– Тан желает с тобой говорить, прошептал Вестник и поднял голову. В его зрячем глазу сверкнул свет и тотчас погас. Когда он заговорил снова, его голос стал совсем другим – голосом Рилгара. Задира отчетливо слышал ровный голос тана Тейвара.

– Вы взяли мага?

Гном облизал губы, перевел дыхание, набрал в легкие побольше воздуха. Серый Вестник – голос Рилгара – молча ждал.

– Да, тан, маг у нас, живой.

– А Меч?

Задира проглотил комок в горле.

– У него нет Меча, тан. Мы взяли его на рассвете, Вулфен сразу же допросил его, но маг ничего не сказал. – Задира посмотрел на построенную им пирамидку; около нее виднелось круглое выжженное пятно кострища, валялись мелкие кости – остатки еды Музыканта. – Меча у него нет, он ведь все дни был здесь. И нам пришлось убить Киана, гнома.

Серый Вестник вздохнул, он, кажется, услышал что-то, чего не слышал Задира. Но это, конечно, гнев самого Рилгара вспыхнул сейчас в зрячем глазу Вестника.

– А где подмастерье? Третий из их компании?

– О нем нам пока ничего не известно. – Теперь Задира говорил быстро. – Маг ждал здесь кого-то, я думаю, как раз этого Станаха Молотобойца. Меч, без сомнения, окажется у него, тан. Больше ему не у кого быть.

– Да? Хорошо. Может быть, и так. Ждите его. Если Меч у него, убейте его.

Голос тана стал резким, насмешливым.

– Возможно, вы справитесь с ним – он теперь один. Если у него нет Меча, пусть Вестник перенесет его ко мне. Может, он будет более покладистым, чем этот проклятый Хаук.

– И если у подмастерья нет Меча, то?… – спросил Вестник уже другим, своим голосом; теперь он сам разговаривал с таном, со стороны казалось: он говорит сам с собой.

– Да, Вестник, да. Довести дело до конца, как всегда, придется тебе. Развлекись пока с любимым магом Хорнфела. И сделай все так, чтобы он нас больше не беспокоил.

Маг видел пламя у своих глаз, сверкающее, как метка Королевского Меча, темно-красное, как кровь Киана. Он видел свет восходящего солнца, плотно закрыв глаза, мучимый невыносимой болью в израненных руках.

Тейварцы беседовали в тени от пирамиды Киана и своей только что построенной пирамиды. Музыкант хорошо слышал их разговор и знал, что скоро они убьют его. А затем, думал он, они станут ждать здесь Станаха. Станах придет сюда завтра – с Мечом или без Меча.

Слова целительного заклинания звучали у него в мозгу. Но он не мог претворить заклинания в реальность: Вулфен изуродовал его руки так, что он не может ими пошевелить. А без необходимых жестов заклинание теряет всю свою магическую силу. Вулфен не дурак – он сразу лишил Музыканта возможности защищаться. У него осталась одна-единственная магическая вещь – его старая деревянная флейта, висевшая на поясе.

Флейта не вызвала у них подозрений – ведь они часто видели, как маг, развлекая ребятишек, играл на ней. Они были и правы, и неправы. Казалось бы, самая что ни на есть обычная флейта… Но она обладала магической силой и помогала при самых трудных заклинаниях. Заклинания…

Впрочем, все они утратили свою силу для мага с изуродованными пальцами; для мага, который едва мог дышать, а от продолжительности выдоха тоже зависело магическое искусство флейты.

Тейварцы называли его «любимый маг Хорнфела». Ну что же, пусть так, хотя он, как и большинство гномов в Торбардине, называл себя. просто Музыкантом. Он был предан тану душой и телом, и называться любимым магом тана было для него честью.

В легкие Музыканта просочилась кровь, он слышал ее бульканье при каждом вздохе. Когда он кашлял, на губах выступали капли крови. Как избавиться от боли, как избавиться от мучителей-тейварцев? И хотя у него из-за дикой боли почти не было сил думать, не думать он не мог.

Любимый маг Хорнфела? Да.

Музыкант появился в Торбардине три года назад, грязный и уставший, как собака. Той ночью в горах была гроза, жуткая, дикая летняя гроза. Сам Музыкант не помнил, как он очутился в Торбардине, но не раз слышал рассказ об этом от других.

Его подобрал в ту ночь один из стражей Южных ворот. Весь в грязи, едва живой, он лежал у стены, где буквально только что стоял страж.

– Как будто его выбросило бурей, – сидя за кружкой эля рассказывал потом этот страж своим приятелям. – Говорю вам, я сперва думал:

парень мертв. – Он отпил из кружки и призадумался. – А может, он и вправду сначала был мертв, а потом магически вернул себя к жизни? Что мы знаем об искусстве магов?

Музыкант бесшумно вздохнул, затем попытался совсем не дышать. Морщась от боли, он начал медленно, дюйм за дюймом тянуть правую руку к флейте.

Что с ним делать, никто в Торбардине не знал. Капитан стражей даже высказал предположение: а что, если маг послан шпионить за гномами Торбардина?

Глубоко под Торбардином были тюремные камеры, Музыкант очнулся в одной из них, закованный в кандалы и недоумевающий: как и когда он сумел сделать такое заклинание, что очутился в Бездне?

Он понятия не имел, где находится в действительности, пока не узнал, что его тюремщики – гномы. Тот, кто приносил Музыканту еду и воду, был неразговорчив и на все вопросы отвечал только «да» или «нет». Правда, однажды он принес Музыканту теплое одеяло, но принес молча. И он ни разу не освободил от оков руки мага – они всегда были скованы.

«Всегда, – думал он с закрытыми от боли глазами, пока медленно тянул руку к флейте, – они все всегда помнят о руках мага».

Через два дня Музыканта привели на Совет Танов. Он предстал перед ними скованный: гномы боялись, что он может магически защитить себя или воздействовать на танов так, что они, помимо своей воли, поверят в его невиновность. Музыкант рассказал танам о том, что в Торбардин он попал совершенно случайно, он намеревался оказаться совсем в другом месте.

Таны совещались очень долго, как и всегда. Одни кричали «шпион», другие не верили в это, но считали, что, оказавшись в гномских владениях, маг совершил грех, и не хотели простить ему этот грех. Драконы уже летали в небесах Кринна, во Внешних Землях вот-вот должна была начаться война. Таны склонялись к тому, чтобы на всякий случай держать Музыканта закованным – закованным на всю жизнь! Такое решение удовлетворяло большинство из них, но, конечно, не самого Музыканта.

Лишь один из танов настаивал на освобождении мага – Хорнфел. Он считал, что молодой маг рассказал правду и что наказывать его просто не за что. В конце концов Хорнфел поручился за него, дав слово чести, и Музыканту предоставили свободу.

Уже совершенно онемевшая рука мага коснулась флейты. Почувствовав это, он начал потихоньку пододвигать ее к лицу. Казалось, он слышал в своих легких ток крови, в ушах его снова зазвучали слова Хорнфела:

«Я обычно правильно сужу о тех, кто приходит ко мне; надеюсь, я не ошибся и в этот раз. Помни, Джорди: ты теперь хранитель моей чести. Так смотри же, храни ее верно».

Маг думал тогда, что оправдать доверие Хорнфела будет не так уж и трудно. Гном ему нравился, к тому же маг был обязан ему своей свободой. Помимо всего прочего, он был очарован Торбардином; а надо сказать, в Торбардине побывало совсем немного людей. Джорди ответил Хорнфелу искренне и никогда не пожалел о сказанном.

– Мы будем доверять друг другу, сэр. – Так сказал Джорди гному, который спас его от холода и мрака тюремного подземелья Торбардина. – Я перед тобой в долгу, и, если тебе будет нужна моя помощь, можешь на меня рассчитывать всегда.

Первые два года молодого человека в Торбардине звали кто Джорди, а кто «любимый маг Хорнфела». Затем дети, которым очень нравилась его игра на флейте, стали звать его Музыкантом.

Обливаясь потом, собрав все силы, Музыкант локтем пододвинул флейту как можно ближе ко рту. Теперь она лежала около плеча. Музыкант изогнулся и сумел схватить флейту зубами.

Один из тейварцев засмеялся – смех его был похож на завывание ветра. Музыканту надо было выпрямиться. Но едва он пошевелился, сломанное ребро вонзилось ему в легкое. Кровь просочилась туда, где должен был быть только воздух. Теперь он не мог как следует вздохнуть, не мог произнести длинное заклинание. Да и времени на это у него уже не было.