Они разыскали волшебника в Пирамиде, и, пока Мьюла кокетничала с ним, Юлиса потихоньку подменила посохи. Затем, дарианка сказала, что идет в туалетную комнату, и пошла туда, где ее уже ждала Юлиса с настоящим посохом Керна. Мьюла вся вспотела, пока цепляла на посох одно крохотное заклинание, но зато сделала это так виртуозно, что ни Керн, ни любой другой волшебник мира Ксантины не смог бы не только снять, но даже заметить его. Довольная собой, волшебница вернулась к Керну и еще чуть-чуть поморочила ему голову, пока Юлиса вновь меняла посохи. После этого Мьюла холодно распрощалась с Керном и ушла, оставив его в полнейшем недоумении.

На бои Айвата Мьюла и Юлиса не смотрели, как и обещали. Они тайком наблюдали за Керном. Тот пару раз обращался к посоху, что-то колдуя, и Мьюла каждый раз тихонько прыскала от смеха, представляя, как ее заклинание начинает свою диверсионную работу.

– Ну что происходит, расскажи, – ныла Юлиса.

– Скоро сама увидишь, – отнекивалась Мьюла. Но сестрица Айвата настаивала, и дарианка не выдержала: – Ладно, расскажу. Я закольцевала магический канал его посоха на простенькое заклинание воровства. Теперь каждый раз, когда он произносит какое-то заклинание, он тырит у кого-то из присутствующих нечто ценное. Например, после первого заклинания он упер у жены хозяина Пирамиды фамильную реликвию – брошь с изумрудами, а во второй раз – жемчужное ожерелье у герцогини… как ее там… я не помню ее имя, ну ты мне еще про нее рассказывала.

– Здорово! – взвизгнула Юлиса. – Теперь надо стукнуть хозяину Пирамиды: дескать, Керн у вас ворует и…

– Не надо, – перебила Мьюла. – Я заметила здесь в зале несколько волшебников, которые явно настроены на поиск всякого ворья. Скорее всего, они работают на хозяина Пирамиды и скоро доложат ему о Керне.

Так и произошло. На следующий день Керна арестовали. Он возмущался, отнекивался, кричал, но его заключили под стражу и увезли к разгневанному архимагу, который был в ярости от его поступка.

– Теперь минимум его лишат сана волшебника, – довольно рассуждала Мьюла, – а максимум…

– Казнят? – с надеждой предположила Юлиса.

– Какая ты кровожадная, – поддела ее Мьюла. – Казнить не казнят, а опозорить опозорят. Из Пятерки выгонят, имущество отберут. Хорошо, если разрешат заниматься магической практикой, а то ведь могут розовый ошейник надеть, и привет.

– Так ему и надо, – удовлетворенно вздохнула девушка.

– Ага, – откликнулась Мьюла.

Они в ожидании Айвата лежали в его номере на кровати и разговаривали. Но вскоре сон сморил их. Когда Айват вернулся, они сладко спали. Он не стал их будить. Урмак постоял у кровати, глядя на них, и подумал, что Мьюла стала для Юлисы настоящей сестрой, а для него… Он вздохнул и счастливо улыбнулся: для него Мьюла стала самым дорогим и любимым существом на свете.

Желая обелить себя, Керн рассказал архимагу о Мьюле, и тот лично прибыл в избушку Айвата познакомиться с загадочной волшебницей. Но Мьюла решила для себя, что не станет больше делать карьеру, она будет просто хорошей женой Айвату и доброй матерью их детям. Поэтому перед встречей с архимагом она спрятала свою ауру силы под слабенькими возможностями весьма средней колдуньи и травницы. Архимаг не сумел раскусить ее. Он отбыл, пылая праведным гневом на обманщика Керна, а Мьюла той же весной вышла замуж за Айвата и вскоре родила сына, которого назвали Сцил.

Семь лет спустя, прохладным осенним утром, Мьюла вдруг почувствовала недомогание. Она сразу насторожилась и обеспокоилась – ощущения живо напомнили ей первые месяцы беременности, когда она вынашивала Сцила.

Мьюла тотчас вспомнила прочитанные некогда строки Скрижалей: «Младший сын убьет и тебя, и отца, и брата. Подумай, прежде чем давать ему жизнь…»

Мьюла думала несколько дней – ходила сама не своя, мрачнее тучи, спорила по пустякам с Айватом и не к месту ругала Сцила. Наконец Айват не выдержал. Он буквально силой увлек ее к живописной рощице, расположенной на пологом склоне ближайшей горы, усадил на заботливо расстеленный коврик и сказал:

– Рассказывай, что стряслось.

– Ничего, – буркнула Мьюла, в который раз удивляясь его безошибочному, почти звериному чутью.

– Ладно, – кивнул Айват и развалился на травке, заложив руки за голову.

Они молчали довольно долго, а потом Мьюла предложила:

– Пойдем домой.

– Нет, я не уйду, пока ты не расскажешь, что стряслось.

– Ну ты как хочешь, а я пошла! – обозлилась она и сделала несколько шагов вниз по склону. Обернулась: – Ты идешь?

– Нет. Я останусь здесь, пока ты мне все не расскажешь.

– Что, и на ночь останешься? – ядовито поинтересовалась Мьюла.

– И на ночь.

– И на день?

Он промолчал.

– Айват, это глупо!

– Глупо… – Он встал, отряхнул со штанов травинки и подошел к ней. – А помнишь, ты сказала, что в нашей семье мы все всегда будем решать вместе?

Мьюла растерянно кивнула.

– Так почему сейчас ты хочешь все решить сама?

– Как ты узнал? – ахнула Мьюла.

Айват не ответил. Он вздохнул и привлек ее к себе. Она уткнулась носом ему в плечо и заговорила. Он слушал затаив дыхание, а потом сказал:

– Пойдем домой, а то уже ужинать пора.

– А что будем делать с… ним? – Мьюла прижала руку к животу и внезапно вздрогнула от изумления. Она знала, что на таком коротком сроке этого просто не может быть, но ей вдруг показалось, что там, внутри нее, в страхе и ожидании бьется крохотное сердечко нерожденного ребенка.

– Мы решим это завтра утром, – ответил Айват. – И знаешь что… Я думаю, Сцил тоже должен принять участие в решении.

– Но он еще ребенок, – возразила Мьюла. – Ему всего семь лет!

– Да, но речь идет о его брате и, кстати, о нем самом, о его жизни и… смерти, – договорил Айват и откашлялся.

Ночью Мьюла никак не могла уснуть, она лежала, слушая, как осторожно вздыхает, боясь разбудить ее, Айват, как сладко сопит за занавеской Сцил. А ближе к утру, едва некрепкий сон смежил ей веки, она услышала Зов. Мьюла почти не удивилась, она была уверена, что Скрижали снова позовут ее. Но на этот раз Зов коснулся не ее одну: беспокойно заворочался и проснулся Сцил, сел в кровати Айват и закрутил головой, прислушиваясь.

– Это Скрижали Пророчеств. Они зовут нас, – негромко сказала Мьюла. От ее голоса Айват вздрогнул и посмотрел в светлеющее окошко. Переспросил:

– Нас?

– Да. Нас. Всех троих.

Тут за занавеску заглянул Сцил:

– Мама, мне страшно.

– Не бойся. – Мьюла зажгла магический огонек, который прыгнул на плечо Сцилу и стал ласкаться к нему, словно озорной котенок. – Иди оденься, сынок. Нас зовут в гости…

Книга лежала в той самой рощице, где накануне разговаривали Айват и Мьюла. Вернее, на этот раз книг было целых три, на одной значилось «Мьюла», на другой «Айват», а последняя предназначалась Сцилу.

В свои семь лет мальчик благодаря Мьюле умел неплохо читать и сейчас с некоторым недоумением прочитал свое имя на странной табличке. Перевернул страницу, с изумлением глянул на мать, а потом стал жадно читать про себя весь текст, старательно шевеля губами.

Айват и Мьюла переглянулись и взялись каждый за свою книгу.

«Ты прошла сквозь Огонь, ты познала счастье, – читала Мьюла. – Сейчас перед тобой весы. На одной чаше Жизнь, на другой Смерть. Тот, кого ты носишь во чреве, способен качнуть весы. В твоей власти помешать ему – не позволить родиться. Но прежде чем принять решение, знай, он – один из Трех…»

Мьюла читала не отрываясь, буквально глотая текст. Потом отлистывала странички назад и перечитывала снова и снова, не в силах справиться с открывшейся ей истиной.

Наконец она перечитала последние строки: «Ты можешь рассказать о прочитанном мужу и сыну», и решительно закрыла книгу. Тотчас Скрижали рассыпались трухой, затерялись в пожухлой осенней траве.

– Мама, – раздался вдруг громкий голос Сцила, – давайте назовем его Темьяном!