Гуров к разговору не прислушивался, но понимал, что беседуют о нем. Он разглядывал Потапова, который сосредоточенно изучал сцепленные в замок пальцы, вспоминал, как генерал стоял на коленях в талом снегу, и подумал, что если девочки завтра не вернутся, то он, подполковник милиции Лев Иванович Гуров, этого человека убьет. Вся история в роще со стрельбой камуфляж, он никогда не толкнет Сергачева на убийство. Гуров убьет эту сволочь своими руками.

Потапов поднял глаза, встретился с Гуровым взглядом. Гуров коснулся кончиками пальцев виска, затем взглянул на часы.

Орлов вздрогнул, быстро взглянул на Гурова, затем на Потапова.

«Вот сволочь, — подумал Гуров о своем начальнике и друге, — у него необыкновенное верхнее чутье». Гуров пододвинул к себе массивную сверкающую пепельницу и начал бессмысленно ее крутить. Он чувствовал на себе пытливый взгляд Орлова, но головы не поднимал, как бы признавая свою вину, да вот только не объясняя, в чем же именно она состоит.

Турилин занял свое место и сказал:

— Да курите вы, черт бы вас побрал. — Он оттянул пальцами тугой воротничок рубашки. — Лев Иванович, плесни мне, пожалуйста, боржоми.

Гуров открыл одну из стоявших на столе бутылок, наполнил бокал, перегнулся через стол, поставил перед генералом.

— Пожалуйста.

— Благодарю. — Турилин чуть коснулся руки Гурова, взял бокал, взглянул на Орлова, затем на Потапова.

— Генерала Потапова представлять нет необходимости. Сергей Михайлович приехал к нам, чтобы помочь объективно разобраться в происшедшем.

— Константин Константинович, я здесь по воле руководства, документы читал, вопросов к полковнику Орлову и подполковнику Гурову у меня нет. Конечно, стрельба в центре города, смерть столь опасного пpеступника, который наверняка и важный свидетель, безусловно, ЧП. — Потапов говорил тихо, гладко, без пауз, чувствовалось, что речь свою он заготовил. — Но на оперативной работе без накладок и ЧП не прожить. Слава богу, никто из посторонних не пострадал и Лев Иванович остался жив. Так что считаю нужным провести анализ происшедшего, учесть ошибки на будущее. У меня все.

Гуров старался не улыбаться и продолжал гладить пальцами хрустальную пепельницу, а Турилин и Орлов обменялись взглядами, затем полковник посмотрел на Гурова, а генерал недоуменно — на Потапова. После паузы Турилин как-то растерянно сказал:

— Да, случается… Произвести три выстрела, две пули в груди преступника, одна в колесе машины…

Гуров отлично понимал, что ему следует молчать, но не выдержал и сказал:

— А я стоял рядом. Полагаю, что просматриваются три версии.

Орлов наступил ему на ногу, но Гурова понесло:

— Первое: у них плохо с патронами. Второе: я им лично симпатичен, и третье: подполковник Гуров — человек Корпорации. А в принципе накладка. И зачем я жив остался?

— У тебя жена и племяшка? — неожиданно спросил Турилин и не обратил внимания, как встретились взглядом Гуров и Потапов. А полковник Орлов на данный, казалось бы, незначительный факт внимание очень даже обратил.

— Ольга — сестра жены. Нам с супругой, как в старину говорили, бог детей не дал. Я Ольгу удочерил, — ответил Гуров.

Орлов продолжал давить на ногу Гурова. Турилин кивнул и продолжал:

— Ты их, естественно, любишь. А я, старый… — генерал кашлянул, — люблю тебя. И ты, как всякий эгоист, моей любовью пользуешься.

— Что тоже естественно, — снова встрял Гуров.

Турилин постучал карандашом по папке, которая лежала на столе.

— Тебя требуют прокуратура и особый отдел. — Он взглянул на Потапова: — Генерал, мы можем с «особкой» повременить? Человек ведь в отпуске…

— Перестройка перестройкой, а перестраховщики перестраховщиками. Телефонный звонок не указ, потребуйте бумагу. Пока напишут, пока пришлют, подполковник может уехать в санаторий… Хотя для одного отпуска у Льва Ивановича накопилось многовато…

— Спасибо, мир не без добрых людей, — Гуров встал. — Разрешите?

— Сдайте личное оружие и не выезжайте из Москвы, подполковник. — Константин Константинович посмотрел на Орлова, кивнул на дверь.

Орлов поднялся и, глядя на Потапова, сказал:

— Личное оружие подполковника Гурова со дня его нахождения в отпуске находится в моем сейфе.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно ответил Турилин и жестом пригласил генерала Потапова перейти к письменному столу.

Гуров и Орлов шли по коридору, молчали, у кабинета полковник остановился.

— Что Потапов сегодня связан с преступниками, еще доказать надо, — проговорил он, вытянул губы и скосил глаза на кончик носа. — А вот что он, сволочь, службист и зануда, неожиданно душевность проявил, это я сейчас наблюдал. — Он перестал корчить гримасы, схватил Гурова за рукав, заглянул в глаза: — К чему бы это?

— Человек — существо сложное, противоречивое… — начал было Гуров.

Орлов отпер дверь, затащил Гурова в кабинет и зашептал:

— Почему в тебя не стреляли? Не промахнулись, а просто не стреляли? Говори, сукин сын!

А за Уралом накатывалась ночь. Рита, Ольга и Эфенди сидели в гостиной у камина и пили чай с медом.

— А я уезжать не хочу, — сказала Рита, потягиваясь в кресле и глядя на полыхающие поленья.

— Да! — подхватила Ольга. — Мы не хотим!

В темном углу гостиной скрипнул ставень. Эфенди незаметным движением передвинул кобуру с пистолетом и, стараясь придать голосу беззаботность, ответил:

— И я делаю не то, что хочу. Жизнь!

— Жаль, — Рита вздохнула. — Красиво у вас, я никогда не думала, что ели бывают разные, здесь они совсем иные, чем под Москвой. А люди какие! Понимаете, в Москве мы все очерствели…

Эфенди облизнул сухие губы, расстегнул кобуру, привстал и неожиданно бросился на Риту, сбил ее на пол вместе с креслом, одновременно выхватил пистолет, прокатился по ковру и выстрелил в окно, из которого в это же мгновение полыхнул ружейный залп.

— Лежать! — крикнул Эфенди девочкам, произнес еще что-то непонятное и с пистолетом в руке выпрыгнул в черное окно.

Стрелявшего Эфенди не догнал и возвращался хмурый, злой на себя и на сорвавшихся с резьбы подчиненных.

«Старый стал, — рассуждал он, стряхивая снег и тяжело переводя дыхание. — Еще вожак, но уже старый, иначе не посмели бы, чуют, щенки, что хватка ослабла».

Был он исконно русским. Силин Леонид Ильич, а кличку Эфенди он получил в зоне более тридцати лет назад и привык к ней, как человек привыкает к своему имени. Он родился в Узбекистане, на первый этап вышел в расшитой тюбетейке, и кто-то из конвоиров, не помня его фамилии, окликнул:

— Эй, ты, как тебя? — и неожиданно выпалил: — Эфенди!

Почему, отчего именно это слово выплюнул конвойный, неизвестно. С того дня никак иначе его не называли.

В армии по известным причинам Эфенди не служил, рос среди уголовников, но стал человеком дисциплинированным; получая приказ, выполнял не задумываясь; отдавая команды подчиненным, не сомневался, что они будут выполнены незамедлительно. Сегодня он был руководителем группы боевиков, гауптвахты у него не было, и нарушителей дисциплины Эфенди просто убивал. И вот незадача: вместо того чтобы убить обоих, убил лишь одного, за что мог и поплатиться.

Эфенди был достаточно умен, чтобы понимать, что есть много вопросов, на которые он не в состоянии найти ответ сам, и поэтому надо слушать старших. Ему приказали захватить девчонок, беречь и ждать, он и выполнял, и надо же было такому случиться.

Он вернулся в дом, оглядел пустую гостиную, догорающий камин, опрокинутую мебель, подошел к одной из дверей, постучал и громко сказал:

— Рита, Оля, это я, Эфенди. Не волнуйтесь, ничего не случилось, браконьеры пугают. Утром вылетите домой.

А в Москве был лишь вечер, трудящиеся пытались раздобыть что-нибудь на ужин и по глупости или от безысходности толкались по магазинам.

Не будучи оригинальными, Гуров и Сергачев встали в очередь за колбасой. В магазинах Гурова возмущала не скудость или полное отсутствие продуктов, а грязь и тошнотворный запах. Если ничего нет, то что же гниет?