Она была. Он мог откупиться, но не хотел начинать все заново, хотя умом понимал, что деньги не имеют значения, когда рядом она… и дети. Они давали Адаму жажду жить, бороться, делать все, что угодно ради них.

— Я люблю тебя, — прошептал ей на пике удовольствия, сжал в ее в своих объятиях и упивался тем, как она задрожала, ка впилась ногтями в его плечи и прошептала:

— И я… я тоже безумно люблю тебя.

Ради этого стоило жить. Ради ее взгляда, который она робко бросала на него, ради слов, которые она говорила, ради объятий, поцелуев.

Их близость была нужна ему, как воздух, как вода заблудившемуся в пустыне страннику. Он хотел, чтобы она была рядом. Хотел давно и желал этого сейчас. Она простила его, приняла его таким, какой он есть на самом деле, согласилась остаться с ним, растить вместе детей, он просто не мог ее подвести.

Ангелина ушла в душ, а он лежал, смотрел в потолок и думал, искал выход, хотя… он уже его нашел. Знал, что отдаст все, лишь бы у них все было хорошо, лишь бы сын рос с отцом, а дочь знала полноценную семью, она ведь не сможет только с мамой.

— Адам?

Он даже не слышал, как она вышла из душа, настолько погрузился в мысли.

— Ты снова о работе? — грустно, но без укора, спросила она.

Ангелина всегда была такой: задавала вопросы, спрашивала, но никогда не заставляла его чувствовать себя виноватым. Этого попросту не было. Она была его поддержкой, его домашним теплом, которое окутывало с ног до головы и не отпускало.

— Я не могу не думать, — усмехнулся и притянул ее к себе, прижал к телу, поцеловал, зарыл ладонь в ее волнистые темные волосы и запечатлел поцелуй на ее губах.

Она ответила, ласково прильнула к нему, прижалась, обняла, ответила, чуть прикусив нижнюю губу. Желание в нем зарождалось снова.

— Я хочу, чтобы все закончилось, Адам, — прошептала, положив маленькую ладошку ему на грудь. — Скажи, что все будет хорошо. Не обещай, просто скажи.

— Обязательно.

Он был уверен в этом, просто знал и все. По-другому просто не могло быть. Ангелина обязательно ему в этом поможет только тем, что будет рядом.

— Ты простил ее? — задала вопрос, не уточняя подробностей, но он и так понял, о чем она.

— Ее не за что прощать, я такой же виноватый, как и Алиса, Ангелина. Я не видел того, что должен был. Мы поженились на эмоциях, но оба были слишком разными, чтобы понять друг друга, да и мы… мы влюбились, я думал о другом, пока она медленно сгорала в скуке.

Адам видел, что Ангелина его понимает. Он правда не считал Алису виновной в чем-то. Об умерших или хорошо или никак, верно? Адам мог сказать только хорошее, он вспоминал, какой яркой она была, заводной, звездой среди темного неба. Он должен был понять, что она не сможет осесть, но он не понял. И в этом его вина.

Они оба были виноваты.

Но теперь они есть друг у друга.

А еще у них есть Маша и Родион.

Дочь могла растопить сердце любого, а сын… он сделает все, чтобы он рос счастливым. Чтобы их дети росли в полноценной семье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вика, иди сюда! — кричу ей, потому что не могу справится с огромным тортом, испеченным на годик Родиона.

— Да, что? — она быстро забегает на кухню.

— Я не смогу его донести, — смеюсь и оглядываюсь в поисках того, что могло бы мне помочь. На ум ничего не приходит и я вымученно смотрю на Вику, которая, я уверена, что-то придумает.

— Что? — недоумевает она. — Я не знаю, как его нести.

— Что у вас тут за заминка? — в комнату заходит Адам.

На нем темно-синий костюм, белая рубашка и галстук в тон, он недоумевающе смотрит на меня, после переводит взгляд на свою сестру и приподнимает одну бровь.

— Мы не знаем, как вынести торт, он слишком большой, — быстро поясняет Вика.

— Зато приготовили, — возмущается он, но все же помогает, предлагает переместить торт не набольшой столик, которым пользовалась прислуга.

Не без труда мы это делаем. Втроем, работая в шесть рук, переносим торт на столик, и я облегченно выдыхаю.

— Так, ну вы выкатите? Я за съемку.

Мы киваем почти одновременно и Вика выходит из кухни. Адам двигается к выходу, а я дергаю его за руку.

— Что-то случилось? — уточняет он.

— Нет, просто… — я замолкаю. — Мне страшно, — признаюсь честно.

— И чего же ты боишься?

На самом деле мне не страшно, я просто слишком сильно волнуюсь. Родиону всего годик и он вряд ли понимает, что шумиха на заднем дворе устроена в его честь. Зато я волнуюсь, потому что это первое торжественное событие, которое мы празднуем вместе. Единственное собрание всей семьей. Она у нас небольшая, но мне все равно волнительно.

Там, на заднем дворе нас ждет Елена Эдуардовна и Анна Павловна, наши вечные няни, которые вместе с нами недосыпали ночей, Вика с парнем, которого она представила нам несколько месяцев назад, но за это время они уже успели связать себя узами брака, а еще наши дети: Маша и виновник торжества Родион. Совсем скоро мы будем праздновать и день рождения дочки, но это будет чуть позже.

— Ангелина, — тихо шепчет Адам и перехватывает мой подбородок, вынуждая посмотреть на него. — Это всего лишь день рождения.

— Я знаю, но…

У меня есть причина для волнения, но Адам о ней еще не знает. Я и сама удостоверилась только сегодня утром и решила, что скажу ему чуть позже, на празднике, в тихом семейном кругу.

— Идем, — он уверенно берет меня за руку и ведет на выход, толкая впереди тележку.

Сегодня мы обходимся без прислуги, потому не хотим посторонних ушей и глаз. Нас встречают аплодисментами, мы зажигаем номер один на торте, показываем Родиону как дуть и все дружно ему помогаем.

За веселым поеданием я наблюдаю из объятий мужа. Он ни на минуту меня не оставляет, будто боится потерять. Я и сама все еще не верю, что мы вместе, что нам больше ничего не угрожает и что наши дети могут спокойно ходить в школу, не боясь быть украденными прямо по дороге домой.

Адам не посвящал меня во все тонкости того, что произошло, но я знаю, что ему пришлось распрощаться с большей частью своего состояния. Он потерял все рестораны, кроме одного, который не относился к сети и который сейчас нас кормил. С того шикарного двухэтажного особняка, в котором мы жили, мы переехали в дом поменьше. Здесь и слуг нужно всего несколько и дышать, честно говоря, проще.

Муж до последнего не хотел ничем делиться, но обойтись малыми потерями без этого не получилось бы. Воевать он не хотел, устраивать бойню и рисковать сесть в тюрьму тоже, да и я, если честно, не представляю, как бы жила со знанием, что мой муж без сожаления убивал других.

— Ты другая сегодня, — произносит Адам. — Задумчивая, потерянная. Ты чем-то расстроена?

— Нет, — улыбаюсь и веду щекой по его плечу, прижимаясь сильнее. — Я хочу тебе кое-что сказать.

Как-то все вокруг теряют смысл. Я понимаю, что хочу вначале поделиться своей радостью только с тем, кто, я уверена, ее со мной разделит.

— Идем со мной.

Я увожу мужа подальше от всех, встаю напротив, обнимаю за шею и заглядываю в глаза, в которых плещется огонь любви и страсти ко мне. Он все еще там, в глубине, внутри даже спустя год, и я уверена, что буду видеть его там спустя десять лет, потому что мы, где-то там наверху предназначены друг другу судьбой.

— Я беременна, — произношу тихо, сама не веря в эти слова.

Я помню, сколько мы пытались с Андреем и у нас не получалось, помню истерики и слезы, нервы, потому что я чувствовала себя пустым, ни на что не способным сосудом. А теперь я забеременела самостоятельно, без стимуляций, просто будучи близкой своему мужу без какой-либо защиты.

— Что?

Адам, кажется, такой же шокированный, как и я. Мы смотрим друг на друга невозможно долго, когда, наконец, муж приходит в себя и подхватывает меня на руки. Он кружит меня по кругу и покрывает поцелуями мое лицо: глаза, лоб, щеки, подбородок, губы.