Все промолчали. Из кучки выдвинулся молодой парень.

— Верно, — сказал он. — Только того и ждем.

— Ты чего выскочил? — закричали другие. — Кто его знает, этого мальца, — чего ты язык развязал? Никакой нам армии не надо, мы сами по себе!

— Бандиты-разбойнички? — усмехнулся Следопыт. — Ну это, братцы, до поры, до времени: не век же вам по лесам прятаться… Стало быть, говорю вам, вы Красной армии на пользу пойдете. Теперь слушайте да решайте, — не пригожусь ли я вам чем?

— А ну, а ну! — заголосили кругом.

— Черкес ваш говорит, будто в Голубине хозяин не живет и там нечего взять. Верно говорит черкес: четыре дня тому назад там было пусто. А позавчера туда приехал хозяин, сам своей персоной, Степан Ильич Балдыбаев. К нему-то я и пробираюсь, и вы мне очень даже можете в моем деле помочь.

— Какое ж твое дело? — спросил дядька с любопытством.

— Дело у меня самое, замечательное: надо мне у него его дочку отнять.

— Дочку? — вскрикнули все хором.

— Да. Она — наша, да попалась к нему в лапы, он ее сюда и увез. Трое нас за ней отправились, двое уж там, в Голубине, а я маленько по другим делам задержался. Так вот, ребята, коли вы нам поможете Любочку выручить, так все, что вы там найдете — ваше будет. Согласны?

— Понятно согласны! Ай, да парень! — закричали одни.

— Врет он все, ловушка! — заспорили другие.

— А чем ты докажешь, что ты не белый шпион? — спросил дядька, пошептавшись с черкесом.

— Тем вот и докажу: когда увидите Балдыбаева, он вам сам про меня расскажет.

— Ишь, ловкач какой! А если в Голубине засада?

— Так ведь не я вас туда поведу, а вы меня: я и дороги туда не знаю. Вышлите вперед себя разведку; коли она донесет, что я вас в западню привел, пристрелите меня на месте. Впрочем, не знаю, может быть, помещик и взял себе с десяток казаков для конвоя.

— Десяток — пустяки, — пробурчал дядька и задумался. Другие перешептывались и спорили между собой. Наконец, дядька поднял голову.

— Ладно! — сказал он. — Я тебе верю. Только сначала мы поведем тебя в горы, походишь с нами туда сюда; мы хорошенько разглядим, кто ты такой. А там видно будет, что с тобой делать.

— Согласен и на это! — отвечал, смеясь, Макар. Все равно больше трех дней не проходим. Ведите, куда хотите, только напоследок проводите в Голубино… А теперь говорите толком — кто вы такие. Мне ваша песня понравилась.

— Мы — зеленые, — объявил дядька.

— Зеленые? — удивился Следопыт. — На вид словно бы люди, как люди… С какого же это боку вы зеленые?

— Ни с какого! — засмеялся тот. — В лесах мы прячемся, оттого нас зелеными и прозвали.

— Ишь ты ведь! А я думал и в самом деле брюхо у вас зеленое… Ну, так что ж?

— Это вот дело! — крикнул кто-то. — Эй, Машко! Давай еще по чарке!

Все загудели и заволновались. Черкес кинулся к своему бочонку. А дядька хлопнул Макара по плечу:

— Э, вижу я, ты парень не дурак! Выпьем на дружбу, коли так!

Зазвенели кружки и стаканы, и снова грянула удалая песня:

Через четверть часа духан опустел. Зеленые братья поодиночке вышли на дорогу и, пересекши ее, направились гуськом в темный заповедный лес по звериным тропам, известным только им одним.

Под огромными ветвистыми каштанами весело трещали костры. Человек пятьдесят расположились на просторной лужайке у подножия нависших скал, в которых чернели узкие отверстия пещер. Веселый гомон, хохот, песни плыли в темное небо вслед за трескучими искрами костров. Зеленые братья вот уже десятый день праздновали удачное возвращение своего атамана, принесшего им запас патронов и обмундировку. В тюках знакомых нам «купцов» притаилось также немало бочонков «раки», и каждый вечер все пили за здоровье джигита Машко Дзусова, чей убогий духан служил таким прекрасным передаточным пунктом.

Возле самого большого атаманского костра лежали дядька и Следопыт, окруженные любимцами дядьки, его гвардией. За десять дней, какие прошли с первого знакомства Макара с лесными братьями, он успел приглядеться к ним и со многими уже подружился. Особенно понравился ему дядька с виду такой страшный, но на деле большой весельчак и умная голова. Звали его «Большой Остап» и слушались беспрекословно. К своим ребятам он относился как добрый дедушка-баловник. Правда, про него говорили, что в бою он свиреп, и не дай бог тогда не исполнить его приказания: всякого на месте пристрелит, как собаку. В мирной же обстановке он казался совсем нестрашным и лентяй был порядочный.

Вторым другом Макара скоро оказался Петрусь, паренек, первый в духане подавший голос за союз с Красной армией. Был он бывший матрос, бежавший из белого флота, и очень понравился Следопыту своей быстрой сметкой, умом и склонностью к дисциплине. Он почти никогда не пил, всегда зорко следил за безопасностью отряда и затем, чтобы между его людьми не выходило ссор. Частенько он заменял собою любившего выпить «Большого Остапа», и, когда тот храпел, накачавшись самогона, не хуже его самого справлялся с атаманскими обязанностями.

В отряде было много разного люда: здесь можно было встретить и дезертира — солдата белой армии, и бывшего матроса, и крестьянина-иногородца» с Кубани, и даже беглого каторжника; попадались казаки, черкесы, грузины. Вся это компания была твердо спаяна одним общим интересом: не служить никаким властям, не сражаться ни в какой армии. Когда Макар заговаривал о Красной армии, перечисляя ее достоинства и выгоду службы в такой могучей организации, — многие перебивали его криками:

— Брось! Долой! Ни генералам, ни комиссарам не желаем служить! Наше дело вольное! Сами себе хозяева!

— Вот дураки! — горячился Макар, — Вы не комиссарам в армии служите, а всему рабоче-крестьянскому народу. Неужто и с ней драться будете, когда повстречаетесь?

— Мы за свободу! — объявили зеленые. — Никакой власти над собой не потерпим.

— До той поры, пока вас белые не вздуют!.. Ну, да ладно, — поживете, сами увидите, где лучше: здесь ли чекалками бродить или служить у нас.

Чекалками назывались шакалы, те лесные звери, которые пугали Макара в первый раз на дороге своим жалобным детским криком. Они походили на волков, но были гораздо трусливее их и одиноко бродили в горах; было в них что-то похожее на «зеленых братьев», которые так, же мыкались по чащам и дубравам, убегая от человека и распевая по ночам заунывные песни.

Один только Петрусь был ревностным сторонником сближения с Красной армией и усиленно проповедывал об этом среди прочей братии. «Большой Остап» чаще отмалчивался, но и он раз сказал Следопыту:

— Ты, брат, зря не старайся: нашу публику словами не убедишь. Вот когда животы подведет да прослышат, что у вас в армии лафа, так их, и руками не удержишь; сами туда побегут. Ну, а пока нам здесь лучше.

В будничную «рабочую» пору занимались зеленые налетами на богатые имения, на казенные учреждения, на проезжих купцов. Иногда доходили и до крупных сел и местечек, но там грабили только кулаков повиднее, — середняков и голытьбы не обижали. Порой нарывались на кордон или отряд казаков, высланный против них, завязывали перестрелку, но в упорный бой не ввязывались и уходили в горы при первой возможности. Питались награбленными продуктами, и тогда наступала праздничная пора; а когда провизия приходила к концу, устраивали охоту на диких коз или кабанов. Все это рассказали Следопыту его новые приятели, убеждая его вступить окончательно в их банду.

Но Следопыт только посмеивался: его вовсе не прельщала эта полузвериная жизнь. Он лелеял в душе план выручить Любочку и вместе с ней махнуть обратно в полк. Надежда увести с собой хоть два десятка этих головорезов не покидала его: вот бы славно вернуться к командарму во главе целого отряда! То-то удивил бы товарищей по полку!