На поиски отправились, как только метель немного стихла. Та завывала едва не всю ночь, лишь под утро растеряв силу, устав. Рассыпалась сверкающей снежной пылью по крышам изб, осела горбатыми сугробами между стен, а улицу завалила так, что ноги едва выдернешь.

И радоваться бы погожему дню, когда холодное зимнее Око, теперь до весны Хорсу принадлежащее, светит так ярко, а никто не радовался. Потому что сёстры Златка и Влада, так и не пришли ни в одну весь. Ещё ждали, что смогли они где укрыться: была на пути в Меденицу избушка бортника, но то надо было с дороги в сторону сойти и ещё пару вёрст непроходимые сугробы разгребать. Но домишко на всякий случай проверили: там пусто оказалось, и даже следов вокруг никаких: хоть после такой пурги и не удивительно.

А после их нашли: недалёко от Беглицы, оказывается, они уйти успели. И вышли-то днём, когда час самый светлый. К вечеру должны были в другой веси оказаться, а перехватил их некто по пути. Заставил бежать едва не по колено в снегу, но снова — недалеко. Потому как от того, кто на них напал, так просто не скроешься.

Будята, который вперёд всех дочек разыскивал, первый на них и наткнулся, да лучше бы не было так. Потому что — Медведь видел — он как будто сразу на десяток зим постарел. И рухнул сидя прямо в снег рядом с телами девушек, да так и просидел, пока мужики их от лёгкого наста отрывали. И усыпано было вокруг всё замёрзшей кровью, а сёстры, видно, погибая, так друг от друга и не отцепились, хоть и могли в разные стороны кинуться и тем преследователя сбыть хоть немного.

— Точно я говорю, это ещё с того дня нам отзывается, — ворчал Ждан. — Как тот вельд натворил дел, так до сих пор нечисть тут какая-то осталась.

— Не баламуть воду раньше времени, братец, — одёрнул его Медведь и покосился на мужиков, которые к разговору их тут же прислушались.

Нечего попусту, пока ничего не решилось, сплетни плодить. Хоть сам Медведь тоже подумывал о том, что зверь это совсем не обычный.

— Да я говорю тебе, раны на телах людей тогда были такими же. Когда твари из Забвения а нас налетели, — не унялся Ждан.

И глянул так недобро, будто брата старшего во всём винил: за то, что вельда Рогла тогда отпустил из веси, хоть и заслуживал тот самой лютой смерти. За то, что пошёл на поводу у сердечной зазнобы — воительницы Млады, которую Ждан всегда недолюбливал за её насмешки над ним невольные, за то, что она, девица, кметем стала, а его даже и к детинцу близко не подпустили.

Златку и Владу отвезли на волокушах в Беглицу, а там уж принялись родичи им справлять погребение. Медведю из-за того пришлось ещё на пару дней задержаться, хоть и не терпела уже дорога. Сколько можно смотреть, как неведомо что проснувшееся весечан треплет, убивает в угоду невесть чему. Потому, как только сестёр отдали в чертоги Мораны, так он выехал в Кирият, чтобы увидеться с князем. Совета спросить, а то и помощи.

Дорога показалась быстрой: одному в пути всегда проще кажется. никто не задерживает, никто не пытается по-своему ехать или идти. Жеребец Звенко, который ещё отец на торгу однажды купил, нёс вперёд споро, а потому, выехав из Беглицы затемно, к вечеру Медведь добрался уже до Кирията.

И хотелось пройти по дружинным избам, с каждым кметем знакомым, с кем через поход на вельдов прошли и назад вернулись, поздороваться, а ни мгновения задерживаться нельзя. Потому он попросил князю, коли тот здесь, передать, что разговор есть к нему важный. А сам в общину пошёл — ждать. Вокруг терема, еще недостроенного, поставленного на месте разрушенного в те тяжёлые дни. Мимо сада яблоневого, что так и стоял вокруг капища здешнего. Надо бы к чурам зайти, требу Перуну поднести. Всё ж думалось, что тот не оставил Медведя, хоть он и оставил дружину. Да кто знает, надолго ли…

Вот только незамеченным пройти через ослепительно белый, расчищенный челядинами двор не удалось.

— Эй, Медведь! — то и дело окликали с разных сторон и издалека. — Ты что, в дружину вернуться решил? Не понравилась жизнь спокойная? Настаростовался?

Он только отмахивался, улыбаясь. Не такая уж у него спокойная жизнь выходила. И понимал уж, что нынче вечером без пары кружек браги обойтись не удастся. Всё равно, если и в обратный путь отправляться, то с утра.

Бревенчатые стены большой общины пахли свежим деревом. И этот непривычный запах бодрил и в то же время слегка путал мысли. Медведь давно не бывал в ней, как и в детинце. А тут нужда заставила — и он до сих пор глазам своим не верил. Словно оказался в каком-то другом, изменившимся донельзя месте.

Он сидел за широким тяжеловесным столом и всё озирался, привыкая и ожидая с лёгкой тревогой встречи с князем. Но дверь на хорошо смазанных петлях открылась почти бесшумно. Только яркий морозный свет, что озарил хоромину на несколько мгновений, и всплеск прохлады по ногам подсказали, что кто-то вошёл.

— Здрав будь, князь, — Медведь встал, когда Кирилл обошёл стол и встал перед ним.

Всё такой же могучий, спокойный: и не скажи, что когда-то одолевало его злое буйство чужой воли. А вот теперь, глянь, совсем такой, каким раньше был. Только ожоги на руке, исчерчивающие её витиеватыми бороздами, напоминают, что ему тоже многое пережить удалось.

Почти следом вбежала челядинка и, выслушав короткий приказ нести угощения гостю, умчалась.

— Поздорову, Медведь, — князь улыбнулся неожиданно приветливо. Его строгое лицо стало чуть мягче, но льдисто-серые глаза остались серьёзными. — Рассказывай, что у тебя стряслось.

У него сейчас тоже немало забот. После не такого уж давнего побоища, что случилось в Кирияте, город не восстановился до конца. Но уже почти вернулся к прежнему виду — хотя бы в посаде. А в детинце ещё вовсю кипела работа. Большой княжеский терем так скоро не построишь, но дело двигалось споро.

— У нас неладное что-то творится, княже, — не стал откладывать главное Медведь. Правитель сел напротив и приготовился внимательно слушать. — По осени ещё пропал охотник. Нашли его недалеко от веси. Подумали, медведь задрал, хоть, ты же знаешь, медведи близко к Беглице не подходят.

Кирилл кивнул молча. Кто не знал, что медведи чаще стороной обходят веси, где Велеса почитают. Племя Рысей вело свой род от него и гордилось этим сильно. А уж особенно счастливым себя люди почувствовали, как вечем был выбран староста Медведь, сын прежнего старосты, погибшего вместе с женой. Князь его сам одобрил — и в том всем виделся хороший знак. Теперь, думали все, и вовсе никакая напасть не страшна, коли едва не сам внук Скотьего бога все дела Беглицы будет ведать. К тому же с правителем дружен, из дружины его вскормленным соколом вылетел и связь ту, что была раньше, сохранил. Потому-то, верно, и попал так запросто к Кириллу нынче, хоть и опасался, что не удастся. А иначе, если бы не старая память, неведомо когда получилось бы.

— Может, и правда медведь? — всё ж усомнился князь. — Что только ни случается.

— Так-то оно так. Да вот через пару седмиц травница наша в лесу сгинула. Ещё снег не лёг. Тоже сыскали, едва узнали в том, что осталось от неё, — Медведь помолчал, потому как говорить-то было тяжко. И охотника Бальда он знал с детства, ещё парнем молодым. И травницу Збару, которая, бывало, помогала отварами лечебными при хворях, которые случаются у каждого. Хоть и сама жена отца Переслава много в том смыслила. Да не всё. — А вот недавно две девушки в соседнюю весь отправились на посиделки и ни туда не дошли, ни назад не вернулись. Второго дня их тела отыскали под свежим снегом. А то и следов крови было не видать — присыпало.

— Так что ты думаешь, Медведь? — голос князя вдруг затвердел. Лицо его подёрнулось пепельной бледностью.

— Думаю, из Забвения к нам твари какие снова прорвались, — и сам верить не хотел в то, что говорит, но люди, кто побоище в Беглице сумел пережить и многое навидался, сказали, что раны на телах очень уж похожи на те, что чудища оставляли.

— Быть того не может. Млада справилась с Забвением, — и вовсе нахмурился Кирилл.