— Не волнуйся, овечка-тян, к завтрашнему дню все будет готово. Я лично занесу документы нашему классному руководителю.

— Х-хорошо, Кодзуки-кун, — Кивнула она, так и не подняв на меня лицо. Видимо, чтобы я не увидел ее взбешенную физиономию. Вон как сдерживается, даже хонорифик перепутала.

— Ну тогда до завтра, староста-сан, — Помахал я рукой, невежливо обходя стоящую посреди прохода Сузу. Та лишь раздраженно кивнула в ответ, но быстро исправилась, отвесив вежливый поклон моей удаляющейся спине.

А у меня, тем временем, осталось еще одно незавершенное дело в школе. Ну как, дело, скорее заведенный лично мной ритуал. Своеобразный якорь для моей личности: знак того, что это не сон и не шиза мальчишки-Кано, а моя свободная воля. И моя новая жизнь.

Длинный путь до конца коридора, следом вниз по лестнице на первый этаж, а потом снова по прямой до выхода. У раздевалки я остановился, переобулся в ботинки, оставил сменку в своем шкафчике, затем пошел к автоматам недалеко от основного корпуса школы. Было место поближе, но между безлюдным закутком и огромной столовкой я выберу закуток.

На улице оказалось еще приятнее, чем я ожидал. Странное сочетание теплой, даже жаркой погоды вместе с пронизывающим ветром заставляло взбодриться, прогоняло сонную послешкольную одурь. А запах цветущей вокруг жизни настраивал на миролюбивый лад.

Я зашел в небольшой тупичок с двумя торговыми автоматами и завис перед одним из них. Итак, что же мне купить? Мой палец замер перед длинными рядами разнообразных товаров. Горячий суп, чай, кофе или сок в банках?

— Не сегодня, — вслух сказал я. Палец нажал на ту же кнопку, что и все другие дни. Ячменный напиток. Отвратительная дрянь, которую хулиганы спаивают своим жертвам или льют на парту в качестве пранка. Мучнисто-горький привкус оригинального сырья вкупе с какой-нибудь странной добавкой. Убийственное сочетание. Как производитель подобного пойла вообще еще не разорился? Ни разу не видел школьника, который бы пил эту отраву добровольно.

Шипение открываемой банки, судорожный глоток и бьющий по рецепторам терпкий, вяжущий вкус. Сегодня я взял со вкусом умэбоси — моченой японской сливы. Или это такой местный абрикос? Без понятия. Чтобы жрать их просто так, нужно быть настоящим патриотом местных островов. Личинки шелкопрядов и того привлекательнее.

Отвратительная кисло-соленая горечь заполнила рот, но я являюсь опытным пользователем, поэтому легко подавил рефлекторное желание выплюнуть эту гадость куда-нибудь в куст. Следующая порция пошла лучше: сначала болезненно обострила, а затем резко притупила рецепторы. Гадость, но только она даёт мне возможность почувствовать странное удовлетворение. Как что-то полностью мое.

Ощущение собственности, пусть даже к дурацкой привычке. Она никогда не принадлежала милому пареньку по имени Кано. И не являлась приветом личности из другого мира. Ни тот, ни другой никогда не стали бы пить такое сами. Ерунда? Идиотизм? Мелочь, не достойная звания ритуала, или, тем более, такой важной вещи как якорь для личности? Кому как.

Жизнь вообще-то штука довольно цельная, но она состоит из гигантского множества таких вот ерундовых поступков. Мелочей, личных предпочтений, маленьких ритуалов и надоедливых привычек, совершаемых каждый день. Именно их сумма формирует личность, ее особенности, даже жизненный путь. Подумать только, от каких только случайностей зависит порой выбор всей своей жизни. Так что относится свысока к таким вот особенностям точно не стоит. Тем более, что мне для подтверждения собственного существования хватает простого удара по рецепторам от ячменной дряни. Всяко лучше неврозов, истерик да похода к психиатру.

Я успел сделать еще пару глотков, как раз ополовинив банку, пока какой-то оборзевший панк резким ударом не выбил ее из моих рук. Булькнул внутри напиток, обдала меня брызгами и запахом забродившей сливы плеснувшая через край жидкость. Еще доля секунды, и до уха доносится дребезжащий звон жестянки об асфальт.

Я медленно, словно робот, повернул шею к нахальному самоубийце, после чего уставился своими буркалами прямо ему в лицо. Пришлось поднять голову и прищуриться от яркого солнца, но его глумливую ухмылку я своим видом изрядно попортил.

Их было человек семь. Обычная подростковая банда из тех, что трясут у школьников деньги на завтраки, пинают урны и коронуют затюканных одиночек туалетными адмиралами. Темная сторона всех японских школ по версии старых аниме.

Вся окрестность ответила стоном.

Сукин сын! Что ты делаешь тут? (В. Солоухин)

Хулиганы. Отморозки. Янки. Или попросту Фурё. В своих широких штанах, накинутых на плечи гакуранах, с осветленными волосами самых причудливых причесок они казались самими себе крутыми и значимыми. Эдакие боссы средней школы.

На самом же деле они были теми, кем и являлись — глупыми, по-дурацки одетыми сопливыми пацанами, решившими испытать на прочность очередного слабака, пока не испытали их самих. Мелкие пакостники, которые либо перерастут этот период, либо останутся заготовками под человека на всю оставшуюся жизнь.

Впрочем, сейчас они вполне могли представлять опасность. Исключительно из-за отсутствия тормозов вкупе с ощущением собственной безнаказанности. Вот только сбившиеся в группу шакалы иногда бывают куда более уязвимыми, чем битые жизнью одиночки. Мне ли не знать.

— Ты что, совсем страх потерял, Ко-тян? — Наконец отмер самый высокий из них. Тот самый, что так неосмотрительно пролил мой любимый напиток.

— Давно в жбан не получал, патлатый? А? — Подгавкнул один из шайки за спиной вожака. Тот неприятно усмехнулся, а после реплик других подпевал осмелел настолько, что приобнял меня за плечи.

«Черт, волосы действительно отрасли», — Подумал я, когда из-за движения главаря банды челка налезла мне на глаза, — «Все же надо что-то делать со своей нелюбовью к парикмахерским. Ну хоть спасибо, что натолкнули меня на мысль, шестерка-кун, шпала-сан».

— Ты ведь понимаешь, что целый месяц не одалживал нам денег? Даже дольше. А я как раз на днях крупно проигрался в пачинко. Давай, ты поможешь нам отыграться, а я верну все со следующего выигрыша? Нэ? — Насмешливо спросил он. Парень приблизил свое лицо к моему, обдал смрадным дыханием с примесью мятной жвачки. Кажется, кому-то стоило вместо зала с игровыми автоматами проверить желудок.

Несмотря на возможную боль и унижение, страха я не испытывал. Пусть усилилось сердцебиение, задрожали руки, заколол живот — мысли в голове текли все так же ровно и обстоятельно, не сбивались в рваный ритм от липкого страха. А реакция тела, судя по всему, осталась еще от прошлого владельца.

Ничего удивительного. Как правило, старый Кано всегда ломался еще на этапе запугивания. Он был домашним мальчиком, не способным драться или давать отпор. И даже не столько из страха побоев, сколько из опасения самому нечаянно повредить хулиганам. Все-таки речи отца об ответственности владельцев магического дара и опасности сильных эмоций сыграли с ним злую шутку.

Вот только я — не он. Прошлый владелец тела их боялся, поэтому всегда отдавал требуемое. Вдобавок, он еще время от времени становился объектом унизительных акций. В этот раз все будет по-другому. Мне не жаль ни себя, ни, тем более, других. А инцидент замнет как-нибудь либо школьная администрация, либо родители хулиганов. Не даром же в городе процветают подростковые банды, а после некоторых драк их менее удачливые члены пропадают в больницах. Опасаться правосудия или надеяться на него стоит только в самом крайнем случае.

— Не слышу ответа, придурок! — Неожиданно рявкнули мне в ухо, и я на автомате сунул наглецу локтем в лицо. Легкая вибрация в кости от удара, слабый чмокающий звук, ощущение вдавливания мягкой плоти в твердую кость. Правому плечу резко полегчало, когда внезапно исчезло давление чужого веса. Я моментально воспользовался этим. Дожидаться, пока шакалы навалятся толпой не стал. Сразу сделал несколько шагов назад, к автомату с напитками. Он был грязным и прижиматься к нему было противно, но, по крайней мере, старый-добрый пожиратель монет не имеет привычки бить по чужим затылкам.