Сидящего рядом с Маликом аборигена звали Зур. Конечно, полковник едва мог отличить одного из них от другого, но он знал имя, потому что оно было написано сбоку каски, которую носили все недолюди. Рядом красовались эмблема Милитарум Ауксилии и полковой знак «Заключенных в аду» — кричащий череп над скрещенными секачами.

Впрочем, из всей полковой униформы анура носили только каски. Их кожа отличалась таким же оливковым оттенком, что и местная флора, и истекала ядовитыми выделениями. Еще на первичных инструктажах Федорак узнал, что этот липкий пот стал ключом к выживанию недолюдей, поскольку не пропускал грибки и яд, которым кишели все уголки джунглей. Потому для анура было не просто больно носить одежду и бронежилеты, это также сделало бы их вновь уязвимыми ко всем болезням Сабассуса.

Впрочем, сложно было отрицать, что, не считая влажной кожи, анура походили на людей. Конечно, они двигались пугающе тихо, были худыми, как привидения, говорили, свистя и шипя, а еще могли тревожно легко раствориться в джунглях, но, помимо кожи, единственной действительно раздражающей особенностью их вида можно было назвать глаза. Крупнее, чем у обычного человека, почти идеально круглые, совершенно черные, так что радужка сливалась со зрачком, и немигающие. Они выделялись еще сильнее из- за окружающей их гладкой бледно-зеленой кожи.

На подлете к предгорьям Зуру пришлось пережить болезненное надевание гравишюта, но он стоически все стерпел и лишь поморщился, когда один из гвардейцев закрепил прометиевые ускорители у него на спине и затянул крепления.

— Выходим на цель! — доложил пилот, повысив голос, чтобы его было слышно сквозь рев двигателей.

Сержант кивнул солдатам, и они побрели к позиции. Затем Малик открыл тяжелую дверь. Гвардейцы начали прыгать в клубящиеся облака пара. Каждый из них молчал, зная по инструктажу, что им предстоит скрытное проникновение, а значит, нельзя орать полковой боевой клич, как они обычно делали после выхода в зону десантирования.

И вот настала очередь Федорака. Он подошел к Малику, кивнул, держась за поручни, а затем, бросившись вперед, миг наслаждался свободным падением и потом включил удерживающее поле гравишюта. Начался ровный спуск через облака. Полковник наблюдал, как к нему приближается непроницаемый полог джунглей, и молчал, хотя в голове и гремел боевой клич. Он лишь процедил его сквозь сжатые зубы: «Заключенные в аду».

Федорак врезался в густую крону, и запах прометиевых выхлопов перебил вонь джунглей. С высоты полета дельта казалась клубком папоротников, пальм и лиан, но под пологом ветвей выглядела, как мрачная пещера, где лишь изредка на глаза попадались странные свисающие лианы да временами тростники тянулись к едва пробивающимся через зеленую крышу столбам света.

Федорак легко приземлился на глинистую почву, выхватил из кобуры пистолет и включил закрепленный на нем люмен. Свет рассек тьму, открыв взгляду стволы деревьев, что вздымались, подобно колоннам в кафедральном соборе, и поднимались на добрых пятнадцать метров к далеким дрожащим кронам.

Повсюду вокруг опускались гвардейцы. Ускориители омывали заросли синим сиянием, распугивая тучи насекомых. Малик несколько минут созывал отделения, пока все солдаты не собрались на той же поляне, где и полковник. Гвардейцы заряжали лазерные карабины и плотнее затягивали сетки на лицах. Рои насекомых, разогнанные внезапно появившимися людьми, вскоре вернулись и принялись кружить возле солдат, садясь на оружие и шлемы, пока бойцы не стали похожи на шевелящиеся и переливающиеся гнезда.

Насекомые не лезли лишь к Зуру, что наблюдал за деревьями с почтением верующего, пришедшего в храм, и шептал молитвы лесу, положив длинные перепончатые пальцы на ствол.

— Куда идти? — спросил сержант, когда завершились приготовления.

Анура поглядел на него черными непроницаемыми глазами, отступил от дерева и кивнул на одну из троп.

— Два с половиной километра к югу, поднимаемся, пока не доберемся до Дафнонских водопадов. Затем последуем вдоль реки вниз с горы. Предатели пойдут по ней вверх, поэтому мы сможем встретить их у Оксийского моста.

Зур, как и все аборигены, носил лишь небольшую набедренную повязку из сшитых листьев, но был вооружен. Пусть анура и было неприятно держать пласталь, все они быстро поняли, как полезно лазерное оружие. Потому проводник использовал такой же лазерный карабин, как и остальные гвардейцы. Он показал дулом на путь, ведущий вдоль склонов во мрак, и продолжил:

— Нам стоит поспешить. — Он говорил шепотом, но в голосе все равно слышался нескрываемый гнев. — Природа страдает. Еретики отравляют ее.

Пусть Малик и не считал лес разумным, он все равно кивнул. Анура пропал в тенях, отчего заметались лучи фонарей пытающихся уследить за ним гвардейцев. Несколько секунд спустя проводник вновь вышел на свет и махнул рукой, призывая следовать за ним.

Подъем был не из легких. Приходилось идти по грязной земле, местность пересекали ручейки вяло текущей воды, что вырывалась журчанием из глины. Тяжело шагающие в мареве гвардейцы ругались сквозь зубы, поскальзываясь.

Федорак шел вместе с сержантом впереди, водя закрепленным люменом из стороны в сторону. Офицер насторожился и приготовился к бою, ведь еретики были далеко не единственной опасностью Сабассуса и, возможно, далее не самой грозной. Местные хищники разнились от разумных лиан, способных мгновенно сдавить трахею, до стрекоз размером с предплечье, что могли прогрызть бронежилет и любили человеческую плоть.

Спустя примерно полчаса полковник поймал себя на странных мыслях. «Заключенные в аду» никогда прежде не забирались так высоко на Коготь. Конечно, причина крылась не в историях суеверных анура. Просто никогда не возникало тактических причин преодолевать такую сложную местность, а голая вершина лишала смысла ее стратегическое использование. Поэтому Федорак, как и его предшественники, не обращал внимания на гору. Только теперь, когда он впервые поднялся по лесистым склонам, полковник начал ощущать что-то странное в этом месте. Поначалу он никак не мог понять, что это. Гвардеец прошел мили джунглей в дельте Абиссамы, и этот участок казался, по крайней мере на первый взгляд, точно таким же, как и все другие удушливые заросли, через которые он пробивался. Но тут было нечто иное. Он посмотрел на покрытые ползучими растениями стволы, пытаясь понять, что же в них необычного.

Когда они взбирались на гребень холма, Зур помедлил, ожидая остальных.

— Полковник, — неловко кивнул разведчик. Федорак хмыкнул, кивая в ответ, а затем вскарабкался на грязную вершину и продолжил подниматься по склонам, отгоняя пистолетом рои мух и насекомых, желающих им перекусить.

— Я видел, как вы смотрите на деревья, — прошептал Зур.

— Что? — проворчал полковник.

— Сэр, я заметил, как вы изучаете деревья.

— Здесь предатели, мужик, конечно, я слежу за чертовыми деревьями.

Анура умолк. Федорак продолжал подниматься ускоренным шагом.

— Вы улавливаете закономерность?

— Закономерность? — процедил полковник, но в тот же миг его пробрала дрожь от осознания, о чем речь. Зур указал именно на то, что его тревожило.

— Как располагаются деревья. Вы заметили это?

Федорак помедлил, позволив Малику и солдатам пройти вперед, пока он оглядывался по сторонам. Местами, там, где сквозь разрывы полога пробивался свет, джунгли выглядели так же, как он ожидал еще до прибытия на Сабассус: бесчисленные листья, стебли и молодые поросли, сошедшиеся в яростной битве за жизнь. Но большая часть леса выглядела спокойной и странно упорядоченной. Конечно, непривычно было называть заросли «упорядоченными», что полковник прекрасно понимал, но это помогло ему осознать, что же так бросается в глаза. Деревья росли пересекающимися рядами, будто следуя предопределенной системе. Словно воины шли не по лесу, а лабиринту.

Федорак недоверчиво покосился на анура, раздраженный тем, как легко разведчик угадал его мысли. Зур посмотрел в ответ.