Когда Юрий Петрович, расставшись с подполковником Гуровым, сидел на лавочке Тверского бульвара и приводил свои мысли и чувства в порядок, он уже находился под наблюдением оперативников.

Погода не располагала к продолжительному самосозерцанию, и вскоре финансист поднялся, вновь прошелся по улице Горького, нехитро «проверился», остановил частника и приехал на Ордынку.

Квартира, в которой он организовал частное отделение банка, была расположена в новом доме, на четвертом этаже. Именно сюда затянутые в кожу и лайку добры молодцы привозили деньги своих хозяев. Надо сказать, что Ордынка — улица, которая мало подходит для тайных сделок. Она малолюдна, ее магазины провинциалов не привлекают, и оперативники быстро разобрались, кто здесь кто.

Действовали добры молодцы с наглостью, похожей на кретинизм: подкатывали на машинах прямо к подъезду. И лишь некоторые останавливались за квартал, который потом преодолевали пешком, перекладывая из рук в руки увесистые портфели и чемоданы. Только одна пара, проявив максимум находчивости, появилась из проходного двора.

Через тридцать-сорок минут гонцы, помахивая пустой тарой, чтобы всем стало ясно, что груз оставлен в доме, появлялись на улице и уезжали в надежном сопровождении.

Наконец денежный поток иссяк, боевики расселились по Москве. Это командированному в столице негде голову приклонить, деловой же человек подобный вопрос решает крайне просто. Места их стоянок плотно блокировали, у «банка» Лебедева оставалась охрана, как известно, любой банк стерегут люди с оружием.

Полковник Орлов ждал: интересно посмотреть, каким образом такой солидный груз вывезут из дома, а еще более интересно, куда направят.

И эту проблему решили тоже незамысловато. Среди бела дня к подъезду подкатил «рафик», из которого трое дюжих молодцов вынесли явно пустой контейнер, а через некоторое время, надрываясь, погрузили его снова в машину и укатили. Контейнер сдали на товарной станции, оформив груз как школьные учебники для армянских детей, пострадавших в результате землетрясения.

С первого дня Орлов мучился сомнениями, чувствовал — в происходящей истории что-то не так и он, старый сыщик, тянет пустой номер. Он начинал прощупывать каждое звено отдельно, но фальшивого обнаружить не удавалось.

Прибывающие с грузом парни были настоящие, четверо находились в розыске, девушки, которые посетили гостей, имели наметанный глаз и впоследствии подтвердили, что парни «крутые», явно при деньгах, две из них даже видели оружие. Принимал груз Лебедев, в подлинности которого тоже сомневаться не приходилось. Черного хода в доме не было, окна квартиры выходят лишь на улицу, подъездом пользуются лишь жильцы дома — три молодые семьи, двое студентов, снимающие квартиру, и основное население подъезда — пенсионеры. Никто из них никаких портфелей, тяжелых сумок и чемоданов не выносил. Груз, Орлов избегал употреблять слово «деньги», в дом доставлен, из дома отбыл только контейнер. Следовательно, груз либо в нем, либо остался в доме.

Полковник доложил генералу, получил «добро» прокурора, пригласил понятых и бухгалтеров, вскрыл контейнер и обнаружил в нем полные собрания сочинений Сталина, Ленина и Большую Советскую Энциклопедию.

Обыск квартиры, которую занимал Лебедев, ничего не дал. Деньги, а теперь стало ясно, что тащили в квартиру не какой-то неизвестный груз, а именно деньги, исчезли.

«Я размотаю это дело, — решил Орлов, — сейчас не деньги главное». И когда в очередной раз Гуров вышел на связь, приказал:

— Слушай внимательно. Через час я подъеду к Кинотеатру повторного фильма, и ты сядешь в мою машину. Дальнейшее промедление может меня прикончить.

Никакой приказ не мог сейчас вынудить Гурова сделать то, что он считал неправильным. Но когда он услышал, что его начальнику и другу грозит опасность, то сказал лишь одно слово:

— Понял.

Когда Гуров подошел к «Волге», она медленно двинулась по улице Герцена, свернула в тупик и остановилась. Гуров сел позади, поддернул плотные шторки. Орлов развернулся на сиденье, посмотрел на сыщика и сказал:

— Да, за прошедшие дни мы с тобой не помолодели.

— Что не удалось ни одному человеку на земле, — в тон ответил Гуров.

— Горбатого могила исправит. Я больше ждать не могу и сегодня дам приказ к задержанию.

— Это невозможно. Я держу руку на пульсе, валюта не появилась, задерживать рано.

— Не спрашивай, как это случилось, но мы упустили собранную Корпорацией кассу. С контейнера не сводили глаз, а когда вскрыли, он оказался макулатурой.

И хотя Гуров молчал, полковник повысил голос:

— Не перебивай! Знаю, сегодня у меня половина оперативников несмышленыши, но других-то нет…

— Но уж для такого задания можно было подыскать…

— Стеречь деньги? Какой участок важнее? А кто держит под наблюдением боевиков? Через два дня начнется сессия Верховного Совета, с завтрашнего дня съезжаются депутаты. Деньги, валюта, наркотики — пусть все горит голубым огнем, но мы должны бандитов захватить.

— Должны, — согласился Гуров. — Но головка снова уйдет.

— Позор, что я жизнью человека без депутатского значка рискую, а жизнью того, что со значком, рисковать не могу. Но, как говорится, что выросло, то выросло. Я такой.

— Все мы такие. — Гуров вздохнул, протянул руку и погладил седую голову полковника.

Орлов обомлел, затем с придыханием произнес:

— Ну, Лева…

Копируя начальника, Гуров махнул рукой и сказал:

— Да ладно! Не бери в голову, все как-нибудь образуется. Когда будешь брать?

— В пять утра. Ключи ко всем дверям мы изготовили, войдем спокойно.

— Засовы, цепочки?

— Лева, ты забываешься…

— А я забывчивый, — Гуров кивнул. — Как генерал?

— Плохо. Приказано строить правовое государство, но закон, не обеспеченный силой, — лишь декларация, привычный для нас лозунг. Ни денег, ни техники, ни профессионально обученных людей…

— Извини, — перебил Гуров, — ты разговариваешь со мной так, словно я отсутствовал годы…

— Лева, нынче иной день идет за месяц. — Ну ладно, — Орлов улыбнулся, — давай согласовывать. Да, совсем забыл. Я привез твой пистолет.

— У меня есть, — сказал Гуров. — И получше…

— Это когда брали Вахрушина? — Орлов вдруг улыбнулся. — «Магнум» с глушителем? А я догадался, что ты тогда пистолетик зажал, — он попытался придать голосу официальность. — Товарищ подполковник, сейчас не те времена, сегодня такая история может для вас кончиться…

— Петр, — остановил начальника Гуров. — Пусть история кончится. И пусть я отвечу лишь за укрытие изъятого у преступника пистолета.

— Человек предполагает, а начальство располагает, — произнес Константин Васильевич Роговой и протянул через стол сидевшему напротив Волину конверт.

Референт вынул из конверта паспорт и билет на самолет.

— Когда? Куда? — несколько опешил Волин, заглянул в паспорт и увидел фотографию Патрона. — Ничего не понимаю.

— Дай сюда! — Патрон навалился на стол и забрал свои документы. — Я сегодня улетаю в Берлин. Обязан. Изменить ничего не могу.

«Начинается, — понял Волин. — Командировка заготовлена, он улетит и оставит меня одного против МУРа, прокуратуры, главное, против рядовых солдат Корпорации, которые не умеют думать как рядовые, не желают ждать, но бьют и стреляют без всякой пощады».

— Я вынужден тебе полностью довериться. — Патрон сердито заворчал, дернул бороду. — А я этого терпеть не перевариваю — кому-либо доверять полностью, бесконтрольно. Товар у меня, я вынужден передать его тебе.

Роговой оперся кулаками на зеленое сукно стола и поднялся, навис огромный и мрачный, застыл, словно превратился в статую.

— Смотри, Русланчик, не вздумай! — Он опустился в кресло, чуть не раздавил его и снова нечленораздельно заворчал, с придыханием произнес: — Черт бы побрал этих новых министров. Молодые, шустрые, не знают, что делают сегодня, и уж совсем не представляют, что натворят завтра.