– Государь, а как идут дела у тебя?
– Вполне прилично. Я уже отправил несколько отрядов в горы, и скоро они будут на местах. Сегодня ночью Янтарь полетит сопровождать еще несколько отрядов в горы.
Янтарь! Янтарь будет летать, сея повсюду смерть и страх, а он, Темная Ночь, будет валяться здесь, в этой сырой и грязной дыре!
Темная Ночь заклацал зубами.
– Янтарь полетит с отрядами? А ему… – Темная Ночь осекся. Надменный Янтарь ни за. что не возьмет никого в помощники. И всетаки дракон спросил осторожно: – Твоему дракону не захочется полетать с кем-нибудь в компании?
О Такхизис! Крылья дракона прямо-таки зудели от желания полетать! Да еще ночью!
Тень больше не казалась тенью, она скорее была похожа на отражение в полированном черном дереве. Дракон увидел лицо Верминаарда – надменно красивое, жесткое, как камень, с ледяными глазами.
– Моему дракону не нужна никакая компания, кроме меня, дорогой Севрист. Сегодня ему предстоит выполнить небольшую работу. Совсем крохотную. Это касается людей Финна.
Он мог бы сказать: касается комаров. Темная Ночь тяжело вздохнул. Верминаард смеялся – словно громыхал ледоход на реке.
– Наберись терпения, Темная Ночь, слушайся пока своего нового господина.
И тень ушла со стены. Красные светляки исчезли, будто их и не было. Никогда.
Черный дракон зарычал. На взгляд Темной Ночи, его новый господин был настоящим ослом. Рилгар командовал армией гномов, и командовал хорошо. Это ведь не простое дело: уметь управлять племенем кровожадных дерро, для которых самые приятные мечты – мечты о пытках, о войнах, о смерти. И всетаки Рилгар осел, поистине осел!
Севрист не разбирался в политике и плохо понимал, почему, собственно, Рилгару так уж необходим этот Меч Бури? Этот Королевский Меч… Он вздохнул, и воздух в логове заходил ходуном. Эти гномы, и особенно Тейвар, были просто помешаны на всяких там талисманах и символах. Рилгар, видите ли, не может захватить власть в Торбардине, пока не получит в свои лапы Королевский Меч! И Верминаард, кажется, как это ни странно, согласен с ним.
«Что, собственно, случится, – недоумевал Севрист, – если у Рилгара будет не Королевский Меч, а какой-нибудь простой, безо всякого имени? Хорнфел должен быть убит? Должен! И какая разница: умрет ли он от Королевского Меча или от обычного?! Любой, кто его убьет, станет властителем в. Торбардине, и напишет сказку о своих законных правах, и назовет себя Королем-регентом или Верховным Королем гномов, если пожелает. Будет королем Рилгар? Пожалуйста!… Да, но в любом случае долго Рилгару не прожить». Темная Ночь ухмыльнулся и почувствовал себя лучше. Как Рилгар ни станет себя титуловать, все равно это не надолго.
Дракон почувствовал, что каменный пол пещеры слегка дрожит: кто-то торопливо шел к нему. Вскоре он услышал свистящее дыхание. Дракон закрыл глаза. Это был Рилгар, и по запаху Севрист почувствовал: он сильно взволнован.
О Владычица Тьмы! Пусть он войдет и скажет, что нашел свой проклятый меч!
Дракон открыл глаза и вздохнул. Нет, не нашел. Или всетаки нашел?
Темная Ночь присмотрелся. Да? Может быть, да…
Рилгар подошел и, скривив губы, холодно улыбнулся:
– Приветствую тебя, Темная Ночь.
– И я тебя, Повелитель.
Такое титулование нисколько не сделало улыбку Рилгара теплее. Этот титул для него ничего не значил! Он желал именоваться Верховным Королем, и только так! Ничто другое его не устраивало.
– Королевский Меч найден.
Дракон облизал языком свои острые зубы. «Нет, еще нет», – не почувствовав в словах Рилгара должной уверенности, с сожалением подумал он. Рилгар еще только надеется, что Меч будет скоро найден. Дракон пошевелил крыльями.
– Значит, я лечу, мой Повелитель? И неожиданно услышал в ответ:
– Да, лети. Серый Вестник уже ждет тебя.
Севрист широко растянул безгубую пасть и ухмыльнулся. Он полетит! А в полете известит своего единственного и настоящего Повелителя о том, что настает время действовать.
Глава 17
– Где ты? – спросил кендер.
Маг не знал, где он, и ответил кендеру, что сзади. Ответ, в общем-то, можно было считать правильным, ведь ему казалось, он был нигде и везде одновременно. В туманной движущейся среде, в которой он находился, не было никаких ориентиров казалось, все непрерывно куда-то несется. Он видел, но видел не глазами, а каким-то неизвестным ему ранее чувством. То, что давало ему зрение, не имело отношения к магии; магическим было только заклинание, которое перенесло его сюда.
Да, маг был призраком, созданным флейтой. В действительности он был мертв. На какое-то мгновение он остановил ход своих мыслей, это было похоже на то, как задерживают дыхание. Однако же, – как и его дыхание, когда он был жив, – мышление сейчас не было чем-то действующим само по себе, без его участия. Для пробы, как человек, касающийся пальцами недавней раны, он вспомнил свои последние мгновения на земле.
Он ощутил боль и изнеможение! Он услышал, как какая-то молодая женщина звала на помощь, как она выкрикивала имя Станаха. Потом он долго-долго не слышал ничего, но вот его сознания коснулись тяжелые и печальные мысли Станаха.
«О, Джорди! Прости меня, друг!»
Конечно же, он тогда хотел ответить ему, хотел как-то предупредить Станаха о слугах Рилгара, но сил у него уже не было. О, как он был бессилен!
Когда Станах положил флейту рядом с ним, он увидел инструмент, хотя ничего уже видеть не мог. Во флейте была заключена его музыка и его магия. Она нежно пела ему его собственные песни, но также и песни, которых он прежде даже не знал. Он нашел в себе чуть-чуть сил и смог произнести еще одно, самое последнее заклинание…
Было ли это призрачное состояние больше, чем смерть? Он простер свое сознание в разные стороны вокруг себя. Он не мог «видеть» всего, что, как он себе представлял, должен был видеть призрак. Он видел – или знал? – лишь немногим более того, что должен был бы видеть, если бы был живым; но всетаки постепенно он «видел» все больше и больше. Он уже понял, что способность «видеть» будет возрастать и дальше, если он будет хотеть видеть. Он должен изучить этот потусторонний мир примерно так же, как изучают мир земной, и должен сделать это как можно быстрее. И еще: он здесь не один. Души, которые он ощущал в тумане, были немногочисленны и не выказывали к нему никакого интереса. Как и он сам, они существовали только в движении и проносились мимо него, подобно вздохам; у каждой из них была какая-то своя особая цель. Он засмеялся, и туман вздрогнул. Сколько здешних душ связано с кендером до конца его земной жизни?
О флейта! Ее магия привязала Музыканта к Лавиму – к тому, кто привел заклинание в действие, – до конца земной жизни кендера. Заклинание не только дало Лавиму призрачного спутника, – связав его с магом, заклинание дало кендеру возможность постичь магию флейты.
Разумеется, Музыкант не ожидал, что первым после него на флейте станет играть кендер. Он-то думал, что это будет Станах. Однако первым заиграл на флейте почему-то Лавим. Получившееся у него вызывающее заклинание вернуло Музыканта из потустороннего мира, и он стал искать возможность привлечь к себе внимание кендера. Всю ночь и первую половину дня ему пришлось продираться через бестолковые мысли Лавима, но наконец-то он сумел найти такое место в мозгу кендера, откуда Лавим мог бы его услышать.
Когда тейварцы схватили Станаха, кузнец бросил флейту на землю, чтобы она не попала в их лапы; флейту подобрал Лавим и заиграл на ней; теперь магической флейта стала только в руках Лавима; для всех других это просто музыкальный инструмент.
Маг надеялся, что прежде всего он сможет убедить Лавима отдать флейту Тьорлу.
Казалось, страх, который охватил мага, делал туман вокруг него все плотнее и темнее. Скоро уже нельзя будет ничем помочь Станаху.
Лавим спешил к Тьорлу и Кельде. Вначале он только восхищался и удивлялся тому, как это его разговор с самим собой вдруг превратился в беседу с Музыкантом! Но еще до того, как подошел к Тьорлу и Кельде, ожидавшим его около тропы, он все понял! Кендер засунул флейту в самый глубокий карман своего старого черного плаща: он был уверен, что Тьорл, узнав все, попытается просто-напросто отнять у него магическую флейту.