Когда приходит время поворачивать с тропинки на более оживленную дорогу, я сгибаюсь, как будто сплю, натягиваю местную шляпу от солнца на самые уши. Теперь встречным трудно будет оценить мою внешность и фигуру, да и местные, мимо домов которых я буду проезжать, не смогут вспомнить ничего про возчика обычной такой подводы.

Проселочная, как говорят у нас, не очень обжитая дорожка — не то место, где на тебя не обратят внимание. Но, идя своими ногами, ты так не спрячешься, как можно устроиться, просто сидя на облучке.

Я могу, конечно, бросить подводу сразу, как только выеду и пробиваться к дороге, ведущей к городу от моста, через лес, только это достаточно большой крюк выходит. Везде я буду бросаться в глаза не меньше, чем катясь на подводе. Все жители и путники с удовольствием рассмотрят нового в этих местах человека и не забудут про него, когда спросят, даже, через неделю или две.

Поэтому я лучше отдохну, притворяясь дремлющим, спрятав лицо за панамой и воротником, одежда у меня обычная, ничем не примечательная.

Тем более, мне есть, что обдумать, после кровавой тризны над морем.

Лошадка бодро бежит, радуясь пустой подводе и концу рабочего дня, то, на что у Рыжих ушло три часа пути, мы с ней проезжаем за полтора. Несколько раз меня окликают встречные путники, приветствуя и спрашиваю все, что им в голову пришло. Только я притворяюсь спящим, машу рукой в ответ и ничего не отвечаю голосом, понимая, что мой, почти уже незаметный, акцент является достаточно приметной чертой, которая может привести именно ко мне.

Хотя, переселенцев в Астор довольно много, с Севера, из Бейств и беглецы из той же Астрии, но, лучше новые следы не оставлять за своей спиной.

Когда я вижу за поворотом тот самый перекресток, где Рыжие получили моральную плюху от лесорубов, даже, переплатили за заказанные дрова, чего с ними бывает не каждый год, я останавливаю лошадку и спрыгиваю в кусты, делая вид, что меня срочно приперло по-маленькому или, даже, по-большому. Мешок я прихватываю с собой, что вполне понятно быстро шагающей мне навстречу паре путников, спешащих добраться к себе домой до темноты.

Чужую лошадь воровать в местных условиях — чревато, они все наперечет, а вот мешок прихватить с подводы у зазевавшегося возчика, вполне в духе времени, места и обстоятельств.

Мешок с волшебным палантиром? Лечащими артефактами? Поясом Старшего, теперь, упокоенного Рыжего?

Я углубляюсь в кусты и выбираюсь из них на соседнюю дорогу, где мне навстречу из города тянется негустой поток задержавшихся в Асторе крестьян, шумно обсуждающих сегодняшнюю торговлю и цены на рынке.

— Дешево я сегодня молоко и творог отдал, всего за шесть данов все, что было с собой. Меня потом раз десять спросили, что из молочного осталось, я только руками разводил в ответ, — слышу я рассказ ближайшего мужика своему соседу и, едва взглянув на мою, появившуюся из кустов, фигуру, они огибают меня и, забыв тут же про про нашу встречу, весело смеются, вспоминая какого знакомого хуторянина.

Я приближаюсь к воротам, куда мне так хочется побыстрее зайти и не нарезать лишние круги, но, из осторожности, сначала я добираюсь до примеченных утром кустов и пройдя по дорожке с пару сотен метров, с огорчением разглядываю в бинокль, в наступающих сумерках, лицо, уже немного знакомого, старшины Брона.

Не знаю, сможет ли он вспомнить через пару дней, кто проходил в этот вечер в Речные ворота, но, лучше не рисковать. Память на лица у Стражи хорошо развита и это, даже случайное, воспоминание может поломать мою жизнь и карьеру, особенно — карьеру в Асторе, жизнь то я как-нибудь уж сберегу, отобьюсь по-любому.

Ворота начинают закрывать, оставляя небольшую щель, в которой каждого входящего внимательно осматривают при свете факелов.

Точно, не мой вариант, понимаю я и спешу обойти ворота, потом нахожу тропу, ведущую вдоль стены и уже бегу, опасаясь не найти в наступающей темноте то самое место, где желательно подняться на стену.

Вот и оно, слава богу!

Я ловко цепляюсь за выемки и доползаю до края стены, где, подняв голову, бросаю поиск вперед и тут меня ждет сюрприз, за соседним домом есть какая-то жизнь, чего-то в сумерках ожидает пара мужиков. Впрочем, висеть на руках нет смысла, тем более, меня очень прижимает по времени необходимость окончательно закрыть вопрос с местной ячейкой Рыжих в городе. Пока новость о массовом убийстве или самоубийстве не дошла до городских властей, которые с удовольствием избавятся от надоевших всем жильцов, насколько я знаю о таких настроения, задав пару вопросов приятелям, дежурящим перед Ратушей.

Сейчас, примерно около семи вечера, через час Грита начнет выступать и мне хорошо бы, в это время, уже оказаться во дворе самого трактира, готовясь перелезать через забор между ним и усадьбой.

Поэтому, я сажусь на стену и подпитываюсь от палантира, восполняя потраченную ману, одновременно наблюдая за засадой, которая, похоже, расслышала мое продвижение по стене и мужики разделились. Один остался стоять на месте, второй двинулся в обход разрушенного дома, похоже, собираясь зайти ко мне в тыл. Я, честно говоря, надеялся, что они просто уйдут, поняв, что не одни здесь.

Мне кажется, что это местные жулики ждут поставку серого товара или просто решили кого-то ограбить, зная, что это рабочая тропа для контрабанды. Только, как они собираются слаженно сработать в наступающей темноте, мне не понятно еще.

Пока второй деятель обходит дом, я спускаюсь, стараясь не шуметь, но, получается это так себе. Потом прижимаюсь в самому дому и замираю, понимая, что надо немного пошуметь и спровоцировать чего-то ждущих хитрованов. Нахожу подходящий камень и бросаю его на десяток метров вперед, камень катится с немалым шумом и из-за угла, навстречу производимому шуму выскакивает первый засадник, замахиваясь дубинкой и замирает, понимая, что никого нет рядом и его провели. Второй, в это время, выбегает из-за угла и тяжело бежит в мою сторону, шумно сопя носом и вскоре появится рядом со мной.

На улице серые сумерки, но, меня он не пропустит, мне не спрятаться среди небольших каменных обломков от его взгляда. Я уже жалею, что не оставил себе копье, когда получается рассмотреть приближающуюся фигуру.

Да это же Рябой! Вот так встреча!

Не запланированная, но, похоже, предначертанная судьбой.

Вот кто шарится по вечерам около контрабандной тропы и мечтает ограбить переносчика левого товара, понимая, что тот жаловаться в Стражу точно не пойдет.

Что же, это — судьба!

Пришло время и начинающему главарю кодлы помереть, пусть, еще не заказали ему Рыжие мою жизнь. Да, теперь уже и не закажут, ведь, про меня и мое участие в смерти первых Рыжих они так и не узнали, пока не пришло время самим прощаться с белым светом.

Только судьба не собирается отступать от правил и посылает будущего мертвеца под удар, никуда мне от этого не деться.

Я выпрямляюсь, накидываю на себя защитный купол, делаю его маленьким, по своей фигуре и вижу, что Рябой заметил мою неясную тень, догадался, что я и есть тот контрабандист, которого они услышали и собираются ограбить. Он меняет свое направление, бежит ко мне, взмахивает дубинкой и делает, достаточно умело, несколько обманных движений, чтобы сбить меня с толку, откуда будет нанесен удар, лупит со всей дури по моей, видной еще в сумерках, голове. Дубинка отскакивает от полога, свирепая радость на его лице переходит в недоумение, потом гримаса понимания, что именно сейчас произошло, озаряет его лицо и тут, после моего шага вперед, я перехватываю руку с дубинкой, а кинжал входит ему в живот, заставляя его согнуться и застонать от боли.

Я выдергиваю окровавленное острие и снова бью в другую сторону живота, потом еще и еще несколько раз, повторяя движения Кроса, которыми он отправил на тот свет главаря. Получается у меня это движение не так идеально отточено, конечно. Потом отталкиваю его от себя, и он валится со стоном на землю, а я поворачиваюсь к подельнику и едва успеваю прикрыть глаза от мелькнувшей дубинки перед лицом, это тот же Ежик храбро бросился на помощь своему вожаку.