+Доверься мне. Как всегда. Я знаю, что делаю. Но не могу защитить себя, Рацел. Используй колонны.+

— Будьте вы с Антросом прокляты, — проворчал Рацел, но уперся рогами посоха в колонну и начал изрекать заклятие.

Мефистон оказался прав. Едва эпистолярий призвал эфирную энергию в посох, как столпы ослепительно засверкали, осветив весь зал. Все здание создали в расчете на колдовство, поэтому каждый угол и изгиб приумножали его силы.

Гай направил свой разум в ведьмовское пламя и метнул огонь через колоннаду в рубрикантов. Земля содрогнулась, бронированные оболочки с лязгом ударились о стены.

— Наступаем, — пробурчал он по воксу, шагая в пылающий свет, и начал стрелять из пистолета в ошеломленных врагов.

Позади него тлеющее тело Мефистона обмякло, истекая кровью и пылая.

Мефистон пристально поглядел на Катариса, гадая, стоит ли выбить правду из серебряной гончей. Затем он пожал плечами и начал подниматься по ступеням.

Пока он шел, в небе происходило нечто странное. Серебряные потоки расходились, будто через атмосферу опускалось что-то громадное. Грохочущие раскаты стали громче, а с волн сошла тонкая паутина молний, что заплясали на плато, будто свисающие с небес нити. Собравшиеся вокруг возвышенности люди прекратили спорить и толкаться и посмотрели наверх.

Небесное море вздыбилось по направлению к земле, будто вот-вот могло разверзнуться. Молнии срывались все чаще, мелькая в опасной близости от глядящих на них созданий. В воздухе кружили и пикировали серебристые звери, похожие на скатов, но с человеческими лицами. Большинство из них держались у неспокойного моря, но несколько отделились от стаи и пронеслись в паре метров от Властелина Смерти. В полете они издавали вопль столь неистовый и пугающий, что пришлось закрыть уши, пока создания не взмыли обратно в небо.

Мефистон фыркнул и зашагал дальше, не обращая внимания на доносящийся душераздирающий звук, эхом отдающийся над плато. Наконец, поднявшись на последнюю ступень, он увидел, что это был никакой не помост. Перед ним раскинулась огромная впадина, зияющая посреди плато, будто жерло вулкана, пусть и в форме идеального треугольника. Стеклянистые стены заканчивались отвесным обрывом, а дно, похоже, находилось во мраке где-то в сотнях метров вниз. Бездну пересекала замысловатая паутина из стеклянных мостиков, каждый из которых был не шире предплечья Мефистона. Сотни парящих прозрачных нитей кружили и обхватывали друг друга, образуя приводящий в смятение узор. Космодесантник будто глядел на купол из сахарной ваты, мерцающий в капризном свете. Запутанный, безумно сложный, явно созданный за годы, а может быть, даже десятилетия.

В тот же миг Мефистон ощутил раздражение. Перед ним было воплощение бессмысленной запутанности и бесполезной изобретательности. Он так рассердился, что не сразу разглядел на стенах людей — одинокие фигуры, застывшие в театральных позах там, где пересекалось несколько нитей. По крайней мере, некоторые из них точно были людьми. Ближе всех к нему находилась юная девушка с короткими чернильными волосами и поднятым к свету золоченым копьем. Встречались здесь и иные особи: птицеглавые тзаангоры, облаченные в прекрасные мантии, а не бронежилеты, и всевозможные иные мутанты, подобные зверям. В глаза бросались и более странные существа, что напоминали духов стихий. Почти в центре стеклянной паутины высилось создание, выглядящее, как столп освещаемого луной дождя. Лишь привязанная к его шее ряса с капюшоном свидетельствовала о том, что это не просто каприз погоды.

Над головой вновь что-то прогремело, и Властелин Смерти поглядел в небо. Его глазам открылись очертания существа, что пробивалось через жидкий металл и достигало размеров континента.

Мефистон не ведал страха, и собственная безопасность его не волновала, но при виде колосса он все равно пригнулся. Над головой воина повисло крыло размером с город, погрузившее плато в тень. Оно медленно поворачивалось, открывая взгляду нечто еще большее — бок исполинской птицы, чьи перья пылали внутренним огнем. Существо одновременно находилось там и не совсем там. Мефистон видел через перья небесное море, будто смотрел сквозь мираж, но от поднятого ими ветра взмыли клубы пыли, а фигуры на стеклянной паутине пошатнулись. Невообразимо огромное создание имело материальное воплощение — Мефистон не сомневался в этом, с трудом сопротивляясь вихрю. Но ведь это было невозможно, поскольку существо такого размера просто не могло повиснуть в небе.

Впрочем, устояв на ногах, собравшиеся над разломом создания перестали обращать внимание на разворачивающееся над ними чудовище. Они вновь приняли театральные позы, будто ничего особенного не произошло. Некоторые балансировали на одной ноге, подняв руки, словно крылья. Другие запрокинули головы в безмолвном выкрике, изображая метателей копья или певцов.

— Иллюминэ, — раздался голос. — Равновесие было нарушено.

Звук, хриплый и мягкий, будто доносящийся из распухшей глотки, отдался в стеклянной сети, и существа на ней резко повернулись к Мефистону, двигаясь, будто мимы, наигранно и преувеличенно. Грудь космодесантника задрожала от сдерживаемого рыка, пока он изучал нелепых артистов. А потом он заметил стоячий камень. Тот находился в центре треугольника на пьедестале, вздымающемся из глубин бездны.

Небо стонало, перья скользили через серебряные волны, а Мефистон едва понимал, что происходит. Он вспомнил, что пес назвал все это игрой, участники которой должны добраться до монолита и попасть в Город Света. Кровавый Ангел пригляделся к стоячему камню и заметил, что стеклянные нити не доставали до него. Некоторые тянулись совсем рядом, обрываясь в считаных метрах, но ни одна не прикасалась к глыбе. Она была похожа на отдаленный остров, окруженный лесом из кристаллических ветвей.

Камень, поднимающийся на два или два с половиной метра ввысь, имел прямоугольную форму. Его покрывали иератические письмена, окружающие лицо в его центре — лицо, высеченное из того же белого камня, что и остальная стела, но живое и подвижное, с непроницаемо-черными глазами.

— Дух есть материя, а материя есть дух, — сказал камень.

Игроки на сети резко повернулись от Мефистона обратно к Сороколду. Большинство чесали подбородок или листали книги, но один старик вскинул кулак в воздух, возбужденно воскликнув. Он несколько раз махнул серебряной чашей, и находящаяся под ним стеклянная ветвь выпустила отросток, метнувшийся к стоячему камню, будто змея. Старик засеменил к стеле, смеясь и размахивая чашей. Стеклянный мост оплетал другие нити, пока наконец не остановился очень близко к стоячему камню. Игрок осторожно прошел последние несколько шагов, протягивая чашу вперед, будто подношение. Голова Мефистона заболела. Он видел по раздраженному выражению остальных, что старик сделал что-то впечатляющее, но космодесантник понятия не имел, чем же они занимались. Он топтался на месте, а вдоль клинка начинало мерцать пламя. Как же узнать правила столь нелепой игры?

Старик почти добрался до камня, когда вспыхнул синим огнем. Пламя с невероятной скоростью охватило все его тело, и он с воплями рухнул на спину.

Стеклянный мост раскололся под его тяжестью, и игрок полетел во тьму, завывая, пока не исчез.

Сороколд никак на это не отреагировал, но Мефистон заметил, что у подножия камня рядом с кучей других вещей возникла та самая серебряная чаша.

— Человек есть зеркало божественных начал, — изрек Сороколд, и игроки тут же приняли новые позы, размышляя над его словами.

— Загадки, — раздался позади умиленный голос.

Властелин Смерти обернулся и увидел, как к началу стеклянной ветви семенит Катарис.

— А как ты присоединишься к игре?! — зарычал Мефистон, заметив, что пес ничего не принес. — Какое твое подношение?