Осужденный Петр Силантьев воевал во Вьетнаме в качестве военного советника в подразделении ПВО. Уже перед выводом основного советского контингента в декабре 1974 года, Силантьев попал в плен. Как там сие произошло, уже никто особо не интересовался — важным было совершенно иное: он добровольно вернулся в СССР и сразу же рассказал, кто он. Причем, почему-то никто не поинтересовался, как он освободился из плена и каким образом вернулся в Союз. А ведь вернулся Силантьев, хоть и не совсем легально — он спрятался на одном из кораблей, который шел с грузом во Владивосток, но, тем не менее, побывавшим в плену он не выглядел.

Тем не менее, Силантьев получил свой срок за измену Родине, который был уменьшен за явку с повинной, и дальше о нем забыли. Почему-то ни сотрудники Комитета, ни оперчасть в УИТУ не озаботилась таким весьма специфическим «контингентом». Как оказалось, очень даже напрасно. Поэтому в колонию выехали не только представители 2-го Главного управления КГБ, но и Сергей Колесниченко, как представитель секретного отдела Главупра. И это было сделано не зря…

Осужденный Силантьев много чего рассказал контрразведчикам Комитета. Прояснил он и обстоятельства своего плена. Как оказалось, его просто выкрали, когда он, в нарушение всех инструкций, пошел в ближайшую деревню за выпивкой. Кстати, он описал, в каких условиях содержались наши военнослужащие во Вьетнаме, попавшие в плен. Если они не представляли ценности для американских «кураторов» Вьетконга, то «совьетико» бросали в яму, наполненную дерьмо и отбросами. Им не давали ни есть, ни пить. Правда, туда сбрасывали всякие пищевые отходы, так что те, кто хотел выжить, вынуждены были ими питаться. Но смерть от голода пленным не грозила — большинство сходило с ума. Тем более, что мало кто из советских оказывался в плену целым и невредимым — обычно они попадали в плен после ранения или контузии, в бессознательном состоянии. Так что очень быстро или умирали, или повреждались рассудком, после чего наступала смерть.

Силантьева в яму сажать не стали. Он сразу был вызван на встречу с двумя иностранцами, которые говорили с ним без переводчика по-английски, но с американским акцентом. Поскольку, как все военспецы, Петр свободно владел английским, то никаких затруднений общение с ними не вызвало. Первая их беседа носила достаточно общий характер, касающийся настоящего и будущего пленного советского солдата. Потом его вызывали еще и еще, при этом содержался он по-прежнему не в яме, а в отдельной хижине на краю какого-то вьетнамского поселения. Как он рассказал офицерам Комитета, во время бесед ему предлагали и хорошо поесть, выпить вкусного чая, давали курить дорогие сигареты. Так продолжалось достаточно долго.

Но вот что было потом, Силантьев так и не смог вспомнить. Скорее всего, в последующих беседах были использованы седативные, наркотические и психотропные вещества, которые расслабляли человека, вводя его сознание в измененное состояние. В таком состоянии с помощью определенных методик и психотехник в сознание и закладываются поведенческие программы. И, видимо, одна из таких программ неожиданно сработала.

Как выяснили офицеры контрразведки, осужденный во время общего просмотра кинофильма всеми арестантами неожиданно выбежал из кинозала и заперся в одной из комнат колонии. Прибывшие по тревоге охранники взломали дверь и практически вынули его из веревочной петли, которую он успел сделать и закрепить на потолке комнаты. Силантьев находился в крайне истерическом состоянии, он был неадекватен и выкрикивая бессвязные фразы бился в конвульсиях. До этого он был обычным осужденным, и подобное с ним не происходило. После помещения в лагерную медицинскую часть, ему были сделаны инъекции успокоительного лекарства. Придя в нормальное состояние, Силантьев потребовал встречи с начальником колонии, где изложил просьбу о встрече с московскими контрразведчиками.

Итак, было ясно, что Петр Силантьев подвергся глубокому гипнотическому внушению и программированию, но внезапно произошел сбой в программах. Чем это было вызвано и каков механизм смены этих программ с одной на другую, какие программы были заложены в сознание или подсознание этого человека? И здесь, как никогда, пригодились сотрудники в/ч 10003 которых вызвал Колесниченко. И они очень быстро смогли понять, что произошло с этим осужденным.

Для срабатывания той или иной ментальной установки или программы, при ее установке в сознание закладывается так называемый «якорь» или «триггер». Это контрольный образ, при осознании которого активируется заданная программа. Это может быть что угодно от визуального изображения, слова, запаха, вкуса до особого прикосновения или естественного тактильного ощущения и зависит только от фантазии специалиста-гипнолога. У осужденного Силантьева таким якорем оказался образ самоубийства через повешение, который он увидел на экране. В том фильме, который он смотрел в колонии был эпизод, где один из персонажей кончая жизнь самоубийством именно вешается.

Было ясно, что сработала программа самоликвидации агента. Что Силантьев являлся агентом спецслужб США, ни у кого не вызывало сомнений. Он был подвергнут регрессивному гипнозу, другими словами, ему просканировали память. Технология, в общем-то, не сложная для высококлассного специалиста, которые у КГБ были.

Несложная, но трудоемкая!

Кропотливая работа длилась несколько недель, и ее результаты повергли контрразведчиков и самого Сергея Колесниченко в шок. Оказалось, что в сознании Петра Силантьева существовало аж четыре поведенческие модели, заложенные американскими специалистами во время работы с русским пленным.

Первая поведенческая модель была рассчитана на прохождение Силантьевым процедуры военного расследования и суда. Вторая моделировала его поведение в колонии. Самая интересная, третья модель давала ему установку после освобождения найти работу по имеющейся квалификации вблизи железной дороги стратегического назначения. Обустроившись на новом месте, Силантьев должен был принять от агента западных спецслужб специальные радиационно-измерительные датчики, которые ему было необходимо разбросать в определенных местах вдоль железнодорожной магистрали. Он должен был периодически снимать показания этих датчиков и передавать их связному. Датчики отмечали изменения радиоактивного поля вблизи железнодорожного полотна, до и после прохода определенных вагонных составов. Чтобы было понятно, для чего это делалось — стратегические ядерные боеголовки перемещались именно по железной дороге.

Ну и четвертая поведенческая модель, ведущая к суициду, была приведена в действие не вовремя. Она, скорее всего, должна была сработать после выполнения основного задания. Как говорится, концы в воду…

Когда сотрудники секретного отдела КГБ все выяснили, прояснилась давняя загадка, которая длительное время тревожила советских контрразведчиков. Дело в том, что в КГБ в свое время обратили внимание на одну странную особенность поведения заключенных из контингента бывших военнопленных. После отбытия сроков наказания некоторые из них не возвращались на места своего прежнего постоянного жительства, что было бы естественным после освобождения. Эти люди после освобождения находили работу в достаточно специфических городах и населенных пунктах, которые были вблизи стратегических объектов, связанных с инфраструктурой ядерного щита СССР. Это были как ядерные электростанции, заводы по переработке и обогащению ядерного топлива, пусковые шахты стратегических ракет, железные дороги, по которым перемещались литерные железнодорожные составы, перевозящие определенные «радиоактивные» грузы. Так вот, освободившиеся выезжали в такие населенные пункты, селились и жили там какое-то время. А потом внезапно кончали жизнь самоубийством.

Теперь все встало на свои места.

Сергей Колесниченко очень хорошо помнил ту историю. Именно ее он имел в виду, когда на совещании в Красногвардейском РОВД попросил слова….

Максим Зверев прекрасно понимал, что засветился по полной. Впрочем, на то и был расчет. Нет, стихи на школьном вечере он прочел вполне осознанно — ну, накопилось в его душе много такого, что требовало выхода. После того, что он пережил в своей взрослой жизни, что увидел и прочувствовал, спокойная и размеренная жизнь в эпоху, как тогда говорили, «развитого социализма» его немного коробила. Ну вот попробуйте жить спокойно, зная, что через некоторое количество лет все пойдет к… короче, под откос. И как тут не придут в голову мысли о том, что можно что-то изменить. Вот мысли эти и приходили.