— Тетя Лу, и как долго вампир так... существует?

— Полагаю, пока не придет в себя, — ответила ведьма, — стоит тебе отойти от жезла на семьдесят футов, к тебе вернется прежний облик.

Кошечка с досадой посмотрела в черноту вечернего леса.

— То есть, метров на двадцать?

— На двадцать один. — усмехнулась ведьма. — Насколько я знаю, именно такое расстояние между столбом и стенами колодца. Алекс, — обратилась она к Феликсу, — следи за расстоянием, не отходи от Катюши.

— А куда я денусь, — ответил он, зачерпывая пятую кружку.

Настроение стремительно улучшалось. Когда ведьма попросила домового накрыть стол, стало совсем хорошо.

Феликс с радостью продегустировал ароматные колбаски с чесночком, нежнейшие кенигсбергские клопсы — котлетки из телятины с анчоусами, которые традиционно подавали в этом регионе (со слов Луизы, приготовленные по её личному рецепту — «Нигде таких не попробуешь!»), попробовал и суп в хлебе. Был еще гуляш, свиная нога, соленья и квашеная капуста, маринованные овощи и картошка с укропом, горшочки с грибами и... еще что-то, что в Феликса никак не могло влезть.

Луиза, будучи гостеприимной хозяйкой, подкладывала и подкладывала гостю самые вкусные кусочки, расспрашивала Феликса о работе в Министерстве, о Москве, как дела у общих знакомых, которых нашлось немало, какие ходят сплетни, какие чины кто получил и чем он, Феликс, будет заниматься после стажировки, когда выйдет на полную ставку.

Феликс старался рассказывать подробно, обстоятельно, но осторожно — неизвестно, что он может ей говорить? Но нежнейшие клопсы сделали свое грязное дело — Феликс расслабился и даже подумал, что некоторые ведьмы очень даже ничего. Хорошие, добрые, вкусно готовят и умеют нормально разговаривать. За этот день он успел о такой роскоши позабыть.

Катенька в разговоре не участвовала по техническим причинам — Луиза выделила ей пару отварных индюшиных ног, которые голодная кошечка с тихим урчанием неспешно объедала. Увлеченная этим процессом, она не обращала на болтающих людей никакого внимания, пока Луиза, только что весело смеявшаяся над рассказом Феликса о своем первом полете на метле, не сказала совершенно серьезным тоном:

— Тебе пора спать, — звучало, будто Феликсу было лет пять и он уже посмотрел вечерние мультики, он чуть кружку не выронил, — на рассвете сдаешь мне теорию, тебе нужно отдохнуть. А мне нужно еще поговорить с Катюшей.

Катюша чуть не подавилась птичьей костью.

— О шшом?

Луиза промолчала.

Феликса выставляли за дверь — довольно жестко, безапелляционно. Да, накормили, напоили. В баньке не попарили, но обещали горячий душ и собственную спальню. Посмеялись над его историями и отправили спать. Чтобы, наконец, обсудить что-то действительно важное.

Феликс посмотрел на кошку — для неё это тоже было новостью. Посмотрел на дом — от стола до него — метров десять, сам дом в длину — тоже не больше десяти. Выходило, что даже если он ляжет спать в какой-то из гостевых спален, стол попадает в радиус действия артефакта.

— Иди, — сказала кошка, — мы здесь посидим и тоже пойдем внутрь.

Луиза вызвала Селиверста — проводить гостя и показать ему комнату.

— До рассвета, — попрощался он, посмотрел с сожалением на недопитое ведро — этот день тянул на что-то большее, чем пять кружек! После недолгих колебаний взвесил его на руке и его и забрал с собой со словами, что «ему нужнее».

Возражений, что удивительно, не последовало.

— Не знаю, на что ты дуешься, Катенька, — шепнула Луиза госпоже агенту, когда Феликс скрылся в доме. — Он же вылитый... — имя она прошептала так тихо, что услышала его только Катенька с её по-кошачьи обостренным слухом. — Лет двести назад девушки бросали женихов, увидя такие глаза. Знаешь, была мода на отношения с не магами.

— Некоторые и сейчас...— недовольно ответила Катерина, — гоняются за трендами! Так о чем ты хотела поговорить?

Дальше они перешли на шепот.

Непривычно молчаливый домовой отвел Феликса в небольшую комнатку с свежезастеленной постелью, зажженным камином в углу и чашкой горячего чая на тумбочке рядом с кроватью.

Чашку Феликс убрал на подоконник за ненадобностью — у него в ведре было целых две. Посмотрел недолго в окно — ведьмы все шушукались за столом.

— Эхххъ, — горько вздохнул за спиной Селиверст.

— Что, — Феликс думал, что дух уже ушел по своим делам; было их, надо думать, теперь немало, — обижают сиротинушку?

Министерский сиротинушка вздохнул ещё горше.

— Эххо-хо-хо, — робко начал дух, — тяжко здесь, домой охота. Эхххъ.

Феликс осмотрел безупречно натянутую простынь, навевающую абсурднейшие мысли об армейском прошлом духа. За пять лет в общежитии МГУ Феликс с первого взгляда научился определять отслуживших — они еще долго не могли остановиться и поддерживали идеальный казарменный порядок, совершенно неуместный в хаосе студенческой жизни.

— Зато воздух свежий, — Феликс не стал ложиться, сел в кресло к камину, — и хозяйка красивая.

— Это да.

— И добрая, — Феликс поставил рядом ведро, зачерпнул себе шестую за вечер кружку, посмотрел на печального Селиверста — усы повисли, ручки болтаются вдоль маленького кособокого тельца, в глазах — тоска. Не только у Феликса сегодня был тяжелый день. — Держи, — он зачерпнул вторую кружку, висевшую на краю ведра, протянул домовому.

Домовой отказываться не стал. Выпил, замочив и усы, и свою белую кучерявую бороду. Утер маленькой ручкой мокрый рот. Глаза у него заблестели.

— Ни, — отказался он от повторного предложения, — нужно еще крапивный ряд дополоть. Только вот, стажер, — он подошел поближе, — ты когда вернешься, замолви словечко перед Зинаидой Николаевной? Домой страсть как хочется, — прошептал он.

Феликс покачал головой. Сказать-то он мог, да что это изменит? Зинаида своих решений не меняет. Формально, она все требования Селиверста выполнила: и дом деревянный, и тишина, и воздух свежий — «екология»! Хозяйка красоты неписаной, ума невиданного. Живи и радуйся.

— Баловать не буду, — домовой клятвенно прижал к груди маленькую ладошку, затянутую в кожаную перчаточку, — буду тих, как мыша. — обещание звучало соблазнительно, но несколько меркло на фоне полного избавления от духа, которое уже было, к тому же, реализовано руками одной хитрой маг. чиновницы.

— Ничего не обещаю, — уклончиво ответил Феликс.

Но Селиверст все равно приободрился.

— Я тебе, — он прижал вторую ладошку к груди, — ежели вернешь в дом родной, буду в нем все двери открывать, впускать-выпускать по любому твоему желанию.

— Умеешь торговаться, — одобрил предложенное Феликс — зачарованные двери были его слабым местом и ждать магов, чтобы войти в нужный кабинет, ему было и неудобно, и, местами, унизительно. — Я скажу, но учти, — он отхлебнул пару глотков, — Зинаида тебя не вернет просто так. Нужна веская причина. Ну, с этим у тебя проблем, я думаю, не будет?

Селиверст отчаянно закивал, давая понять, что он сей же час бросится составлять список возможных причин и в деталях прорабатывать план возвращения в энергетически насыщенный оплот магической бюрократии.

Когда домовой ушел, Феликс понял, что не сможет вот так просто заснуть. Он сидел в непривычной после столичного гула тишине, смотрел на огонь и ни о чем не думал. Такое состояние бывает в конце дня, полного сложностей и потрясений — тело ноет и умоляет дать ему отдых, мозг, заведенный многочисленными выбросами адреналина, желает продолжения банкета!

Шестая кружечка закончилась, Феликс потянулся было к ведру за новой, но передумал. Сунул руку в карман — нетеряшка, оставленная в машине, появилась в тот же момент. Достал, разблокировал — пропущенных звонков и сообщений не было. Открыл контакты, пролистал до номера Зинаиды, посмотрел на него, колеблять — звонить или нет? Не стал. Раз просила не звонить — не будет.

Вместо этого Феликс занялся привычным упражнением — открыл новый текстовый файл и начал неспешно печатать обо всем, что произошло за день — немного сумбурно, но подробно, добавляя свои выводы, местами — довольно субъективные, недопустимые для журналиста, но уместные в личных заметках.