И тут перед ним появился другой враг.

Рилгар!

Сам Рилгар!

Когда тан Тейвара взмахнул Мечом Бури, его глаза засверкали неистовой ненавистью. В этих глазах Станах увидел свою смерть – так же как увидел ее и в красном сиянии меча.

Он успел подставить свой меч под удар Рилгара. Но сил у него было уже явно мало, Рилгар отжимал его меч, и Меч Бури уже едва ли не касался лица Станаха.

Вот Рилгар зашипел, и Станах, ощущая, как задрожала его изувеченная рука, понял, что тан Тейвара уже чувствует себя победителем: Рилгар не шипел, а смеялся.

И тут кто-то, дико вскрикнув, свалил Станаха с ног. Сталь Меча Бури разрезала воздух там, где только что была шея Станаха.

Падая, кузнец выронил меч. Оказавшись на залитом кровью каменном полу, он с трудом перевел дух и почти вслепую захлопал здоровой рукой по камням, нащупывая меч.

– Вставай! – закричал рядом Лавим. – Вставай, молодой Станах! Поднимайся! Их становится все больше и больше! Посмотри!

Все еще задыхаясь, Станах поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Да, воинов стало больше!

И вдруг он громко рассмеялся. У гномов, которых он увидел, была форма цветов Девара: красный и серебристый!

– Это же наши друзья, Лавим! Это же воины Гнейсса!

Станах глубоко вздохнул и только тут понял: он уже не слышит песен, которые пели тетивы луков и арбалета. Звон стали доносился теперь уже только из большого Зала. В караулке позади него было совсем тихо. Он посмотрел на старого кендера. На кендера, который вновь спас ему жизнь.

– Где… Где тан?

Руки кендера были по самые локти в крови, на щеке – огромный синяк, его черный плащ превратился в грязную тряпку. Но Лавим твердо стоял на ногах, и его глаза все так же сияли зеленым веселым светом.

– Точно не знаю, – сказал Лавим. – Возможно, он в караулке. Он пошел, кажется, туда. Станах, тот гном с безумными глазами, который чуть не отрубил тебе голову, пошел за ним! Пайпер говорил, он и есть тот, кто хочет убить Хорнфела.

– Музыкант говорит… – Станах встряхнул головой. – Музыкант говорит…

Но сейчас не время беседовать о мертвом маге! Он должен поскорее найти Хорнфела.

– Кто еще жив? – спросил Станах.

– Финна ранили в ногу. Хаук жив-живехонек. Кельда ранена, но минуту назад я говорил с Кемом – он сказал: она будет жить.

Кендер замолчал, теребя свою длинную белую косу.

– Лавим, – спросил Станах, – кто-то еще ранен? Убит?

– Я… Я не знаю, если с Тьорлом все обойдется…

– Что с ним? – буркнул Станах.

– Тот гном с безумными глазами… Ну, он погнался за Хорнфелом, и Тьорл встал между ними, и Меч Бури…

Станах медленно оглядел зал. Двадцать девять тейварцев лежали мертвыми или умирали; Рилгара среди них не было. И Станах не знал, где сейчас Хорнфел.

А Лавим не знает, остался ли жив Тьорл…

Станах заговорил хриплым голосом, его горло сжало предчувствие неминуемого несчастья.

– Я должен найти тана. Я… Я должен найти его, должен, Лавим. Хаук сейчас с Кельдой?

– Да.

– Пойди к нему. Мы в долгу перед ним: мы ведь еще не отомстили за его муки. Скажи ему: я знаю, где мы сможем отомстить полной мерой.

Лавим взглянул на кузнеца и отошел от него, а потом вспомнил, что от волнения забыл рассказать Станаху о драконе. Он повернул назад, но Станаха поблизости уже не было.

Меча у Хорнфела не было. Не было у него и ножа. У него была только его жизнь, но и жить ему, похоже, оставалось недолго. Он поднял голову и заговорил со спокойным достоинством:

– Убей меня, Тейвар, убей, и ты прославишься как Проклятый Король.

– Его карие глаза заблестели. – И помни: нет проклятия тяжелее, чем от убитого. Прими мой вызов. Здесь, над королевством, которым ты хочешь править, здесь давай мы и решим наш спор. Решишься ли ты встретиться со мной один на один в честном бою?

Они стояли лицом к лицу на уступе, словно две статуи, вырубленные из живого камня горы. Тан Хайлара и тан Тейвара. Дымный ветер кружил вокруг них, шевелил их одежду и волосы. Но Станаху они показались двумя высеченными из камня монументами. Странный спор двух странных монументов.

Они оба должны были бы слышать, как подошли Станах и Хаук, но ни Рилгар, ни Хорнфел не обернулись. Станах услышал свой голос будто бы со стороны.

– Мы можем сразиться с ним, тан Хорнфел.

Хорнфел не отвел глаз от Рилгара; но, когда он заговорил, он говорил для Станаха:

– Конечно, вы это можете. Но я бросил ему вызов, и он принял его. «Да, – подумал Станах, – но победишь ли ты? Нам нужен ты, Король-регент, а не этот безумный маг дерро. Хорнфел! Не вступай с ним в бой!»

В душе Станаха вновь прозвучали странные слова Изарна: «Я сделал Меч для тана Хайлара. Рилгар убьет им Верховного Короля».

Там, в подземных коридорах, Станах с недоверием отнесся к словам старого мастера; теперь, стоя на уступе, в тысяче футов над долиной, глядя на красное сияние Королевского Меча, Станах почти готов был уже поверить, что Изарн сказал правду.

Станах спорил с самим собой. Пытался спорить. Ну, в самом деле, где Молот Хараса? И как быть с легендой, которая утверждает, что именно Молот должен освятить Меч Верховного Короля? Никто не знает, где Молот. Никто и никогда не видел этого мифического Молота. И хотя Изарн Молотобоец, выковавший Королевский Меч, перед смертью называл Хорнфела Верховным Королем, он, должно быть, действительно был не в своем уме и реальностью ему просто представлялись легенды.

За его спиной раздались шаги нетерпеливого Хаука. Станах жестом попросил его не подходить.

– Мы можем сразиться с ним, – прошептал Хаук. – Станах, мы можем сейчас и сразу покончить с этим ублюдком.

Станах отрицательно покачал головой:

– Нет. Это дело танов. А мы, Хаук, мы подождем.

Но Хаук не хотел услышать из уст Станаха ничего, кроме смертного приговора Рилгару. Его рука взялась за рукоять меча.

– Чего мы будем ждать? – жестко спросил он. – Смерти Хорнфела?

– Он – умелый воин. Он не должен умереть.

С холодной, как лед, улыбкой Рилгар приподнял голову, он словно бы уже чуял запах своей победы. В серых сумерках его глаза стали похожи на змеиные, зрачки сузились, будто сумеречный свет земли казался ему ослепительным сиянием.

Станах вздрогнул от внезапного страха. Внезапного – будто принесенного порывом ветра.

Его глаза! Да, его глаза! Рилгар не любит света, и для боя с Хорнфелом он должен был бы выбрать место потемнее, и такая возможность у него была! Почему же Рилгар здесь? Почему он не увел Хорнфела обратно в караулку?

Рилгар поднял руку, губы его зашевелились, беззвучно произнося магические слова.

Страх вновь пронзил Станаха и заполнил все его тело.

– Хорнфел!…

Но – слишком поздно!

Сумерки превратились в полночь, беззвездную, безлунную, заполненную могильной тьмой. С ледяного неба оглушающе прогремел боевой крик дракона. Станах упал на колени, как если бы этот крик вытянул из него все силы. Ослепленный заклинанием темноты, какое произнес Рилгар, оглушенный страхом, каким окружил себя дракон, Станах услышал только крик Хаука да гневный голос Хорнфела.

Издевательский смех Рилгара летел в темноте, словно на крыльях дракона.

– Ублюдок! – прорычал Станах. – Вероломный ублюдок!

Поднятый крыльями дракона ветер бросил кузнеца на скалу с такой силой, что он не сразу смог перевести дыхание. Оглушенный, ошеломленный, пойманный в паутину тьмы и страха, Станах оказался совершенно беспомощным. Над кузнецом снова пролетел дракон, на этот раз порыв ветра потащил его к краю уступа, под которым в тысяче футов ниже бушевало пламя; языки этого огня тянулись вверх, готовые тотчас поглотить все, что упадет к ним.

Хаук, закричав, схватил его за запястье правой руки и оттащил от края уступа. Затем отвел в караулку.

Эхом всего этого кошмара до Станаха донесся звон стали, сталкивающейся со сталью в сплошной темноте.