— Грызть ногти?! — ужаснулась Катерина.

— Ну, коты так делают!

— Не может быть! Я так не могу! Сделай с этим что-то!

Подушка съехала на бок, в глаза отчаявшемуся поспать Феликсу ударил свет: желтый электрический и зеленый магический.

Он внимательно и серьезно осмотрел лапку Катерины, смотревшей на него, как смертельно больной на светило мировой медицины.

— Ужасно, — стенала она, — и что, так будет постоянно?

— Я вам куплю книгу про кошек, — пообещал Феликс в конце короткого успокоительного «осмотра». — И когтеточку.

— Что?

— Завтра узнаете, — вздохнул он.

— Значит, я не умираю? — уточнила ведьма на всякий случай и через мгновение подскочила на месте, приземлившись в полуметре от Феликса, — Что что, голый?!

— Не совсем, — осторожно начал он.

— Но тут — голая рука! — указала она на протянутую к ней руку, — и дальше!

Рука, и правда голая, шла к голому плечу, где переходила в отмытого от грязи, пыли и пота Феликса, по пояс накрытого одеялом. Под которым он был частично одет. Хотя, конечно, смотря на чей взгляд…

— Оденься сейчас же!

— Я в футболке спать не буду, — он где-то слышал, что с шантажистами и сумасшедшими стоит говорить спокойно, старая ровный, по возможности дружелюбный тон.

— Почему?!

— Да хотя бы потому что… у меня их не так много осталось!

— Это возмутительно! — кошка отпрыгнула в угол возмущенным пушистым мячиком.

Феликс, сочтя ретировавшуюся ведьму если не побежденной, то хотя бы временно укрощенной, выключил верхний свет и обессилена упал на кровать.

В углу злобненько зашипели. Он накрылся под самое горло, сожалея, что не имеет при себе рыцарского шлема или, на худой конец, шапки пасечника, которые могли бы защитить и лицо тоже.

«За что мне это?» — подумали оба.

Катерина скоро заснула, безмятежно прижавшись к ненавистному стажеру тёпленьким бочком. Феликс — с мыслью, что идея снять кошке отдельный номер не так уж плоха.

Феликс еще долго лежал с закрытыми глазами. Чем дольше он лежал, тем менее абсурдной казалась ему идея снять кошке отдельный номер. Наоборот, в какой-то момент, идея отселения Катерины заиграла новыми красками и приобрела заманчивые черты, так похожие на хорошенько просушенный балтийским феном белый пушистый лес.

Утром четвертого января Феликс проснулся от прикосновения. Мягкого, но непреклонного, как одеяло, неловко задетое во сне и скользящее на пол.

Ощущения холода, обычно следующее за убегающим одеялом, не последовало.

Более того, Феликс почувствовал, что ему, откровенно говоря, жарковато. И что-то давит сверху. Не сильно, но ощутимо. Да и щекотательные диверсии одеяла продолжались. Оно то сползало, то интригующее скользило по боку, будто раздумывая — а не заползти ли обратно. Это было уже совершенно ненормально и Феликс открыл глаза.

Одеяла в поле зрения не нашлось. Зато нашлась Катерина Ивановна.

Она возлежала поперек феликсова живота, сладенько вытянувшись и свесив бокам крошечные лапки с нежными розовыми подушечками и хвостик, кончик которого покачивался в такт посапываю ведьмы с левого бока, на правый свисала белая пушистая голова с нервно подергивающимися ушками и тонкими длинными усами.

Вот они-то и оказались причиной дискомфортного одеяльно-щекотального пробуждения!

За первым открытием пришло и второе — Феликс был весь засыпан тончайшей белой шерстью.

Источник шерсти и обладательница самых потешных в округе розовых пяточек приоткрыла сияющие нежно-оливковой зеленью глаза, зевнула и объяснила ситуацию короткой фразой:

— Ты тёплый.

Стоило ему пошевелиться, как кошка недовольно перетекла на кровать. Кажется, так и не проснувшись. Пользуясь временным отсутствием начальства в этой реальности, стажер отправился в душ — смывать последствия бурной ночи (не своей) и, раз выдалась минутка, сделать записи о вчерашнем дне, пока не забыл. Перед сном на это не осталось сил. Что-то подсказывало Феликсу — сегодня их ждет не менее насыщенная программа, впечатления от которой рискуют выбить из памяти ранее пережитое.

Отмытый и почти довольный, он уже собирался «позвать» брошенную на столе нетеряшку. Но она сама напомнила о себе: сквозь тонкую гостиничную дверь прорвался звук входящего звонка.

— Кто это? — крикнул он в дверь, озираясь в поисках полотенца.

Ответом была тишина, хотя Катерина Ивановна от такого громкого «пилим-пилим» точно должна была проснуться, подскочить на полметра вверх и высказать свое ведьмачье фи.

Каждому новому абоненту нетеряшка сама подбирала свой звук: чаще всего Феликс слышал тягучие переливы флейты, с которыми звонила Зинаида, реже — что-то модное из обычной человеческой музыки — они стояли на звонках друзей. Как-то позвонил сам Министр. Но тогда Феликс взял трубку мгновенно, так что кто знает, что у него за мелодия?

«Вряд ли это он, — подумал Феликс, вслушиваясь в мерзенькое пиликание, — странно, телефон не появляется. Сломался?»

Он еще раз посмотрел на раскрытую ладонь и старательно подумал об артефакте. Потом постарался представить его в руке — бесполезно. Впервые нетеряшка проигнорировала вызов владельца. Владелец буркнул что-то из Катерининого лексикона, бросил попытки достучаться до звонящего артефакта и, наконец, увидел полотенчик — на полочке под самым потолком.

Потолка выглядела сухой и уютной, но предала стажера не менее коварно, чем магическая звонилка.

Вчера, во время купания напарницы, сопровождающегося бесконтрольным разбрызгиваем воды из вырывающегося на волю душа, она была знатно затоплена. За ночь полотенце впитало воду и аккуратно отсырело.

Отказавшись от попыток вытереться, Феликс с отвращением обернул влажную и чуть осклизлую тряпку вокруг бедер и ворвался в номер, наполненный желтыми полосами света, пробивающимися через полузакрытые шторы, тонкими белыми шерстинками, невесомо кружащимися в воздухе, запахом миндаля и нервным «ПИЛИМ-ПИЛИМ», к которому нетеряшка добавила мощную вибрацию, от которой стол едва заметно, но ощутимо трясся, а звонящий артефакт с решимостью улитки-самоубийцы, неуклонно полз к краю «скалы».

— Катерина, что с вами?!

Источник шерстинок с кровати переместился на пол, по центру свободного пятачка — между кроватью и столом, медленно стряхивающим с краёв вниз всякую мелочь. Вокруг Катерины уже валялись черный квадратик визитки, экзаменационный брикет с семечком, бумажник, ложка… всего этого кошка не замечала.

Она лежала на спине, чуть изогнувшись, выставив вверх лапы и откинув голову назад. Хвост безвольно распластался по ковролину, глаза… глаза закатились и стали похожи на две крошечные матово-белые лампочки; вроде тех, что вставляли в советские новогодние гирлянды. Лампочки были полуприкрыты веками с едва розовой каёмкой и выглядели если не потухшими, то потухающими.

Телефон на столе дополз до края, издал победное «ПИЛИМ» и бросился вниз, целясь в беспечно брошенную на полу ведьму. Феликс — за ним. Точнее — к неподвижной Катерине. Полотенце противно хлюпнуло и скользнуло вниз, оголяя и без того не особо одетого стажера.

— Ты больной? — прохрипела кошка, возвращая глазам привычную сверкающую зелень. — Я медитировала, — прошипела Катерина. — Только выдались спокойные полчаса! Но ты все испортил, болванище!

Феликс с облегчением выдохнул и только теперь заметил, что продолжает держать Катерину за шею, она косится куда-то вбок, а её шерстка уже щекочет руку, вставая дыбом.

С некоторым запозданием (непонятно, безопаснее её продолжать держать или отпрыгнуть подальше и запереться в ванной) Феликс выпустил совершенно взбешенную кошку и подался назад.

— Я подумал, что вы… — но не говорить же, что он думал о её смерти?! — Извините, я просто…

Выпущенная на волю Катерина повела себя странно. Мгновение смотрела на сидящего перед ней на коленях Феликса, округлилась в полноценный белый шар, сверкнула глазами, окрасив комнату всеми оттенками зелени, подскочила, изогнув изящную спинку, и взлетела на кровать, где забилась в дальний угол.