Люди хмурились полусонно: ведь многие нынче легли поздно — и все, как один отвечали “нет”. Не встречали и где ночевал, не знают. Тянулся за Медведем и девушками, что его сопровождали, след общего нарастающего по веси напряжения.

Уже приближалась околица, а Ждан всё никак не находился. Ладейка едва волокла ноги и всхлипывала всё чаще — скоро от неё и вовсе не стало проку. Ни спросить ничего она уже не могла, ни рассказать.

— Так видели его последний раз на пиру у вечевого поля, — озадаченно рассказал сын кузнеца Вараня, потирая изрядно помятое лицо, когда постучали и в его дом. — Он и на кулаках там сошёлся с Броней. Не помнишь, что ли?

— Помню, — кивнул Медведь.

А Ведана и не понимала, о чём они говорят. Да, были кулачные бои, только она всё почти пропустила: колядовать готовилась идти и мастерила ещё сидела впопыхах личину — чтобы непременно на медведицу быть похожей. Глупости какие — вспомнишь, так неловко становится. Будто скинула она вчера десяток лет и снова девчонкой беспечной обратилась.

— Значит, туда пойдём, — дёрнула она Медведя за рукав.

Казалось ей, будто там может сыскаться что-то, потому как в обычную недобрую случайность она уж перестала верить.

И когда вернулись они с Медведем и Ладейкой обратно к серёдке Беглицы, как обошли вокруг истоптанных кругов, где намедни сходились парни на кулаках, её словно в спину толкануло. Капнуло пепельной чернотой в сердце. И до того ясно она увидела незримый для других след Ждана, что подивилась, как раньше не почуяла те осколки Забвения, что засели в нём — и привели к тому, что он теперь пропал.

Медведь не стал полагаться на одну только удачу: созвал на поиски Ждана крепких парней, которых знал с самого детства. Они, хоть и разбитые поутру буйным весельем, не отказались. Собрались споро, даже не поутренничав — и отправились вслед за старостой.

Шли долго. Пока не обратилась улица Беглицы, хорошо протоптанная и широкая, на которой можно и вчетвером в ряд идти, в узкую тропку. Её после обильных снегопадов на Карачун так и не пробили толком. И по ней-то, если верить ощущениям и острому, словно россыпь игл, следу, ушёл Ждан. Куда и зачем, неведомо. И что привело его в такое безумство, что он покинул весь посреди празднества.

Ведана догадывалась — и догадке собственной верить не хотела. Хотела убедиться сначала, что не ошиблась. Может, зря всё это себе придумала.

— Следы, смотрите, — Медведь приостановился, махнув рукой в сторону от тропы.

Через полупрозрачный берёзовый перелесок и правда уходила вереница странных отпечатков, глубоко уходящих в снег. Там, где сугробы становились выше, видно было, как шедший через них, мёл поверху руками: то ли согнуло его так, то ли те очень удлинились. И жутковато становилось от вида этих странных следов. Ведана первая пошла по ним, ощущая по слабой нити особого духа, что Ждан и впрямь двинулся в ту сторону.

— Что ты чувствуешь? — проговорил над ухом Медведь, вновь с ней поравнявшись.

Подхватил под локоть, поддерживая, чуть вперёд вышел, чтобы путь ей удобнее пробивать.

— Ничего доброго, — она покачала головой.

Не хотелось лгать ему, давать надежду на простое разрешение, на здравие полное Ждана, за которым не углядела, поддавшись совсем другим мыслям и стремлениям. Отчасти то её вина. Она ведь и прибыла в Беглицу, чтобы разобраться, чтобы уберечь… И что же? Не уберегла, получается?

Дорожка бежала прямая, уверенная. Скакнула между светлыми стволами берёз — и понеслась дальше — на широкий заснеженный луг, что слепил видом одним. Мела слабая позёмка по горбатым спинам сугробов, из которых, как иголки, торчали почерневшие былинки. Сухо морозило по лицу, скребло мелкими снежинками. Вдохнуть поглубже не получалось: разгулялся ветер на просторе, вырвавшись из плена тонкой рощи, загонял дыхание обратно, и приходилось хватать воздух мелкими рывками и то и дело утирать слёзы с глаз.

Парни тихо бранились позади. Ладейка всхлипывала то ли от неровно бьющего в лицо ветра, то ли от печали, которая совсем её в кулаке сдавила, выжимая соки. Она уж еле ноги переставляла, и Варане пришлось её под руку придерживать, чтобы не свалилась куда в снежную холодную глубь.

Не посмотри, что Око нынче повернуло уж на весну, на рост пошло, а зима мела, ничуть того не страшась. Всё яростнее с каждым мигом. А луг простирался всё дальше и дальше, сливаясь с искрящимся снежной пылью окоёмом в одно рябое полотнище.

Показалось, увидела Ведана впереди огромную размытую поднимающейся пургой тень. Она остановилась на миг, прикрывая глаза ладонью. Осмотрелась, ясно ощущая, что след особый, словно капли угольной воды, стал чётче.

— Там, — она протянула перед собой руку.

Медведь кивнул только и обернулся на парней, которые тоже шаг придержали, ожидая, как их поведут дальше. Метнулся яростный порыв ветра, закрутился, заплясал вокруг снежными вихрями, засыпая глаза, пробираясь под ворот, плотно укутанный платком. Ведана задохнулась. Повернулась к Медведю,чтобы спрятать лицо у него на груди. И не поняла, как такое случилось: её просто отдёрнули от него. Огромная получеловеческая фигура возникла позади, закрыла тусклый свет Ока, что пробивался сквозь дымчатую пелену. Тяжёлые руки легли на плечи. Рванули назад — и Ведана только мазнула ладонями по запястьям Медведя в попытке удержаться.

Загомонили встревоженные голоса. Зашуршали шаги по снегу, слепо метясь вокруг. А Ведана словно оказалась в белёсой пустоте, где не было никого больше, кроме неё и того, кто ходил вокруг, примеряясь, куда бы ударить снова. Она встала медленно, тронула осторожно разодранный на плече кожух.

— Ждан, — выдохнула, пытаясь вновь дыхание своё найти, что как будто вылетело из груди — и там вдруг стало пусто и липко. — Ждан, слышишь меня? Кровь свою слышишь? Тебе владеть ею надо. Слышать её, и она не причинит тебе зла. Пращуры твои не могут навредить.

Она хватала воздух немеющими от снега и ветра губами. Отбрасывала от лица растрёпанные под съехавшим на затылок платком волосы. И крутило, крутило в груди страхом ледяным, хоть и пыталась она не пустить панику по телу: тогда и вовсе не шевельнуться. Ждан был где-то рядом. Мелькала его тень то с одного бока, то другого — и оказалось, что оттащил он Ведану так быстро и далеко от остальных, что теперь им пришлось бежать немало, чтобы нагнать их.

— Стой! — Ведана выбросила вперёд руку, как получеловек-полумедведь бросился к ней.

Да куда там остановить! И знала она: чтобы излечить его, вырвать из тела его сгусток тот ядовитый, что отравлял и чернил его сильную кровь, придётся коснуться его. Так пусть бросается? Только бы увернуться от когтей.

— Ждан! — оглушительный сильный возглас ударил в спину.

Ведана качнулась от мощи страшной, взбудораженной, что окутала её всю с головы до онемевших в снегу ног. Тень метнулась из зыбкой снежной пелены ещё раз, только едва опешив от приказа той, что одна лишь могла сдержать бурю, толкающую его вперёд. Уничтожить, разметать на куски силу чужеродную и опасную для Забвения. Что жгла сейчас его калёным железом просто рядом находясь.

Медведь вылетел ему наперерез. И первый раз он показался не таким уж большим. Получеловек был на две головы выше. Его густая шерсть окутала не хуже шкуры плечи его, как они сцепились. Парни приближались слишком медленно, но смыкались сразу со всех сторон. А Ждан, которого уж и узнать нельзя было: так исказились, вытянулись его черты, вновь бросился на брата, которому лишь едва удалось его оттолкнуть. Тяжёлый топор врезался в твёрдое, напряжённое его тело. Перевертень взвыл, махнул лапищей — и Медведя швырнуло в сторону. Он утонул в сугробе на миг, едва не попал под ноги Варане. Тот еле перепрыгнул через него, на ходу вскидывая топор. Парни налетели на полузверя, словно шершни — но миг-другой — и раскидало их в стороны. Раздосадованные, сдобренные болью возгласы впились в Ведану, словно стрелы. Она задрала подол до колен и прыжками кинулась к Ждану.