Домой мы добираемся в полной тишине, так как Адам не произносит больше ни слова. Он отворачивается от меня к окну и что-то быстро печатает в телефоне. Я хмыкаю и тоже отворачиваюсь. Не понимаю причину его недовольства. Я заметила шрамы и задала ненужные вопросы? В таком случае стоит выписать на листке список: разрешенных и запрещенных тем для разговоров.

Сейчас я не понимаю, как мы вообще сможем ужиться вместе, если даже в такой легкой ситуации споткнулись друг о друга. Я попыталась спросить, и он тут же оттолкнул меня, не желая делиться. Разве это нормально? По документам мы уже муж и жена, так почему он ведет себя так грубо и бесчеловечно?

По приезду Адам первым выходит из машины и следует в дом. Когда его широкая спина, обтянутая рубашкой, скрывается за дверью, я только выхожу из машины. К Родиону меня больше не проводят, маршрут я изучила сама, правда, на втором этаже замялась и остановилась у коридора, который ведет к комнате девочки. Интересно, она выходит на улицу? Гуляет? Или все время сидит в доме так тихо, что ее даже не слышно?

По пути в комнату почувствовала прилив молока, потрогала грудь и поняла, что сегодня Родиону будет что покушать. Надеюсь, что его не успели покормить смесью, ведь отсутствовали мы всего ничего.

— Ох, слава богу, что вы пришли, — восклицает Елена Эдуардовна, стоит мне зайти в комнату. — Я так и не покормила Родиона, пришлось убаюкивать его на руках, — она виновато опускает взгляд.

Сын мирно посапывает, правда, при этом интенсивно жует соску. Проголодался. Я улыбаюсь и забираю его с рук Елены Эдуардовны, сажусь на кровать, упираюсь в спинку, вытаскиваю изо рта Родиона соску и заменяю ее грудью. Малыш тут же просыпается и начинает интенсивно кушать. Проголодался, мой маленький.

— Мне сказали покормить малыша смесью, если вы не вернетесь быстро или у меня не получится его успокоить до вашего приезда, но я старалась, — няня улыбнулась. — Боялась, что если начнем кормить из бутылочки, да еще и сладкой смесью, Родя откажется от груди.

— Родя? — с улыбкой переспрашиваю у нее.

— Ну да, — кивает. — Нужно же было придумать ласкательное малышу. Ничего лучше Роди в голову не пришло.

Я киваю. Малыш с жадностью утоляет голод, а я поддерживаю его за головку и крошечное тельце.

Я так хотела ребенка!

Помню, сколько мы пытались, но забеременеть, несмотря на уверения врачей, что и у меня, и у мужа, все хорошо, не получалось. Мы долго старались, я нервничала, срывалась, не зная, что делать дальше и как выйти из положения. ЭКО казалось нам спасением и мы, не задумываясь готовились к нему. Когда же все пошло не так?

Я и раньше замечала в муже тягу к деньгам, к чему-то незаконному. Одно казино, с которым он связался три года назад, чего стоило. Я долго не знала. Не понимала, куда деваются деньги, а когда к нам пришли коллекторы, и вовсе присела на диван в прихожей и разрыдалась. Андрей тогда мне все рассказал, сказал, что давно завязал, и я ему поверила. После выплаты кредитов у нас все наладилось, мы стали жить лучше, собирать на отдых, и вот снова.

Правда, казино и кредиты не ранили меня так сильно, как предательство. Он же не просто согласился на сделку, он на следующий день после моего исчезновения, пошел в стриптиз-клуб смотреть на то, как танцует другая. Неужели он даже не вспоминал обо мне? Не думал?

— Вы расстроенная, что-то произошло?

Я с тоской перевожу взгляд на Елене Эдуардовну. Она обеспокоенно смотрит на меня и поджимает губы, а мне вдруг стало интересно, что ей рассказали. Знает ли она, как я оказалась в доме.

— Скажите мне, что вы знаете о нашем прибытии сюда?

Она переводит на меня взгляд, смотрит на меня расширенными удивленными глазами и приподнимает брови.

— Мне сказали, что вы родили ребенка хозяину, но пока не состоите в браке, — запинаясь, произносит Елена Эдуардовна.

— Уже состоим.

— О-о-о-о, так это вы…

— Нет, — мотаю головой. — Мы ездили в другое место. Свидетельство о браке я получила сегодня до поездки.

— Ох, поздравляю! Это, наверное, так волнительно?

Женщина настолько искренняя, что я вдруг понимаю: она ничего не знает. Не понимает, что меня привезли сюда, совершенно ничего не знающую, что перед этим меня похитили. Я вздыхаю и киваю головой. Конечно, волнительно! Особенно в моем случае и после утверждения Адама о том, что рано или поздно мы будем спать в одной комнате. Вместе.

— А о девочке вы что-то знаете?

— О девочке?

— О дочке хозяина.

— А. Нет, ничего не знаю. Меня нанимали няней Родиону. Знаю только, что Машей занимается другая няня.

— Вы видели, чтобы девочка гуляла?

— Я ее вообще не видела, — Елена Эдуардовна пожимает плечами. — У них свое расписание, наверное.

— Расписание?

— Когда я устраивалась на работу, мне сказали, что у нас немного позже будет расписание, но его пока не принесли.

— Мы будем гулять по времени? — не верю своим ушам.

— Наверное. Я не знаю ничего, Ангелина. И говорю вам то, что сама знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Увлеченная желанием поговорить с бывшим мужем, я совершенно не подумала о том, что было бы неплохо поговорить с Адамом и расспросить его о дурацких правилах и расписаниях. Я не хочу жить по часам, ложиться спать строго в девять, вставать в семь, завтракать в девять, а ходить на прогулку, когда скажут. Я так не привыкла и не собираюсь привыкать. И если так живет его дочь, не удивительно, что ей мерещится непонятно что.

— Ну тише, тише, маленький, — я второй час пытаюсь успокоить Родиона, который никак не может уснуть.

Молока в груди, на удивление, достаточно, но он все плачет и плачет, а у меня опускаются руки и слипаются глаза. Прошлая бессонная ночь дает о себе знать дрожью в руках, головной болью и звоном в ушах. Я так хочу спать, что в конец просто не выдерживаю: укладываю Родиона в кроватку и начинаю укачивать там, напевая.

Крик не стихает. Он усиливается. Лекарство от колик я ему уже дала, отведенную дозировку снова можно будет дать только спустя часа два. И это пугает меня. Я не знаю, что с Родионом и почему он так сильно плачет. Ножки он, вроде бы, не поджимает, но все время дергается и будто пытается избавиться от пеленок. Но так он только будит себя.

Я начинаю засыпать под его крики. Одной рукой качаю коляску и начинаю дремать. Вздрагиваю от звука открываемой и закрываемой двери. Вскакиваю на кровати и первое время пытаюсь разлепить глаза. Когда это мне, наконец, удается, вижу перед собой Адама с Родионом на руках. Он перекладывает сына на пеленальный столик и начинает снимать с него пеленки.

— Стой, не нужно. Он себя разбудит!

— Он поэтому и плачет, — Адам пожимает плечами. — Давай я запеленаю тебя в простынь и скажу — спи!

Мой мозг отказывается воспринимать ситуацию, потому что добрая его половина просто спит. Дрыхнет! Не хочет работать и качать кровь.

Адам медленно стаскивает с сына пеленки, ползунки, меняет памперс, а после берет на руки и носит по комнате, что-то рассказывая тихим голосом.

— Ну что ты сидишь? — он поворачивается ко мне. — Спи, я побуду с ним.

— Но…

— Тебе поспать нужно, Ангелина. Няню на ночь ты оставлять не захотела, а сама сваливаешься с ног. Ложись, я побуду с сыном. Тем более в моих руках он не плачет!

А и правда, Родион замолкает и, кажется, даже начинает засыпать. Неужели действительно нужно было его только распеленать и дать свободу ручкам и ножкам? Я не хочу больше думать, откидываюсь на кровать и закрываю глаза. Лишь бы Родион больше не плакал… лишь бы не плакал.

Кажется, моя мечта сбылась, потому что просыпаюсь я только утром. В окно ярко светит солнце, я раскидываю руки на кровати и смотрю в потолок, а потом подрываюсь, как сумасшедшая, и замечаю, что ни кроватки, ни Родиона нет.