Глава тридцать четвертая: Ени

— Ты выглядишь такой юной, — пускает слезу мамочка, разглядывая меня с расстояние в пару шагов.

Я почти слышу ее невысказанное: «Слишком юной для брака к Рэмом», но благодарю ее теплой улыбкой, зная, как нелегко было сдержаться и не озвучивать свои опасения. Должно пройти намного больше времени, прежде чем она срастется с этой мыслью Прежде чем наша странная семья переварит тот факт, что мы с Рэмом одновременно и сводные брат и сестра, и, через каких-нибудь пару часов — муж и жена.

Мы не стали закатывать пир горой, ограничились приглашением только самых близких. Но правда в том, что это и так больше сотни человек: отец Рэма долго ворчал, что его просто неправильно поймут, если он не пригласит на свадьбу сына хотя бы два десятка своих деловых партнеров, а мамочка, по тому же примеру, вытребовала места в «зрительном зале» и для своих подруг. В общем, мы с Рэмом только молча сочувствовали друг другу, что несмотря ни на что, большую часть гостей мы будем видеть впервые.

— Пообещай, что вы не станете заводить детей по меньшей мере пока ты не получишь образование, — строго требует мамочка.

Снова здорова. Немного раздражают эти попытки вдруг начать контролировать каждый мой шаг, хоть до наших с Рэмом отношений она безоговорочно мне доверяла. Но, может, это потому, что она не видела в других моих увлечениях ничего серьезного? Теперь-то я понимаю, что только думала, что любила, а на самом деле занималась почти по-детски наивным самообманом.

Бросаю взгляд на себя в зеркало: то самое платье с итальянскими кружевами, в котором Рэм впервые меня поцеловал, сидит как влитое. Волосы собраны и украшены живыми белыми орхидеями, поверх которых приколота легкая, как паутинка, фата длиною в пол. И мои туфли. Я, как школьница, которой впервые стали впору туфли на каблуках, забираю платье и любуюсь этим шедевром: белая замша с серебряными — я не шучу, это настоящее серебро! — вензелями на каблуках и пятке, украшенная кристаллами Сваровски. Я спрячу их в коробку и буду беречь, как зеницу ока, а когда Рэм будет уезжать в свои командировки — надевать и ходить по дому, вспоминая нашу свадьбу. Ну и что, что ребячество.

В комнату заглядывает Лилёк и громко, словно заговорщик, шепчет:

— Приехали!

Меня бросает в озноб. Ноги так невыносимо слабеют, что я слепо тяну руку в поисках поддержка. Мамочка тут же хватает ее и обмахивает меня свежим, еще пахнущим типографской краской гламурным журналом, на чьей обложке красуется наше с Рэмом фото. До сих пор не верю, что согласилась на интервью, зато сколько мы потом смеялись, вспоминая дурацкие вопросы и наши попытки выжать из себя мало-мальски достойные ответы. Мамочка читала со слезами умиления на глазах, а я до сих пор не отважилась. Боюсь, после этого моя вера в журналистскую профессиональную этику уже никогда не будет прежним.

Мы медленно спускаемся вниз, и уже на середины лестницы я замираю, потому что вижу внизу своего мужчину. Черный модный костюм и белоснежная рубашка так ему идут, что я на миг забываю о своем намерении сделать свои собственные «воспоминания», но Лилёк не дремлет и уже тычет мне в ладонь «Полароид». Когда я быстро делаю кадр, мамочка недовольно охает, Рэм скалит зубы в улыбке, а Влад за его спиной ставит брату «рожки» и с молчаливой мольбой на лице просит сделать еще один кадр. Не могу устоять.

— Господи, Евгения, такими темпами мы приедем в ЗАГС к полуночи, — говорит мамочка.

— А мы никуда не спешим, — улыбаюсь я, передавая свое сокровище подруге. — Рэм позаботился о том, чтобы час перед нами и два часа после больше никого не расписывали.

— Муж и жена — одна сатана, — говорит мамочка, но на этот раз даже почти с улыбкой.

Она обязательно полюбит моего Цербера. Ну, как только перестанет злиться, что он украл мое право на поиски достойного мужчины.

И все же мы с Рэмом перестаем валять дурака, как только наши взгляды снова пересекаются. Он слишком красивый сейчас, слишком мужественный и в тоже время нежный с этими чуть взлохмаченными волосами и легкой небритостью. Это тоже было одним из моих условий — обожаю эту его брутальную щетину, и на свадебных фотографиях он должен быть именно таким.

Знаю, что должна быть серьезной, трепетной и нежной ланью, но какое там. Рэм протягивает руки — и я мчусь в его объятия, даю себя подхватить и дико визжу, когда он меня кружит.

— Ты представляешь, что сегодня у нас будет законное право на секс? — в его поцелуй шепчу я, стараясь хотя бы казаться серьезной.

— Малышка, я сплю со стояком и этой мыслью всю неделю. Как ты думаешь, что я могу представить?

Обожаю его откровенность. Обожаю его готовность принять меня со всеми заморочками и нежеланием взрослеть. Мы оба знаем, что велика вероятность того, что я на всю жизнь останусь великовозрастным ребенком, и он не пытается как-то на это повлиять.

— Ты красивее, чем все, что я видел в жизни, — говорит Рэм с какой-то трогательной мужской скупостью.

— В день, когда ты не скажешь об этом, я подам на развод, Цербер, так что занеси комплимент в ежедневные напоминания на ближайшие лет сто.

Мы едем в ЗАГС, и изо всех сил пытаемся быть серьезными по время гражданской церемонии. А во время венчания в церкви я чувствую себя невероятно очищенной, подготовленной к тому, что теперь я — Евгения Даль, законная жена Романа Даля, и будущая мать его детей.

— Ты должен мне новую руку, Рэм, — слышу шепот из-за спины Влада, которому приходиться не только держать свой венец над головой брата, но и поддерживать локоть Лилька.

— Ящик Джимми Волкер — максимум, — отзывается шепотом мой муж.

Мой. Муж. Наступит ли такой день, когда я начну хоть чуть-чуть сдержаннее реагировать на эти простые слова?

Мы выходим из церкви какими-то… я не знаю. Обновленными? Смотрим друг на друга, прижимаемся, скрещивая пальцы в неразрывные замки. Быть его женой — самая правильная вещь на свете, и слава богу, мне хватило ума перешагнуть через свои предрассудки. Может быть когда-то этот мужчина и был бабником, но тот, что стоит передо мной — не он. В этом я уверена так же сильно, как и в том, что контролирую каждый свой палец.

— Остался ресторан, — бормочет Рэм.

— И в аэропорт.

Может кому-то это покажется жуткой банальщиной, но у нас все почти, как в кино: уже зарезервирован частный рейс на Мальдивы, откуда нас на катере отвезут на самый настоящий необитаемый остров, где мы проведем десять дней. Десять дней на собственно пляже, где мы можем заниматься любовью не опасаясь смутить отдыхающих своими животными инстинктами.

Нас все поздравляют, дарят цветы, желают много лет совместной жизни, детишек, благополучия, достатка. И я с искренней радостью и благодарностью принимаю каждое слово, точно зная, что мы-то точно постараемся, чтобы превратить мечту в реальность.

В наше первый свадебный танец Рэм выводит меня в центр зала. Я немного кривлюсь от боли, потому что хоть туфли и идеальны, но они новые и порядочно натерли мне пятки.

— Сними их, — предлагает Рэм под первые аккорды музыки.

— Представляешь, что о нас будут говорить?

— Ну, во-первых, не о нас, а о тебе, малышка, а во-вторых — давно ли ты стала оглядываться на мнение других?

Я освобождаю ступни, но встать на пол Рэм мне не позволяет: чуть приподнимает, словно я совсем ничего не вешу и бережно опускает на свои туфли. Боже, я сейчас реветь буду, как белуга! Пусть ванильно, пусть радужно и даже умилительно-сопливо, как диснеевская сказка, но это — моя сказка и мой принц. Я никогда бы не согласилась на меньше — теперь-то я это точно знаю.

Как ни парадоксально, но мы — первые, кто покидает эту свадьбу. Уже девять вечера и нам пора лететь навстречу своей новой жизни. Чемоданы с вещами уже в машине Рэма и по такому случаю он даже разрешил сесть мне за руль. Сказал, что это первый и последний раз в жизни, когда он допускает меня за руль своего монстра. К счастью, после визита в больницу и подтвержденного диагноза «анемия средней степени», я начала пить какие-то жутко дорогие таблетки и мошки перед глазами понемногу сошли на нет.