— Ты, Зверев, во-первых, не перебивай учителя, если хочешь что-то сказать — подними руку. А, во-вторых, что первично — курица или яйцо — эта дилемма давно является предметом для споров. Снег ведь первичен, он не тает, потому что в горах холодно!

— Неправда. Я был в горах — там тепло. Там сгореть можно запросто, потому альпинисты с горнолыжниками и мажутся мазями от загара.

— Так при чем здесь тепло? Это действие ультрафиолета, — учительница не сдавалась.

— Да, Вы правы. Но там и довольно жарко. При этом снег не тает, например, на леднике, который находится на 2 тысячах над уровнем моря. В горах сохраняется низкое давление, воздух здесь соответственно более разреженный чем у подножия гор, и именно поэтому он не сохраняет тепло. То есть, человеку тепло, а снег не успевает таять. Воздух да, прохладный, но температура вовсе не минусовая, — Зверь уже пожалел, что ввязался в спор.

В результате получил запись в дневник и постоянные придирки Природины — так прозвали одноклассники Лилию Семеновну. Впрочем, после стычки с Максом Природина получила еще одно прозвище — Ультрафилечка. Естественно, о перепалке узнала вся школа, что с одной стороны, добавило популярности Зверю, а с другой — добавило ему же неприятных моментов.

Но кульминация наступила после ноябрьских праздников, когда учительница русской литературы попросила Максима на школьном вечере в честь праздника Великой Октябрьской социалистической революции прочитать какое-нибудь соответствующее стихотворение.

— Ты, Максим, как раз можешь своего любимого Маяковского прочесть. Нет, только не «Скрипка и немного нервно», это не совсем к месту. Что-то революционное, или, например, «Стихи о советском паспорте» можно, — Зиночка была сама любезность.

И черт же дернул Макса и здесь проявить свою противоречивую натуру…

Глава седьмая

Революция в отдельно взятой школе

Когда он вышел на сцену, в зале все смолкли. Макс, конечно, уже был просто суперпопулярен, даже среди старшеклассников. Но мало кто ожидал увидеть его на сцене, да еще и в качестве декламатора. Ну, разве что его одноклассники, которые к выходкам Зверя на истории и литературе уже привыкли.

— Сегодня у всех нас праздник. День революции. Революции, которая создала ту страну, в которой мы с вами живем. Революции не всегда заканчивались хорошо. Например, Великая Французская революция закончилась террором и восстановлением монархии. После Октябрьской революции в России началась гражданская война, которая длилась почти пять лет. И которая разрушила страну. Нет, страну, конечно, мы отстроили, но сколько погибло тогда людей? И как тяжело пришлось тем, кто восстанавливал все…

Я, конечно, мог бы сейчас прочитать какие-нибудь подходящие к празднику стихи. Но ведь поэзия — это тоже своего рода революция. Революция в сознании, если хотите. Вспомним Александра Блока — его поэму «12». У него Иисус Христос — революционер! И вот я тоже хочу прочитать вам стихи, которые можно назвать революционными. Потому что, как мне кажется, сегодня нам, как никогда, снова нужна революция. Революция в нашем сознании. Мы слишком стали аморфными, слишком безынициативными. Мы привыкли к тому, что за нас все решают. Вот об этом — эти стихи! — Макс перевел дух.

Он уже сам удивился тому, что сказал.

Зал молчал. Слишком неожиданным было выступление этого худого и лохматого четвероклассника. Слишком непонятными были его слова. И все было как-то слишком неправильным, необычным. В будущем этому дадут определение — «неформат». Вот и сейчас — на фоне речей о «Великом Октябре», о Ленине и партии слова Зверева как-то совершенно не воспринимались, выламывались из действительности…

И Макс начал читать стихи…

— Нам трудно сегодня понять наших предков
Забыли отцов
Мой дед о войне мне рассказывал редко
И прятал лицо
Ни холод, ни голод мы не испытали
Не видели смерть
Как рвет чье-то тело кусок острой стали
Нельзя нам смотреть
Мы мирные люди, а где бронепоезд?
Давно экспонат
Живем мы спокойно, и так, успокоясь,
Не смотрим назад
И так, постепенно, забыв о невзгодах,
Живем, как во сне
Но только тревожно, тревожно чего-то
И муторно мне
И снится порою, как свастика снова
Над миром встает
И жгут города, а за каждое слово
В ответ — пулемет
И люди живые пылают, как свечи
И дети в гробах…
И расчеловечиванье человека
И страх! Страх! Страх! Страх!

Макс прямо выкрикнул эти слова и его крик просто болью выплеснулся у него из горла. В этот момент он вдруг отчетливо вспомнил, как хоронили троих детей в Горловке, когда снаряд украинской артиллерии попал в ванную, где 13-летняя Настя, 7-летняя Даша и двухлетний Кирилл прятались от обстрела. Вся Горловка, все, кто еще остались, вышла на улицы провожать деток в последний путь… Максим это помнил… И слезы выступили у него на глазах. Но вряд ли кто-то понял сейчас причину этих слез.

Он перевел дыхание и продолжил.

…Мы слишком спокойны. Мы сыты. Мы сонны.
Пусть спит детвора
Пусть где-то еще не объявлены войны
В четыре утра
У нас за стеной все железобетонно
И только покой
Часы отмеряют наш путь монотонно
Неспешный такой
Прошло тридцать лет. Мы уже забываем,
Героев своих
Учебники просто от скуки листаем
И нам не до них
А вскоре забудем про наши победы
Про боль и про страх
И что нам какие-то старые деды
Чья грудь в орденах?
И так начинается путь отступленья
И путь в никуда
А следом за нами идет поколенье
Иная среда
Иные задачи, иные маршруты.
И цели уж нет
А может покажется скоро кому-то
Что нет и побед
Что не побеждали мы, не побеждали!
То были не мы!
Историю нашу не так написали
И годы тюрьмы
Считали мы лучшими… Этой баландой
Накормят весь мир…
А мы гордо носим все красные банты
Но стерто до дыр
Понятие совести, чести и славы
Мы просто живем
Равняйся налево, равняйся направо
И строем идем
Привычно, обыденно всем рапортуя
Догнать-перегнать
Но где-то опять чьи-то руки зигуют
Чтоб вскоре стрелять
Но нас побеждают пока не стреляя
Успеют еще
Идеи чужие в сознанье внедряя
Открыт новый счет
И так, постепенно, фальшивые цели
Нам вместо идей
Подсунут, и черное снова забелят
А те, кто наглей,
На наших идеях начнут наживаться,
И план свой внедрять
А лет через десять, ну, может быть, двадцать,
Страну продавать
И тех, кто когда-то фашизм победили
Тихонько забыть…
А я вспоминаю концлагеря в Чили
И так может быть
Не только в Боливии и Парагвае,
Так будет везде
Где мы в колыбели нацизм прозеваем
На каждой звезде
На каждой могиле солдат наших павших
Начертит кресты
Коричневый вирус из ада восставших…
И до хрипоты
Мы можем сегодня страну свою славить
И оды ей петь
Привычно учиться, привычно лукавить,
Привычно не сметь
И знать свое место, а выше — не надо
И только вперед
Идем каждый год от парада к параду
Но начат отсчет…
Никто ничего вроде не ожидает
Сплошные ура…
Мы спим. Все спокойно. Уже рассветает.
Четыре утра…