Батальон погнали впереди себя, как стадо коров. В Донецке таких вот «работничков» не хватает. Так что пусть после себя и своих товарищей завалы разбирают и улицы убирают. По пути Рома Каланча обнаружил еще пять танков Т-64. Они стояли почти на окраине, под деревьями. Самое интересное, что танкистов в них не было. Был только один часовой, которой Зверобой походя снял из своего «Винтореза». С танками долго не морочились — быстренько заминировали, благо, БК был пополнен Видать, на утро собирались стрелять по Донецку, суки.

В итоге вылазка прошла просто прекрасно и без потерь, что немаловажно. А на следующее утро со стороны Песок в город не прилетел ни один снаряд, не залетела ни одна мина. Наоборот — наблюдатели доложили, что в поселке слышались взрывы, что-то дымилось, и видели какой-то движняк на въезде в поселок. И потом еще неделю Куйбышевский и Киевский районы Донецка жили спокойно. После, конечно, ВСУ снова попытались обосноваться в Песках, снова открывали огонь и снова получали ответку. Только с каждым разом ответка от армии ДНР становилась все более жесткой и даже жестокой. А ДРГ «Стикс» внезапно перестала брать пленных.

Вообще.

…Все это память Максима хранила очень прочно. И никуда все эти воспоминания не уходили. Поэтому, хотя вокруг четвероклассника Максима Зверева была мирная жизнь, счастливое советское детство и светлое будущее, он, журналист Максим Зверев знал, что оно, будущее это, далеко не светлое. И как раз это угнетало его больше всего. Наверное, поэтому он так и не смог расслабиться и получать удовольствие от своего внезапного детства, от своего юного тела. Да и просто от жизни, от шанса прожить ее снова. Хотя — снова прожить свою жизнь — удовольствие сомнительное. Зная свой путь, выбрать другой? А если этот путь будет неверным? Если все напрасно…

Все это подсознательно очень сильно напрягало. А если к этому добавить тренировки, соревнования, ответственность… Вот этого и не хотелось больше всего. Ответственности! Причем, чем больше на себя возьмешь — тем больше отвечать. В спорт пойдешь — и будь добр, отвечай за город, сборную, за страну, наконец! И прощай, беззаботное детство? А если не в спорт? Куда? И не будет ли там ответственности намного больше?

«Так, со спортом все ясно. Надо решать с Комитетом», — Зверь задумался.

С одной стороны, проверки он прошел и комитетовская группа — а наверняка такая имеется — сделала выводы. Теперь после силовиков будут ребята типа этого Колесниченко. Яйцеголовые. Аналитики, психологи и, скорее всего, те, кто в КГБ занимался неординарными явлениями. Что-то типа экстрасенсов.

«Жаль, не помню ни фига из этого периода. Фамилия „Кулагина“ в голове вертится, вроде бы тетка такая была у них в разработке, спичечный коробок взглядом двигала. Потом какая-то Джуна Давиташвили крутилась возле Брежнева, но это уже в 80-х было… Вот ведь из меня попаданец хреновый — ничего не помню!» — со злостью подумал Максим.

Ясно одно — в самое ближайшее время его ждет новая встреча со спецами из Комитета госбезопасности. И вот она решит все — куда двигаться, чем заниматься и вообще, каким будет его будущее. Будущее и пионера Максима Зверева, и сержанта спецназа ДНР по прозвищу Зверь, бывшего журналиста, бывшего политзаключенного и бывшего спортсмена. И сможет ли он, бывший, сделать в настоящем свое будущее?

Свое и своей страны?

— Юноша, можно Вас на минутку, — внезапно услышал Макс за своей спиной.

Он обернулся и понял, что самые его тревожные ожидания, похоже, сбылись…

Вольнонаемный сотрудник Комитета государственной безопасности СССР Владимир Сафонов по своей основной, инженерной специальности, почти не работал. Он еще продолжал числиться в каком-то КБ, и даже получал там зарплату. Но основной работой давно считал работу в секретной лаборатории при Комитете. Точнее, в секретной воинской части — так называемой в/ч 10003. Он не знал точно, сколько еще подобных «специалистов» работало в этом подразделении — секретность была серьезной. Настолько серьезной, что про эту «в/ч» знали всего несколько человек в руководстве КГБ, МВД и Минобороны, а также некоторая часть «кремлевских старцев». То есть, даже не весь состав Политбюро ЦК КПСС.

К Владимиру Сафонову сразу прикрепили куратора — офицера КГБ, молодого лейтенанта, который только недавно закончил «вышку». Он обеспечивал прикрытие на всех уровнях, а также, в случае необходимости, осуществлял охрану и наблюдение, организовывал необходимые встречи и координировал детали разрабатываемых операций. Правда, вначале были нудные и даже рутинные проверки, в том числе и его, Сафонова, биоэнергетических способностей…

Он прекрасно помнил, как его проверяли перед тем, как официально принять на работу. Однажды в апреле 1972 года был проведён эксперимент, который окончательно решил судьбу необычного сотрудника. Владимиру Ивановичу Сафонову предъявили 25 фото (с литографий) лиц, идентифицировать которых по этим портретным изображениям он не мог. Фотографии были перемешаны.

Но самое интересное было в том, что в соседней комнате находился его, так сказать, наставник — Сергей Вронский. Именно он порекомендовал Сафонова на работу в КГБ. Сам Вронский еще с довоенных времен работал в ОГПУ, НКВД, потом МГБ и, наконец, в КГБ. Он был легендарной личностью, но при этом совершенно засекреченным. Легенды о нем ходили в разных управлениях Комитета, но в каждом — со своей спецификой. В Первом управлении — внешняя разведка — рассказывали о некоем неуловимом советском разведчике, который работал у самого Гесса, а потом — у самого Гитлера. Во Втором — у контрразведчиков — ходили легенды о сотруднике отдела, с которым советовался сам Хрущев. Военные контрразведчики передавали друг другу байку о том, как некий комитетовский сотрудник точно указал на появление у американцев новых стратегических бомбардировщиков. А Восьмой главк — шифровально-дешифровальное управление — старательно опровергал слухи о том, что их сотрудники на расстоянии считывают шифры иностранных разведок.

На самом деле все эти слухи, легенды и байки были результатом переведения реальной информации в разряд сомнительных и неподтвержденных данных. Потому что, несмотря на сверхсекретность, она все же просачивалась, накапливалась и, раз уж выходила из стен «восьмерки», то ей надо было придавать ореол не то мистики, не то анекдотов. Что, собственно, и было сделано. Хотя большинство этих слухов и баек было чистой правдой. Вронский и у Гитлера служил личным астрологом, и Хрущев с ним советовался, и шифры иностранных разведок Сергей Алексеевич разгадывал. А еще — сидел после войны в Потьминских лагерях в Мордовии. Но сейчас вот работает в закрытой лаборатории Звездного городка, составляет личные гороскопы для космонавтов, предсказывает благоприятные даты для космических полетов. И в лаборатории биоинформации читает лекции о влиянии космического излучения на психику человека.

Вот какого уровня специалист работал в Комитете. Проверка для его ученика, в общем-то, была не нужна — Сергей Алексеевич и так знал все возможности Владимира. Эксперимент был, скорее, нужен начальству. Причем, Вронский не мог знать, в какой очередности Сафонов будет проводить диагностику. Поэтому телепатическое считывание сразу исключалось — а ведь Сафонов действительно мог читать мысли и не раз это доказывал. Но в данном эксперименте проверялась его способность по изображению предсказывать судьбу человека. Ну, как предсказывать? Он ведь не будущее предсказывал, а, скорее, прошлое читал. Будущее — это целая цепь вероятностей и неизвестно, в каком именно месте эта цепь замкнется. А здесь…

Здесь все люди, изображенные на литографиях, давно умерли. И Сафонов должен был это угадать. Точнее, почувствовать… И рассказать о них.

Вот он и рассказал…

Московский инженер не ошибся ни разу[93], поведав о смерти каждого из предъявленных ему людей. Точность указанной зоны и причины смерти поразила всех. Всех — кроме его учителя Вронского.