— О да, — протянул я, вспоминая Ору на Дне мечей.

— Довольно интересная группа Мечтателей, откровенно говоря. Эта их черта очень сильно сказывается на характере в целом. Не в последнюю очередь благодаря ей положительные эффекты их действий в конечном счёте перевешиваются отрицательными, но если просто наблюдать за ними, не катализируя конфликт, можно узнать много полезного… Многому научиться.

— Хм?

— Да хотя бы то, с чего мы начали, предрасположенность к целесообразной деятельности. Нет цели — организуют. Есть цель — достигнут. Невзирая ни на что.

— Ни на что — в прямом смысле? — уточнил я.

— А это уже от человека зависит. В любом случае, чтобы двигаться в развитии дальше, нужно сначала понять само их отношение к цели как элементу мировоззрения. После этого идёт всё остальное.

— Они ведь нацелены на экспансию? — я решил проверить слова Альдена.

— Если имеют возможность, — удивительно легко согласился Ресд. Слишком, на мой взгляд, даже чуть пренебрежительно.

— А если не имеют? Вроде, это должно подстёгивать такое устремление, нет?

— В нашем суровом мире отсутствие у инферналов возможности экспансии означает достаточно конкретную ситуацию, подразумевающую, что подконтрольная им территория фактически отсутствует, Дворец в осаде и они думают только о том, как спасти свою жизнь, — повелитель драконов весело ухмыльнулся. — Если же возможность есть, то они обычно выбирают самый простой вариант — военную.

— Я как-то не представляю себе интеллектуальную экспансию, — попытался я пошутить. Правитель, однако, покачал головой:

— Напрасно. Загляни как-нибудь в Энэри. Фактически интеллектуальной экспансии придерживаются все, кто не входит в категорию инферналов. Именно как альтернативы военной.

Наверное, на моём лице очень многое отразилось — Ресд снисходительно улыбнулся.

— Ты же не думаешь, что никто не хочет получить в безраздельное пользование не один кусочек материка, а всю планету?

— А зачем? Так ведь только сложнее. Чем меньше государство, тем проще построить в нём идеальную систему. Ну, как я себе это представляю…

— Это, конечно, да. Но никто и не говорит о том, чтобы расширяться прямо сейчас. Потом, когда-нибудь… — он многозначительно усмехнулся. — Никто же не запретит нам мечтать?

Я улыбнулся, показывая, что понял скрытый смысл. Встал с кресла.

— Думаю, на сегодня хватит. Возвращаясь к первоначальной теме — претензии я снимаю, но помни: ты обещал больше не выкидывать ничего подобного.

Лицо повелителя драконов приобрело странное выражение, среднее между оскорблённой невинностью и самодовольной ухмылкой.

— Ну, и… спасибо за разговор.

— Сущие пустяки. Две коровы, — совершенно серьёзно ответил Ресд. Не выдержав, я рассмеялся.

— Нет уж, просто спасибо. Ещё как-нибудь встретимся.

— Непременно. Рад был познакомиться. Советник проводит тебя до воздушки.

Пожав руки, мы разошлись в противоположные стороны: я — к выходу, он — вглубь Тронного зала. Кресла же сами собой растаяли в воздухе.

* * *

Солнце начало клониться к закату вскоре после пересечения нами границы Гирста, похоронив надежды на быстрое возвращение в княжество. Мы углублялись в нейтральную территорию, пока не стемнело окончательно, и остановились на первой найденной полянке.

На следующий день выдвинуться получилось не сразу. Проснувшись сначала на самом рассвете, в следующие пять минут я отрубился снова, во время размышлений, стоит так рано вставать или нет, — и проспал до полудня. После этого же увлёкся идеей усовершенствования физических данных отрядных зверей, на что ушло ещё около часа. Последнее, впрочем, не сильно обеспокоило: если всё удалось, то в Киев мы должны были вернуться наверстав не только этот час, но и ещё немного сверху.

Скорее волновали траты на эксперимент потенциала, которому я снова почувствовал предел — и который нельзя было восстановить так же просто, как упущенное время. Но, с другой стороны, я понял, что не выдержу, если каждый вылет в соседнее государство станет занимать по половине светового дня.

Постепенно настроение выровнялось: мысль о возвращении в столицу с первого выполненного задания оказалась удивительно воодушевляющей. Тем более, что задание имело… как это называется, внешнедипломатический характер? Защитил интересы княжества перед другим Правителем, достойно представил его на политической арене, смог прощупать путь для развития связей в будущем. Радовала даже предстоящая встреча с Орой — единственным человеком в перспективе ближайшего времени, с кем можно будет поговорить об увиденном, не задумываясь о двойном смысле таких понятий как «правитель», «потенциал» и тому подобных. И повод помириться, и ей полезная информация. Кто знает, может, потом начнёт вместо меня летать с подобными поручениями…

Хотя, если подумать, с ареной я уже переигрываю — воспринимаю местную игру в королей-императоров как настоящую политику, ту, что осталась в прошлом мире. В чём-то это, конечно, хорошо: учусь оперировать другими, гораздо более серьёзными чем раньше категориями. Но если посмотреть со стороны… Это тамбыли серьёзные категории. А здесь, где Правители в массе своей не перешагнули черту в двадцать лет и потому в первую очередь руководствуются искренностью, а не чем-то другим, я выгляжу человеком, для которого форма важнее, чем содержание.

Форма важнее, чем содержание…

В какой-то момент мысли вернулись ко вчерашнему разговору и теории игрушек. И я задумался: а что, собственно, служит причиной приподнятого настроения остальной части моего отряда? Гвардейцы ведь тоже радовались скорому прибытию в Киев, без каких-то эмоциональных выплесков, но и не считая нужным совсем это скрывать. А было ли это именно так? Чему они радовались на самом деле? Может, на них отражался мой эмоциональный фон — и они ощущали спокойствие потому, что всё хорошо конкретно у меня? А может, у них в подсознании заложен механизм торжествования в момент возвращения с выполненного задания — потому, что я неосознанно внедрил им его? Или всё-таки они думают сейчас о Киеве просто как о родном городе?..

Люди не меняются, — подумал я. Помести их в почти что идеальный мир, они и там будут строить различные теории о том, кому и зачем это на самом деле понадобилось и что теперь делать, кроме как пользоваться дарованными благами и достигать совершенства.

А я — не хочу. Не хотел и не хочу представлять своих защитников бездушными куклами. Пусть другие Правители думают об этом что угодно… Но мой идеал невозможно построить с помощью ненастоящих людей.

* * *

Нам повезло: из Вечнозеленых лесов мы вылетели недалеко от какой-то деревушки, где нам дали направление на Киев. Я в который раз наказал себе при первом же удобном случае спросить у любого из Правителей, как они разбирались с ориентировкой на местности. Скорее всего, никто не с этим заморачивался, просто учился работать с картой и компасом, но вдруг были какие-то нюансы.

Киев встретил нас достаточно осенним настроением. Солнце за тучи почти не уходило, но порывистый холодный ветер расслабляться не давал.

Не люблю осень. Время увядания и смерти, что бы там ни говорили поэты, восторгавшиеся пёстрыми листьями, чувственными дождями и всем прочим. Да, она прячется за этой фальшивой красотой, но всё равно остаётся собой. Смена будничного чёрного савана на непривычный цветастый — замечательный отвлекающий манёвр.

«Какая нелепая смерть», — вспомнилась фраза из анекдота. Пока внимание людей перенесено на бесполезную, но притягивающую взгляд мишуру, она вполне открыто продолжает свое дело — чистку.

Мысли о чистке, наложившись на другие недавние рассуждения, по цепочке ассоциаций снова вывели меня на политику. На этот раз — на ту сторону политики старого мира, когда оригинальным и концептуальным жертвуют ради привычного, усреднённого. Пользой ради выгоды.

Может, вся эта сила созидания, которой нас наградили, призвана выполнять только одну, главную задачу — спасать от денежных ограничений? Чтобы мы могли думать о том, как сделать свои города более красивыми, а не о том, во сколько выйдут стройматериалы? Ведь только так можно отказаться от неприемлемых норм поведения и выработать свои, на основе индивидуальности, не давя её внутри, а сохраняя и используя. И решать межгосударственные вопросы любой сложности и важности встречами Правителей один на один — не думая о том, кто кому какой кредит давал…