас? — спросил Оливер холодно, как бы дисциплинируя жену. — Как Тони?

— Играет в шахматы с Джефом, — отчиталась Люси. — Хочешь поговорить с ним?

— Да, если можно.

Люси положила трубку на стол.

— Отец хочет поговорить с тобой, Тони, — сказала она сыну. И не успел Тони поздороваться «Привет, пап», как она вышла из комнаты.

Она чувствовала, что Джеф наблюдает за ней, и выйдя на крыльцо, она не понимала, что выглядела униженной и неестественно напряженной.

— Мы сегодня видели оленя, — рассказывал Тони. — Он вышел к озеру попить.

Люси пошла через лужайку на берегу озера, потому что не хотела больше возвращаться к разговору с мужем. Луна была полной, ночь теплой, и над озером струилась легкая молочная дымка. С противоположного берега слышались звуки горна. Каждую ночь там в лагере, горнист устраивал небольшой концерт. Сегодня он играл французский боевой клич, и странная быстрая мелодия делала весь пейзаж каким-то неузнаваемым и меланхоличным, размывая очертания озерных берегов и скрывая все в поднимающемся тумане. Люси остановилась, обнимая свои обнаженные плечи, так как у воды было уже прохладно, ее раздражение постепенно успокаивалось и под влиянием лунного света и звуков горна перерастало в острую жалость к себе самой. Позади послышались шаги. Она не обернулась, и когда Джеф обнял ее, он почувствовал себя не взрослой женщиной, преследуемой подростком, а ребенком, которого хотят защитить. Она повернулась и встретив его губы, ответила на поцелуй, и как будто боль от только что нанесенного удара начинала уходить. Его руки нежные и сильные скользили по обнаженной спине Люси, мягко, осторожно и одновременно настойчиво. Она отвела голову, и не уходя от объятий, уткнулась лицом в его плечо.

— О, боже, — прошептал Джеф. Он взял ее за подбородок и попытался поднять ее голову, но она сопротивлялась, все сильнее прижимаясь лицом к плотной ткани его рубашки.

— Нет, — просила она. — Нет, больше не надо…

— Потом, — шептал он. — В моем распоряжении маленький домик. Сестра уехала на неделю в город.

— Прекрати.

— Я так примерно себя вел, — сказал Джеф. — Больше не могу. Люси…

— Маа… — Это был голос Тони, высокий, детский голосок, звучащий с другого края лужайки у дома. — Мама… Люси вырвалась из рук и поспешила к крыльцу.

— Да, Тони, — откликнулась она, добежав до крыльца.

— Папа спрашивает, хочешь ли ты еще что-то ему сказать.

Люси остановилась, облокотившись о перила крыльца, стараясь восстановить дыхание. — Нет, если он не хочет сам сказать что-то определенное, — ответила она через открытое окно.

— Мама сказала, что нет, если ты сам не хочешь сказать ей что-то, повторил Тони в трубку.

Она прислушалась. Последовала тишина, затем Тони сказал:

— Хорошо. Скажу. Пока. — И раздался щелчок, трубка была повешена. Мальчик высунул голову из окна, приподняв портьеру.

— Мама, — позвал он.

— Я здесь, — откликнулась Люси из темноты крыльца.

— Папа сказал, что не сможет приехать на выходные. Должен приехать человек из Детройта и он должен с ним встретиться.

— Хорошо, Тони, — ответила Люси, наблюдая за Джефом, который медленно приближался к дому по лунной дорожке. — Теперь, если ты собираешься спать здесь, то уже готовься ко сну.

— Мы еще не доиграли в шахматы, — возразил Тони. — Я загнал его в угол.

— Закончите завтра, — сказала Люси. — Он все еще будет загнанным в угол.

— Лады, — сказал Тони и спрятался в комнате, с шумом опустив штору.

Джеф подошел к крыльцу и остановился прямо перед Люси. Он протянул к ней руки, но она отстранилась, включила свет на столике возле большого гамака, в котором намеревался спать Тони в эту ночь.

— Люси, — прошептал Джеф, следуя за ней. — Не убегай.

— Ничего не было, — сказала она и нервным движением затолкнула рубашку Тони, к которой днем пришивала пуговицы, в корзину с шитьем, стоявшую на столе. — Ничего не было. Забудьте все это. Умоляю вас. Забудьте.

— Ни за что, — он приблизился к ней, протянул руку и коснулся ее губ. — Твои губы… Она услышала свой стон будто звук со стороны, который удивил ее. Ей казалось, что она теряет контроль над собой, не справляется с самыми простыми жестами, движениями рук, голосом. — Нет, — сказала она и оттолкнув Джефа отошла в сторону, с силой вытирая губы ладонью.

Из дома вышел Тони, навьюченный постельными принадлежностями, которые он свалил в гамак.

— Послушай, Джеф, — сказал он. — Чур не смотреть на доску до завтрашнего утра.

— Что? Ты о чем? — Джеф медленно повернулся к мальчику.

— Никаких нечестных преимуществ, — предупредил Тони. — Обещаешь?

— Обещаю, — произнес Джеф и натянуто улыбнулся ребенку, затем он наклонился, поднял с пола телескоп, валявшийся под стулом и казалось полностью углубился в полирование линз рукавом своей рубашки.

Люси наблюдала за Тони, который начал раскладывать простыни и одеяла на гамаке.

— Ты уверен, что хочешь спать именно здесь сегодня? — спросила она, при этом думая, что проявление материнской заботы приведет ее в чувства. -Тебе не будет холодно?

— Да ведь не холодно, — весело ответил Тони. — Миллионы людей спят на улице летом, правда, Джеф?

— Миллионы, — подтвердил Джеф, продолжая протирать линзы телескопа. Он сидел согнувшись, и Люси не могла видеть его лица.

— Солдаты, охотники, альпинисты, — перечислял Тони. — Я напишу папе и попрошу его привезти мне спальный мешок. Тогда я смогу спать и на снегу.

— Еще успеешь, — отозвался Джеф. Он встал и Люси, наблюдавшая за ним, увидела выражение его лица — спокойное, обычное, снова говорящее о дружеской и скептической заинтересованности, которую он всегда проявлял к Тони.

Нужно остерегаться его, подумала Люси. Он слишком упорен для меня. Не только талии молодых людей бывают гибкими.

— У тебя много времени, — беззаботно повторил Джеф. — В двенадцатой мировой войне.

— Не смешно, — взорвалась Люси. Она подошла к гамаку и принялась помогать Тони стелить.

— Извините, — поправился Джеф. — В пятнадцатой мировой войне.

— Не злись на него, мамочка, — вступился за друга Тони. — У нас с ним договор, что он будет разговаривать со мной как с двадцатилетним.

— Не будет никакой двенадцатой, пятнадцатой — вообще никакой мировой войны, — сказала Люси. Ее пугала сама мысль о войне и она не читала новостей из Италии, где уже год шла гражданская война, и ей удавалось не разрешать Оливеру покупать для Тони оловянных солдатиков или воздушные винтовки, даже когда ребенок был младше. По правде говоря, ее не столько беспокоил бы этот вопрос, если бы она могла быть уверена, что какая бы война не разразилась, это произойдет либо, когда Тони слишком мал, либо слишком стар, чтобы принимать в ней участие. И если бы ее заставили высказать свое мнение, то она бы заявила, что патриотизм существует только для людей с большими семьями. — Поговорите о чем-то другом, — предложила она.