— Подпись свою ставь, — голос Рустама был безэмоциональным и холодным.

— Да-да, конечно, — проблеял Андрей. — Вы же это… похитите ее потом, да? Я не настаиваю, но не хотелось бы, чтобы она знала.

— Конечно.

Этот диалог всплыл в его памяти. Он до сих пор был в записи, но он его больше не слушал. Потребности не было. Ангелина была с ним, отдавалась ему, любила, доверяла, а он… он просто все просрал своим молчанием. Конечно, Андрею не было прощения, но и он, Адам, оказался не лучше. Не рассказал, промолчал, решил, что придет время. Оно и пришло. Она узнала сама.

От раздумий его отвлекла какая-то суматоха. Адам тут же встал и подошел к двери, коснулся ручки и вышел в коридор. Ангелина остановилась, заметив его, но после решительно пошла дальше. С его сыном на руках.

— Что происходит? — спросил он. — Ангелина?

— Я немедленно уезжаю, — произнесла холодно и отстраненно. — С сыном.

— Куда?

Адам не мог сказать, что не ждал такого поворота. Ждал. Более того, знал, что она именно так и поступит.

— Подальше отсюда.

— Нам нужно поговорить.

— Нет, не нужно, — мотнула головой.

— Тебе некуда идти, — напомнил ей, хотя не хотел.

Она смерила его таким взглядом, что ему захотелось отмотать время назад и замолчать, но все же кивнула, согласившись. И пошла к кабинету. Он открыл дверь, пропуская ее внутрь, подождал, пока Ангелина войдет и вошел следом.

— Я хочу уехать, Адам. Я взяла карту, которую ты мне дал, но обещаю все вернуть со временем.

— Ангелина.

Ему стало неприятно, что она думает, будто он не способен дать ей денег. Или что он станет ее упрекать ими.

— Я все решила, — она мотнула головой. — Я не останусь. И видеть тебя не хочу!

— Я тебя не держу, — ответил ей. — У меня есть квартира. В центре. Я предлагаю тебе поехать туда.



— Нет, — твердо и уверенно ответила ему. — Я не хочу жить в доме, который принадлежить тебе. И деньги я тоже верну, но со временем.

— Мне от тебя ничего не нужно.

— Взаимно.

Они встретились взглядами. Она отвела глаза первой, уставилась себе под ноги и неожиданно для него, отошла и села на диван. Заплакала. Не навзрыд, просто слезы покатились по ее нежному лицу, которое он до сих пор помнил на ощупь.

Адам присел напротив, коснулся ее лица, вытирая слезы. Странно, но она не дернулась, вообще никак не отреагировала, просто посмотрела на него и прошептала:

— Мне нужно… я хочу побыть одна, подумать, осознать.

— Я знаю.

Они так и сидели. Молча, каждый думая о своем. Затем Ангелина решительно отодвинула его руки и встала, правда, тут же замерла у порога, потому что там стояла Маша.

— Пливет, — произнесла дочка. — А что это вы тут делаете? Мам, ты что, плакала?

Ангелина обернулась, ища поддержки у него, а он и сам не знал, что говорить дочке. Заварил эту кашу сам, самому и расхлебывать.

— Малыш, — он подошел к своей кнопке и присел. — Мама уедет ненадолго.

— Куда? И насколько ненадолго?

Его дочка быстро выросла. Он вдруг слишком четко это осознал и не знал, что сказать.

— Я не уезжаю, мы просто поживем с Роди в городе, — тепло произнесла Ангелина. — А папа будет тебя к нам привозить.

— Плавда? — Маша резко повернула голову к Ангелине и посмотрела на нее сверху вниз. — Ты нас не блосишь?

— Я ведь обещала.

— А когда можно к вам плиехать? И почему тебе обязательно нужно уезжать?

— Маш, — Адам попытался позвать дочь, но Ангелина его перебила:

— Мы ненадолго, мышка. Честно. Просто… у нас с папой сложный период, мы не можем понять друг друга. Это пройдет и мы с Роди вернемся.

Сказала это и посмотрела на него так, что он почувствовал себя еще хуже. Хотелось сжать ее в объятиях и никуда не отпускать. Ни сейчас, ни потом. Но ему нужно было. Он знал, что Ангелине нужно время, а ему — возможность быть рядом с ней, хотя бы в те недолгие моменты, когда он будет привозить дочку.

Они вместе с Машей провели Ангелину и Родиона к машине, помогли им сесть внутрь и даже помахали рукой. Странно, но она все же согласилась на его предложение пожить в квартире в центре. Видимо, на нее подействовало появление Маши. Девочку она предать не могла, зато Адам чувствовал, что сделал что-то не так. Налажал и теперь это придется исправлять. И он был готов на все, лишь бы Ангелина ему поверила.



Я была в таком состоянии, когда ты не осознаешь происходящее вокруг и смотришь на себя будто со стороны. Вот я сажусь в машину, махаю на прощание Маше, плачу и крепко удерживаю Родиона, но ощущение, что эмоционально меня здесь нет. Я в далеком прошлом, с сестрой, в тех моментах, когда у нас все было хорошо, в том дне, когда было сделано фото из коробки.

И даже когда водитель помогает мне дойти до двери квартиры, и я оказываюсь внутри, осознания происходящего все еще нет. Я вспоминаю наши ночные посиделки с сестрой и Тимуром, смех, радость, слезы, шок, когда я узнала о ее беременности и боль от осознания, что все закончено. Наши так и не начавшиеся отношения с Тимуром попросту закончились, ведь теперь у них будет ребенок, а я окажусь лишней, ненужной.

Пронзительный плач Родиона возвращает меня в реальность. Сыну совершенно наплевать на то, что у мамы вся жизнь пролетела перед глазами и что воспоминания не дают ей покоя. Пришло время поесть, а сообщить об этом можно только криком.

Квартиру я практически не осматриваю, открываю двери в одну из комнат и, попав в спальню, сажусь на кровать, чтобы покормить сына. Реальность сильно ударяет по сознанию, оказывается, моя боль была напрасной, потому что по итогу все обернулось так неожиданно: я и Тимур/Адам женаты и у нас есть сын. А еще у него есть дочь, которую родила моя сестра. Понимаю ли я что-то? Мне кажется, что совсем ничего.

Мне хочется выплеснуть вдруг появившуюся внутри ярость, закричать, устроить истерику, побить посуду в конце концов. Меня обманывали. Все это время держал за дуру человек, которому я доверилась когда-то и которого не смогла забыть даже после свадьбы. Разумеется, чувств к Тимуру давно не было, они угасли, когда я смирилась с его смертью, когда была готова родить ребенка Андрею, но теперь на их место пришла любовь к Адаму.

Я влюбилась, совершенно не подозревая, кто передо мной. Да и как можно было это понять, когда ты был на похоронах, плакал, скорбел, видел его друзей и близких, которые вели себя так же. Да, я чувствовала, что что-то не так, возможно, замечала что-то схожее, но ведь помыслить о том, что передо мной Тимур я не могла.

Горько усмехаюсь, понимая, что только со мной могло случиться такое. Только я была в состоянии влюбиться в одного и того же человека, не осознавая этого.

Родион засыпает, а я отправляюсь на кухню, делаю горячий чай и бросаю взгляд на коробку, которую водитель бережно поставил на стол. Тяну к ней руку, но тут же одергиваю себя, потому что понимаю, что увязну в прошлом до следующего плача Родиона, а я больше не хочу вспоминать то, что причиняет мне боль.

Я потеряла их всех практически в один день. Тимура, Алису и Машу. Всех. Смирилась, научилась жить дальше, а сейчас мне говорят, что все живы, кроме сестры. Что Маша спокойно росла, веря в то, что однажды ее мама вернется к ним, что Тимур воспитывал дочь под другим именем и чужим лицом. А я все эти годы наивно оплакивала их и ходила на могилы.

Мне кажется, что простить это будет сложно, но уже через два дня, я сама набираю Адама или Тимура, я до сих пор не определилась, как его называть, и прошу привести Машу. По ней я скучаю больше всего, потому что всей душой прикипела к девочке, а еще она ни в чем не виновата. Она наивно полагает, что я ее мама, а я лишь уверила ее в этом. Именно за этот поступок я готова разорвать Адама на части, ведь это откровенная ложь, из-за которой вина за свой уход терзает меня изнутри. Буквально разрывает на части, нервирует, щекочет, скребет.