— Ну, я могу предполагать, что подобные программы разрабатываются у нашего вероятного противники — в странах НАТО, в первую очередь, в США, Великобритании, ФРГ. У нас есть данные, примерный алгоритм исследований в этой области, а самое главное — примеры подобных внедрений.

— Внедрений куда? — Шардин не совсем понимал, куда клонит его сотрудник.

— Внедрений во всех смыслах. И в память, то есть, в мозг наших людей, и внедрение этих людей в какие-то ключевые зоны, где они смогли бы быть полезными врагу.

— И каким же образом?

— Да каким угодно. Передавать информацию, как минимум.

— А как максимум?

— А как максимум — стать своеобразной самонаводящейся торпедой.

— Погоди, Сергей, тебе не кажется, что по поводу этого школьника ты перегибаешь? — старший группы уже не скрывал свое раздражение. Надо же — и здесь шпиономания.

— Нет, не перегибаю, товарищ майор. И сегодня во время доклада коллег, — Колесниченко кивнул в сторону Красножона, — я в этом еще раз убедился. Тем более, что я имел доверительную беседу с этим мальчиком.

— И что же?

— И то, что никакой он не мальчик. У него сознание вполне сформированного взрослого человека. Он рассуждает, как взрослый, имеющий жизненный опыт, у него отсутствуют те, так сказать, красные флажки, которые должны присутствовать у любого советского человека. Вот я слышал, что он больше испугался милиции, нежели взрослых бандитов. Нет, он не испугался милиции. Точнее, он испугался не милиции, а последствий попадания в милицию. Понимаете разницу? И при этом он совершенно не испытывал страха передо мной, хотя знал, что я сотрудник органов госбезопасности. У любого советского человека просто обязан быть некий страх перед КГБ. А у этого мальчика его нет. Вообще. Причем, он вел себя достаточно уверенно и даже вызывающе.

— Почему?

— Вот здесь как раз в моей теории нестыковка. С одной стороны, если его сознание и подсознание подверглось внедрению какой-то программы, то поведенческие реакции у него должны быть максимально нейтральными. А он наоборот, выделяется. Но, с другой стороны и это можно объяснить. Выделяется ведь он чем? Спортивными успехами, учебой, даже патриотизмом. Ведь далеко не каждый советский школьник — да что там школьник, далеко не каждый советский человек сегодня будет вспоминать о том, что мы на 60-м году Советской власти забываем заветы Ленина.

— Ничего себе! И где этот пацан такое ляпнул? — не выдержал майор Красножон.

— Представьте себе, на школьном концерте, посвящённом празднику 7 ноября. Закатил речь о том, что мы слишком успокоились, а фашизм не дремлет. И даже стихи прочитал. Свои стихи. Причем, идеологически правильные! Можно сказать, революционные!

— А как отреагировали учителя, директор? — Поинтересовался Шардин.

— Вы знаете, товарищ майор, стандартно. Правда, директор там достаточно умный, все понял правильно, а парторг собиралась телегу накатать в райком партии. Я, конечно же, пресек. Мягко…

— Правильно, молодец. Так что там дальше? — Шардин уже проявлял интерес к докладу Колесниченко.

— По концерту?

— Нет, по фигуранту!

— Поговорил я с ним. Выводы такие. Или этот мальчик гений — надо бы его стихи посмотреть, никто не знает, что он пишет стихи, даже родители. Ну, это может быть — писал все время тайком от всех. Но надо почитать — если он начал в раннем возрасте, то сейчас может писать и такое… взрослое. А вот если нет подростковых цветки-лютики-сопли-девочки, то тогда надо разбираться. Или же второй вариант — была проведена работа с мозгом, внедрена программа. Которая должна по итогу помочь объекту выйти на какой-то уровень, с которого он способен уже выйти на конкретную задачу иностранных спецслужб.

— Ну ты нагородил! Сергей, ну понятно, что ты контрразведка, и что ваше управление заточено под борьбу со шпионами, но не перегибаешь ли ты? — майор Шардин был искренне удивлен. — Он же пацан совсем, ну какая там разведка?

— Этот пацан, товарищ майор, не так давно обезвредил двух матерых уголовников, которые были вооружены. Представьте себе, что такой вот умелый боец, обладающий навыками силового контакта — а мы еще не знаем, может ли он так же хорошо действовать при огневом контакте, так вот, такой вот боец, окажется, например, в окружении первых лиц нашего государства?

— Погоди, ты это о чем?

— Да о том, что, допустим, этот Максим Зверев, скажем, выделился на поприще чтения стихов. Ну, допустим, попадет он в группу, которая будет декламировать стихи по случаю какого-то советского праздника. Или спортивные его успехи. Или еще что-то… короче, появляется он с цветами среди встречающих Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева в аэропорту или там на том же Южмаше. Вы понимаете, о чем я? — Сергей наконец-то изложил все то, что его так долго мучило.

— Тааак…. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, — Шардин был озадачен.

— Простите, товарищ майор, — вмешался капитан Краснощек. — В «девятке» работают опытные сотрудники, вряд ли они пропустят любые действия этого пионера.

— Нет, Виталий, Сергей прав. Ты, конечно, хороший оперативник и специалист по силовому задержанию, но здесь будет эффект внезапности. Пара секунд у мальчика точно будет. А воткнуть ручку, например, шею — тут этих секунд как раз и хватит.

— А зачем это все надо? Кому? — не выдержал уже начальник райотдела майор Шарапа.

— Да здесь как раз все просто. В 73-м году договор ОСВ-1 с Никсоном Леонид Ильич подписал, а готовится подписание договора ОСВ-2, Картер об этом говорил. А там у них очень много недовольных. Это же огромные убытки для военно-промышленного комплекса. И зарядить вот такого скромного мальчика вполне могли… Как раз три года назад, когда этот Зверев учился в Москве. Кстати, надо проверить, почему, по какой причине он переехал в Днепропетровск. Точнее, по какой причине родители переехали в Днепропетровск. Саша, ты займись? — Шардин посмотрел на «интеллигента» в дорогих очках. Тот кивнул.

— Значит так. Колесниченко. Продолжай зондировать этого школьника.

— Извините, товарищ майор, я считаю, что зондировать его должен уже не я, а другие специалисты нашего подразделения. Прошу согласовать детали с моим руководством, — Сергей с трудом сдерживал радость. Вот оно! Он добился своего. Он будет разрабатывать эту операцию. Это шанс засветится!

— Да, я согласен, напиши докладную на мое имя и обоснование, а также детали операции. Будем разрабатывать, — Шардин пометил у себя в блокноте.

— Так, Виталий. Ты аккуратно проверь — ну, через МВД, через спортзал — реальные возможности этого вундеркинда. Только не переборщи — никаких травм и прочего.

— Травм для кого? — капитан Краснощек или прикидывался простаком, или действительно не понял.

— Травм для объекта.

— Да судя по тому, что он успел продемонстрировать, как бы наши сотрудники остались целыми. Парнишка достаточно жестко работает, — Виталий был немного раздосадован свалившейся на его голову проблемой.

— Как бы жестко он не работал, я вам запрещаю его травмировать. Не роняйте его, неизвестно, что там у мальчика в башке, его другие спецы будут прощупывать. Твоя задача — только проверка его — подчеркиваю — его функциональных возможностей. Причем, сама техника для меня вторична — в первую очередь важно узнать, какова у него скорость реакции, время принятия неожиданных решений, причем, желательно в экстремальной ситуации, какова его реальная сила, в общем, мне нужно знать всю его функционалку. Конечно, путь, который обрисовал старший лейтенант Колесниченко, довольно сложный и не факт, что этот Зверев именно таким образом будет задействован. Не факт даже, что он вообще имеет отношение к иностранным спецслужбам и выполняет задачу по… Но, если такая версия принята в разработку, мы обязаны отработать ее до конца.

Шардин оглядел всех собравшихся в кабинете.

— Подведем итоги, товарищи. Капитан Маринкевич — отработка связей семьи Зверевых в Москве. Кстати, попутно проверьте более тщательно версию с его дедом-чекистом. С Виталием держите контакт, у него там тоже какие-то наработки были.