Он остановился, взглянул на копье, потом на своих собратьев, потом снова уставился на копье таким взглядом, что я тоже на него посмотрела.

И с ужасом поняла, что моя рука медленно, очень медленно поворачивает смертоносное лезвие прямо на меня. Острый кончик копья, от которого я могла сгнить заживо, приближался к моей коже. Я попыталась направить его на Фейри, но не смогла пошевелиться. Мозг отдавал приказы, но тело не слушалось.

Изнасилование само по себе было жуткой перспективой. Но умирать, как Мэллис, я не собиралась.

Когда острие оказалось в нескольких сантиметрах от моего тела, я попыталась отбросить копье, надеясь, что они забыли заблокировать эту возможность… Это сработало, механизм расслабления включился, в то время как попытка сопротивления – нет. Однажды я пойму, почему так происходит. Копье улетело вглубь часовни. Чаша со святой водой перевернулась, когда копье ударилось о нее; вода зашипела, коснувшись лезвия.

Принцы обрели форму и перестали меняться. Передо мной были невероятно прекрасные мужчины. У меня заболели глаза. Я беспомощно забормотала какую-то невнятицу. Фейри были совершенно голыми, если не считать ожерелий на шеях, которые казались слитками жидкой тьмы. Гладкие золотистые тела были покрыты сложной вязью татуировок, которые менялись, словно картинки в калейдоскопе. В сияющих глазах принцев сверкали молнии.

Мне показалось, что я услышала раскат грома.

Я не могла смотреть на принцев. Мои глаза отказывались воспринимать их красоту. Я отвернулась, но Фейри снова оказались прямо перед моим носом. Они заставляли смотреть на себя, приковывали к себе взгляд. Мои глаза открывались все шире и шире.

Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. Они были кровавыми – в буквальном смысле слова. Кончики пальцев окрасились в розовый цвет.

И вдруг на моих пальцах сомкнулись губы принцев. Мягкие языки слизывали мою кровь, клыки обжигали холодом. Во мне проснулась тварь гораздо более древняя, чем Дикая Мак. Я совершенно не могла ее контролировать: она вскинула руки над головой, празднуя победу, наслаждаясь чувством свободы и похоти, которая ее разбудила.

Она была рождена для этого. Все это время она ждала возможности насладиться свободой. Здесь. Сейчас. С ними.

Ради такого секса стоило умереть.

Я сбросила ботинки. Фейри сняли с меня джинсы и белье, поворачивая, как куклу, целуя, пробуя, облизывая. Они брали меня снова и снова, забирая дикую жажду секса и возвращая мне ее удвоенной, утроенной, и постепенно эта жажда стала больше, чем я, чем они, чем мы все, – она превратилась в самостоятельно живущую тварь.

Каким-то дальним уголком сознания я понимала весь ужас того, что со мной происходит. Я целовала их прекрасные губы и чувствовала, что в принцах нет ничего, кроме пустоты. Под их гладкой золотистой кожей, под волнами эротизма, в котором я тонула, не было ничего, кроме океана… Меня.

Я захлебывалась и понимала истинную природу этих Фейри. Они стремились к тому, чего были лишены изначально, к тому, чего хотели больше всего: к страсти, желанию, огню жизни, способности чувствовать.

Давным-давно в них исчез какой-то жизненно важный компонент. Может, он вымерз за семь долгих тысячелетий, проведенных в тюрьме, или же его недоставало изначально, поскольку эти Фейри были созданы неполной, неверной Песнью Творения, такой же несовершенной и пустой, как они сами. Как бы то ни было, они могли чувствовать только через секс. Они являлись властелинами похоти, вечной музыки, которая отсутствовала в их реальности, они окружали себя тем, что могли создавать только при помощи людей.

Пока человек мог чувствовать, они тоже это могли, поэтому пользовались возможностью до тех пор, пока их «музыкальный инструмент» не рассыпался в прах. Тогда концерт заканчивался, а человеческое тело, которое делилось с ними эмоциями, становилось таким же пустым и холодным, как то, что заменяло им душу.

Мучаясь от ощущения пустоты, Фейри находили очередную жертву, чтобы снова играть, снова вызывать в ней самые чистые, ничем не замутненные эмоции, которые они могли понять и принять через секс. Они усиливали полученное, возвращали – и опять отнимали. Мой оргазм каждый раз казался мне смертью и возрождением. Секс был жизнью, кровью, которой Бог наполнил пустоту во мне. Я снова и снова делилась этой жизнью – и получала ее назад.

Секс убивал меня.

Я это знала.

И все равно хотела еще и еще.

Мы, три темных принца и я, перекатывались и скользили по мраморному полу, пытаясь найти опору на ковровой дорожке. Один из них был подо мной, второй сзади, третий – передо мной, я ласкала его ртом.

Они двигались во мне, наполняли меня ощущениями такими же разнообразными, как татуировки на их телах. Я распадалась на кусочки и возрождалась заново, чувствуя себя то крошечной, то огромной. Принцы пахли темными экзотическими специями; их тела были твердыми, прекрасными, совершенными, и леденящее прикосновение ожерелий, розовых языков и острых зубов было совсем не большой платой за то, что они творили внутри меня.

Я чувствовала, что мое сознание ускользает: перед глазами проносились картинки из прошлого и исчезали в каком-то неведомом уголке памяти. Я плакала, мысленно умоляя отпустить меня, но мой рот произносил требования: больше, глубже, сильнее, быстрее!

Последний месяц в Дублине, со всеми надеждами и тревогами, промелькнул у меня перед глазами – и забылся. Я увидела день, проведенный с Алиной на пляже Фейри, вспомнила Мэллиса и Кристиана, О'Банниона, Фиону, Бэрронса, встречу с Ровеной в баре, самую первую ночь в Ирландии. Воспоминания о лете ожили и исчезли. Меня целовал кто-то четвертый. Пробовал. Почему я его не вижу? Кто он такой?

Память вернула меня в день похорон Алины, унеслась дальше, туда, где ничего не произошло, и продолжала лететь назад, как пленка при ускоренной обратной перемотке.

Целуя Чуму, я забыла о колледже. Попрощалась с воспоминаниями о школе, пока Голод двигался у меня во рту. В объятиях принцев Фейри я отреклась от воспоминаний о детстве. Если и был четвертый, я не видела его лица, только чувствовала странное присутствие того, кто не был похож на остальных.

И я забыла о том, что родилась.

Я существовала только сейчас.

Только в этот момент. В этом оргазме. В этом голоде. В бесконечной пустоте. В этой бессмысленной и бездумной тяге.

Я почувствовала, что в комнату входят другие, которых я не видела за спинами Темных Принцев. Мне было все равно. Лишь бы Фейри не останавливались.

А потом принцы отстранились от меня, и мое тело пронзил смертельный холод. Я свернулась на полу, умоляя их продолжать.

Кто-то дотронулся до меня.

Я потянулась к прикосновению, отбросила волосы с глаз и посмотрела вверх, прямо в лицо Гроссмейстера.

– Думаю, теперь она будет повиноваться мне, – пробормотал он.

Повиноваться ему?

Я бы умерла за него.

Я остановлюсь именно на этом моменте. И не стану открывать, что ждет вас впереди, но для тех, у кого садятся батарейки в фонариках, для тех, кто чувствует, как приближаются Тени, для тех, кто боится потерять надежду, я скажу.

В «Любовной горячке» Мак говорит: «Моя история не о тьме. Она о свете. Как сказал Халил Джибран, «радость может наполнить нас лишь настолько, насколько ранило горе». Если вы никогда не ощущали горечи, сладость станет для вас всего лишь очередным вкусовым ощущением. Судя по всему, однажды мне предстоит испытать величайшее счастье».

Так и будет. Я обещала вам это ее словами.

Чтобы узнать последние новости о Мак и о выходе новой книги, загляните на www.karenmoning.com или www.sidhe-seersinc.com.

На сайте множество скрытых ссылок, и вам, возможно, придется потрудиться, чтобы их найти, но поверьте – оно того стоит. Мои веб-дизайнеры – удивительно талантливые люди с прекрасным чувством юмора. Вы найдете игру «Мак против Теней», музыку из мира «Лихорадок», полный (на текущий момент) словарь из дневника Мак, стену, комнату с картой и многое-многое другое.