И откровение обрушилось на полковника, будто удар под дых.

Когда несколько минут спустя в столовую вбежал сержант Малик, Федорак все еще глядел на картину, не двигаясь с места и опустив позабытый пистолет.

Малик подошел к нему, снял каску и стряхнул пыль. Он встал рядом с полковником, посмотрев сначала на вытащенное из кобуры оружие, потом на картину.

— Даже если сегодня мы проиграем, это неважно, — сказал полковник.

Сержант удивленно посмотрел на него.

— Мы будем сражаться, — продолжал Федорак. — Даже если шансов на победу не будет, мы по-прежнему будем драться. — Он чувствовал себя так, будто просыпается ото сна.

Долгие тяжелые десятилетия он бился из страха — страха стать таким же, как Гоурин, язычником, думающим лишь о себе. Страха навлечь позор на свой род, стать первым из Федораков, кто не дотянул до планки. Утратив веру, он двигался дальше из-за одного страха. Но теперь, когда ему заглянул в душу человек-Император, полковник обрел новую причину сражаться. Достойную причину. Он будет биться, потому что благодаря этому человечество однажды победит. Несмотря на все смерти и немыслимые, невообразимые утраты, человечество никогда не прекращало бороться. И на древней картине он увидел, почему люди никогда не проиграют окончательно.

— Мы не остановимся. Будем биться, ведь это в нашей крови. Иначе быть не может. Отдельные поражения не важны. Они лишь заметки в великой истории. Взгляни на Императора. Он — человек. Человек, Малик. Такой же, как мы. И Он никогда не сдавался. Не прекращал сражаться.

— Полковник, — Малик нервно облизнул губы и огляделся, — Император — бог. Не следует говорить о Нем в таком…

— Неважно. Я не знаю, кто Он сейчас. Но посмотри, кем Он был. Взгляни на Него, Малик. Он был человеком. И даже вся Галактика не смогла сломить Его. Не смогла. И нас ей не сломить.

Рухнули новые снаряды, взорвавшиеся так близко, что вся столовая содрогнулась. Пыль прокатилась вдоль развалин, и несколько минут солдаты не прекращали кашлять.

Когда же все улеглось, полковник повернулся к своему заместителю:

— По дальней связи пришел ответ?

— Как вы и приказали, мы перенаправили энергоячейки, — покачал головой Малик. — Сигнал должен был быть достаточно сильным, чтобы достичь штаба дивизии. Однако ответа мы не получили.

Малик выглядел ужасно. Они неделями, с тех пор как еретики окружили город и отсекли маршруты снабжения, почти ничего не ели. Федорак не ожидал осады — никто не ожидал, — но Гоурин смогла собрать армию куда большую, чем кто-либо мог предвидеть, и теперь город умирал от голода.

Безумие все еще таилось внутри, ожидая возможности поглотить гвардейца, но что он сможет сделать прежде? Хватит ли времени на один последний бой? Полковник встряхнулся и убрал пистолет в кобуру.

— Что сообщают с ворот?

— Они не отступают. Боеприпасов хватает, и мы вооружили всех взрослых горожан, способных держать оружие.

Воины вышли обратно на жару. Улицы завалило обломками, то тут, то там виднелись брошенные машины. Адурим и до прибытия «Заключенных в аду» был истерзанным войной городом, но теперь и городом-то его назвать было сложно. Над жилыми домами и складами поднимались клубы дыма, а немногие осмелившиеся выйти наружу гражданские пробегали мимо с затравленными лицами, спеша в укрытие, пока мины падали на уже покореженные взрывами балки.

Идущий сквозь грохот и смятение полковник держал в разуме портрет в столовой. Он смотрел на мир с несокрушимой верой, глазами Императора со старой картины.

— Собери все отделения у южных ворот, — сказал Федорак, закрепляя шлем. — Пусть у остальных останется минимальная охрана.

— Если мы так сделаем, ворота падут в течение часа.

— Неважно. Нас тут уже не будет.

Федорак остановился, вытащил две палочки-лхо, протянул одну Малику, а другую взял себе. Тот замер, пораженный этим неформальным жестом полковника.

Уверовавший воин сделал медленную затяжку, смакуя дым с закрытыми глазами, а затем взял сержанта за плечи.

— Подкреплений не будет. Мы сделали все, что могли, чтобы выйти на связь. Нас никто не услышал. Ворота мы сможем удерживать пару дней. Может, неделю. А потом ублюдки Гоурин вышибут их и найдут сгрудившуюся кучку слабаков, истощенных так, что не смогут даже умереть достойно. Как тебе такой план, сержант Малик?

Тот продолжал пораженно глядеть на полковника. Затем сделал затяжку и покачал головой:

— Вот и мне он не по душе, сержант. Так что собираемся у южных ворот. Все мужчины, женщины и собаки. Мы обрушим на них огонь всех еще работающих лазерных пушек, а потом распахнем ворота и бросимся в атаку. Если и умрем, то умрем как следует. — Он снова покачал головой, повернувшись к осыпающемуся зданию столовой. — И знаешь что? Мы ведь даже можем обратить неверных выродков в бегство. Им и в голову не придет, что нам хватит дури выйти и встретиться с ними лицом к лицу.

Федорак направился прямо к воротам, не обращая внимания на падающие снаряды. Внезапно он ощутил себя неуязвимым, будто надел священные доспехи, как те космодесантники, которых он видел на Когте. Малик бежал за ним, на ходу отдавая приказы. Когда они добрались до южных ворот, к исполинской тени скалобетонных створок уже стекались ряды гвардейцев.

Все солдаты выглядели усталыми и потрепанными, но, проходя мимо, Федорах увидел в их суровых непокорных взорах ту же решимость, что у Императора.

«Мы никогда не сдадимся, — подумал полковник. — Вот почему мы непобедимы. Другие бьются ради власти, территорий или идей, мы же — чтобы жить. И что может быть сильнее воли выжить?»

В такой близости от ворот гул от вражеского обстрела оглушал. Несмолкаемый грохот сотрясал землю и молотил по ушам, но, пока строились гвардейцы, вокруг них собирались сотни гражданских, выглядящих так же решительно. Некоторые из них держали лазерные карабины и автоматы, но у многих были лишь мечи, кинжалы, дубинки.

Они отсалютовали проходящему мимо полковнику, и тот испытал прилив чувств. Все знали, что ждет их за воротами: огромная орда, хорошо вооруженная и кишащая оскверненными варпом чудовищами, но бойцы все равно ответили на его зов. Они будут сражаться.

Малик спешно шагал вдоль строя, отдавая распоряжения и проверяя оружие, пока на площади собиралось все больше людей.

Федорах огляделся по сторонам, выбирая место для речи, и заметил прямо в центре перевернутую машину. Да, идеально подойдет. Он уже прошел полпути до нее, когда по толпе прокатился ропот. Сперва шепот, тревожное бормотание, а затем оханье, крики.

— Тихо! — воскликнул полковник, осознав, что обеспокоило гражданских.

Нарастающий гул. Будто летела огромная стая насекомых. Звук был достаточно громким, чтобы пробиться через шум вражеского обстрела. Пока люди смотрели на него, Федорак взобрался на транспорт и прислушался, призывая бойцов к молчанию протянутой рукой.

— Двигатели, — прошептал он.

Обстрел умолк, будто еретики тоже прислушались.

— Штурмовые корабли, — сказал сержант Малик, подбежав к нему через площадь.

Полковник кивнул. Он уже пришел к такому же выводу. Рев их ускорителей было невозможно ни с чем спутать.

— Такой же звук мы слышали на горе, — произнес он, не глядя на сержанта.

— Перед тем, как появились космодесантники, — тихим осевшим голосом ответил тот.

Федорак стиснул зубы.

— Да быть не может.

Невероятно, но миг вдохновения в столовой все еще давал ему силы надеяться, что они отбросят сектантов, но как «Заключенные в аду» будут биться против космодесантников? Он вспомнил тех, кого видел в джунглях. Безмолвных и массивных, марширующих во мраке, словно человекоподобные танки. Это будет не бой, а жуткое, бессмысленное убийство. Гвардейцы и гражданские против Адептус Астартес? Да это станет кровавым фарсом.

Рев двигателей стал громче, и Федорак заметил, что все собравшиеся смотрят на него, ожидая приказа. Он закрыл глаза — из тьмы его разума Император все так же глядел на него. Полковник медленно кивнул.