Закрываю глаза и рычу, проклиная бывшую! Алиса тут же вырывается из рук, отталкивая меня и, не взглянув, практически убегает, исчезает с поля зрения.

— Руслан? — дергает меня за руку Нелли. — Ты с этой у нас дома?

— Не у нас, а у меня. Это раз, — жестко отрываю ее цепкие пальцы от своей руки и ерошу пятерней спутанные волосы. — И не с этой, а с Алисой! — и направляюсь следом за девушкой. Зачем? Что сделаю, когда догоню? Что скажу? Не знаю, черт! Но я не могу отпустить ее просто так.

И появляюсь на парковке у дома как раз вовремя, когда Левашов, держа под руку Алису, ведет ее к машине.

— Алиса, — окликаю ее, стараясь догнать быстро удаляющуюся пару. — Марат!

Друг прям джентльмен, открывает ей дверь и помогает взобраться в машину, тут же захлопывая. Но меня режут, словно ножом, слезы, что я замечаю на ее щеках.

— Твою мать, стой, — одергиваю друга за руку.

— Спасибо за пикник, друг. Но ты полный кретин, — получаю злое от Марата.

— Тебя забыл спросить, — рычу в его сторону, пытаясь разглядеть в машине девушку, и уже почти рванул в ее сторону, когда друг меня останавливает.

— Оставь ее в покое, Рус! Определись сначала сам, — и, выдернув свою руку из моего захвата, забирается в машину, быстро, с визгом шин, уезжая с территории.

— Твою…

Да почему же так хреново?



Меня всю колотит, пока Левашов везет в сторону дома. В салоне висит звенящая тишина. Лишь изредка ловлю на себе любопытные и обеспокоенные взгляды мужчины.

— Он ревнует, конкретно так ревнует, — разрезают его слова тишину.

— Мне все равно, — отвечаю, не отрывая взгляда от пробегающих мимо деревьев и крепче обхватывая себя за плечи.

— Уверена? — хмыкает водитель. — Я впервые его таким вижу. Извини, что лезу, но тут и без слов понятно, что между вами что-то есть, верно?

— Не есть, а было, вы наблюдательны. Будете осуждать? — поворачиваю голову в его сторону и упрямо задираю нос.

Хуже чем есть, уже быть не может.

— Нет, что ты. Все разладилось с приездом Нельки, да? — не дождавшись ответа, кивает сам себе, словно подтверждает свои мысли. — Он бывает до дури правильный. И зная его столько лет, я его понимаю, как никто другой. Все упирается в Роберту. Нелли ее родная мать. И судя по всему, Рус пытается сделать все правильно, как должно быть, в его понимании. Настоящая мать, родная женщина. Но поверь мне, он долго с ней не выдержит. И сам поймет, какую ошибку совершил, — разоткровенничался мужчина.

— И что? Что мне-то делать? Ждать его? Наблюдать, как она вьет семейное гнездышко? — горько усмехаюсь. — Разве стоило так поступать? — говорю так, словно он понимает, о чем я.

— У каждого свои жуки, без этого никак, — пожимает плечами. — Завтра выходной, — тут же меняет тему.

— Да, буду готовить практику. Еще неделя, и меня ждет защита, — отвечаю, мысленно отсчитывая, сколько еще дней осталось потерпеть работу в “ПрайдИнвест”, которая с каждым днем морально становится для меня все сложней и сложней.

— Да уж… неделя, — неопределенно кивает Марат, и на этом наш разговор заканчивается.

Всю оставшуюся дорогу до дома я, как дура, прокручиваю в голове поцелуй и молча корю себя за несдержанность. Я не должна была отвечать. Он выбрал не меня. Я ему не нужна. Но если так, почему у него такой убитый взгляд? Зачем эти игры?

— Приехали, — вырывает из мыслей голос Левашова, когда он останавливается в установленном месте, недалеко от моего дома. — Прости, что так вышло, Алиса, — говорит он, как мне кажется, искренне.

Я вылезаю из машины и, уже приготовившись захлопнуть дверь, поднимаю взгляд и зачем-то говорю:

— Знаете, не могу вам сказать спасибо за этот вечер. Простите, — виновато улыбаюсь и, закинув рюкзак на плечо, закрываю за собой дверь.

Воскресенье провожу у дяди в сервисе. Там лучше, чем дома. Для меня находится пустяковая работа. Ну, хоть что-то. Но дядя Паша до последнего не хочет подпускать меня к технике.

— Ты в таком паршивом состоянии, что боюсь, не по силам тебе это, — бурчит он после непродолжительного спора все-таки разрешая приступить к работе. К работе, в которую я ухожу с головой, чтобы не думать. Чтобы забыться.

А после, вымотанная вусмерть, появляюсь дома. Ополоснувшись, чуть ли не замертво падаю в постель. Может, хоть сегодня мне удастся поспать.

Понедельник наступает неожиданно быстро. Еле раскрыв глаза и поняв, что за последнюю неделю я наконец-то выспалась, выползаю из постели. Завтрак чуть ли не у выхода из квартиры, рюкзак на спину и бегом к мотоциклу, чтобы не опоздать на работу.

Сменив одежду, появляюсь в офисе вовремя. И скрываюсь за дверью своего кабинета. Но спокойно мне работать не дают, то и дело отвлекая на просьбу подшить документы. Как я поняла из разговора сотрудников, ход в деле по “СтройКом” принял нужное направление. И как бы тяжело ни было на сердце, мысленно радуюсь за Руслана и продолжаю работать.

Сегодня я впервые за последнее время собралась сходить на обед, уговаривая себя, что целыми днями прятаться в душном кабинете — это не выход. Но этой затее не суждено было сбыться.

В дверь постучали. Громко и настойчиво.

— Входите, — отвечаю, собирая документы по столу, складывая в папку.

— Здравствуйте, Алиса Алексеевна, — слегка вздрагиваю от ледяного тона показавшегося в дверях Беркутова, держащего в руках красного цвета папку. Как всегда в костюме и просто идеален, если не считать неприкрытой усталости на лице, которое сейчас еще и злое.

— Добрый день, Руслан Данилович, — выходит нервно, когда ловлю его темный взгляд. На чувственных губах играет дьявольская насмешка, что заставляет внутренне поежиться.

— Торопитесь? — он не закрывает за собой дверь, делая шаг и переступая порог. За его спиной я вижу мельтешащую Олесю, с любопытством поглядывающую в нашу сторону.

Интересно, что за тон для разговора?

— Судя по всему, уже нет, — откладываю бумаги и так и замираю в ожидании продолжения. Он явно зашел не просто поздороваться. Внутри уже начинает просыпаться скверное предчувствие.

— Ну, раз так, то вот, — кидает на стол передо мной эту самую красную папку, что сжимал в руке и кивает.

— Что это? — непонимающе смотрю на мужчину, боясь даже пошевелиться.

— А вы посмотрите, не стесняйтесь, — по-хозяйски устраивается на моем стуле.

Я нехотя беру эту папку, ещё не понимая, что там, но подозревая, что в ней мои огромные проблемы.

— Не бойтесь, Алиса, она не кусается… почти, — снова усмешка. И взгляд холодный, цепкий и злой до дрожи. В чем я снова провинилась?

Трясущимися руками открываю папку и пытаюсь разобрать буквы на бумаге. Но они вдруг начинают скакать перед глазами, нехотя складываясь в информацию. А точнее, мое досье. Где фигурирует фамилия Воротынцева. Его планы по выкупу “СтройКома”. О его фирме, отмывающей деньги. В общем, все… абсолютно все, в чем я так боялась Беркутову признаться.

Ноги подкашиваются, и я оседаю на стул, поднимая взгляд от бумаг на Руслана.

— Ну как? — на его упрямом лбу пролегли две продольные морщины. — Понравилось? — кивает на зажатую у меня в руках папку и еще больше хмурится Беркутов. — А теперь расскажи, как ты попала в мою фирму?

— Мне дал направление институт, — говорю осипшим голосом, с трудом продирая горло.

— Да не надо мне заливать эту ерунду! Будешь лить ее в тачки. Как ты попала именно ко мне? — тон, не терпящий возражений. Мужчина подается чуть вперед, упираясь локтями в стол. Желваки на его лице ходят ходуном, а потемневшие глаза прожигают яростным взглядом.

— Я, правда, не понимаю, о чем ты… вы, — пытаюсь проморгать подступающие слезы. Я прекрасно осознаю, в каком свете сейчас видит меня Беркутов.

— А мне кажется, понимаешь, но хочешь, я тебе сам расскажу, раз у тебя с памятью проблемы? — каждое слово бьет наотмашь, пропитанное злостью и ненавистью. — Твой папочка — мой конкурент. Прекрасный способ нашел, как проникнуть в самое сердце моей компании. Дочь, не вызывающая подозрения. Браво, готов склонить перед ним голову. Вошла в доверие коллективу. И вуаля! У тебя все карты. То есть документы. Теперь я точно знаю, кто крыса в моем доме. Ты, Алиса. До тебя ни разу у меня не было таких проблем. А тут полностью слитая конфиденциальная информация. Полностью! И именно тогда, когда появилась ты, — его слова меня душат. Я мотаю головой, не веря в услышанное. Он обвиняет, не подозревает, а именно обвиняет в предательстве. — А строила из себя такую невинность. И я, как мудак, повелся. Печально, — зло шипит он, потирая переносицу.