— Сейчас, погоди…

Мой сканер охватил разом все помещение, и у Волчицы подпрыгнули брови:

— Какая сила!

А потом я сузил сканер, и выпустил его за пределы, крутанув пару раз так, что почти пол замка всплыло в моей голове. Загудела голова, но мне больше и не надо было — вокруг нас были только Серые Волки, а Пантеры дежурили на выходе из крыла.

Впрочем, мой сканер коснулся чего-то интересного за пределами замка, на крыше прямо над нами. И я показал Волчице пальцем вверх, поджав губы.

Она подняла глаза к потолку, одновременно натягивая подклад, на который потом ляжет броня. Красивая грудь исчезла под тканью, и я вздохнул — теперь это все в моих воспоминаниях до следующего раза. Вот только когда он будет? И будет ли вообще?

Хильда приблизилась, прижалась щекой к моей щеке и жарко зашептала:

— Приор Эммерик — трус!

Я округлил глаза, рассматривая ее.

— Думаешь, он поклонился…

Она замотала головой.

— Нет. Просто трус! Смылся в свою столицу, и отзывает сейчас все стаи под ее стены.

В глазах Волчицы горело явное презрение. Получалось, Эммерик решил не с соседями объединиться для отпора, а просто закрыться у себя. Ощетинившись клинками и когтями верных зверей, Зеленый приор надеется переждать гуляющий вокруг беспредел, словно какую-то бурю.

И это учитывая то, что из его же столицы бегали гонцы с ложными приказами.

— Мы и тебя еле отвоевали, — Волчица шептала и оглаживала мои плечи так, будто вот сейчас я исчезну, — Он как узнал, что ты был нулем… Эммерик боится всего, что можно!

Она провела пальцем по свежему шраму вверху моего живота. Потихоньку он уже зарастал, превращаясь в едва видимый рубец.

Я понял, о чем она говорила, и вполне представлял мысли этого Эммерика. Весь Орден шатается под ударами ереси, звери и люди целыми приоратами поклоняются неведомой силе и встают под ее знамена… И тут в его же приорате появляется ноль.

Точнее, зверь, бывший нулем, скачущий по мерам, как сайгак. Да еще и нулем он был непростым, а просветленным! А тут наверняка Серые Волки и Кабаны рассказали про мой крик вождя, что могу целые толпы воодушевлять. Да и физической силой, как все заметили, я не обделен.

Так что логика таких, как Эммерик, вполне понятна. На Земле, насколько позволялось мне вспомнить, иногда командование так поступало. Если нашли что-то непонятное и подозрительное, они предпочитали сначала накрыть ковровой бомбардировкой, а уже потом отдавали приказ пойти посмотреть, что там было. И, кстати, обычно в таком случае бойцы чаще оставались целы…

Но одно дело, когда такое отношение к врагу. А другое дело, вот так уничтожить потенциального союзника.

Если б я был в сознании, попробовал бы подговорить приора к Суду Неба у алтаря. Вот тогда бы этот Эммерик свою меру бы и проглотил…

— Командор Керт уехал с ним, он не оставляет надежд уговорить.

Я вспомнил ветерана.

— Да, Зеленый приор называл его другом, — кивнул я.

— Оракул и Керт еле уговорили Эммерика на суд Неба, — прошептала Хильда чуть ли не в унисон с моими мыслями.

Я вздрогнул:

— Как? Я же без сознания был!

— Я ответила за тебя, — Хильда уткнулась мне в плечо, — Есть такой закон. Если подсудимый при смерти, и не может отвечать.

— А если бы Небо осудило меня? Ты бы…

— Тоже погибла бы, — Волчица пожала плечами, — Но зато так мы остановили казнь.

Стиснув зубы, я смотрел на Дикую, поражаясь ее смелости. Она ведь меня давно не видела, и не знала, что со мной было после того, как я покинул стены Вольфграда. А тут по приказу своего приора прибыла в чужой край, где тут же появляюсь я и творю невозможную хрень. Мало ли на чьей уже стороне ее бывший примал, и она не побоялась ведь, встала у алтаря…

Волчица расшифровала мой взгляд по-своему.

— Есть в законе такая вещь. Если б ты был нулем, одно слово приора о твоей казни — и голова с плеч. Любой зверь посчитал бы честью обнажить клинок, — объяснила Хильда, — Первушник… ну, тут зависит от его полезности. А зверь всегда имеет право на суд.

— А что за оракул? — спросил я.

— Оракул Пантер, ты увидишь его сейчас на приеме у вождя, — тут она вскинулась, — Одевайся давай уже.

***

Прежде, чем покинуть наше крыло, я отыскал Мордаша. Фолки не подвел, и разместил нуля внизу, в подсобке для первушников, где находилась еще пара нулей, перетаскивающих ящики — рядом был какой-то склад, где хранилось много такого, что можно таскать. Кажется, именно отсюда принесли свежие простыни в мою комнату, на замену старым и порванным.

Неудивительно, что, когда среди слуг появились еще одни руки, их попытались тут же пристроить к работе. При мне Мордаша отчитывала дородная первушница за его нерасторопность. Насколько я понял принципы взаимоотношений в Инфериоре, слуги и рабы сначала пытались разобраться сами. А то если доходит до зверей, то у нулей обычно просто летят головы.

— Это где видано такое, чтобы приказы зверя не исполнялись? Да ты, ноль, жизнь свою не ценишь, Небом данную?

— Что зверь, что ноль, под Небом рав… — хотел сказать он, но тут моя рука легла ему на плечо.

Первушница сразу почтительно склонила голову, завидев меня, а Мордаш затрясся, не понимая, что делать. С одной стороны, религия просветленных промыла ему мозги, и перед ним стоит живое доказательство их правоты — зверь, бывший нулем. А с другой стороны то, что я зверь, означало, что могу свернуть ему шею за непослушание.

Я только хмыкнул — что там за каша в его голове, не представляю даже. Но мне нужно было сохранить его, чтобы узнать самому побольше о проповедях про Абсолюта. А поэтому сейчас ноль должен оставаться нулем.

— Мордаш, — сказал я, подняв его за подбородок и глядя в глаза, — Слушайся тут. Это твое смирение, выдержишь его, и пойдешь со мной.

Тот смиренно склонил голову, коснувшись лба двумя пальцами, а я кивнул первушнице.

— Смотри, головой отвечаешь.

— Господин, за нуля?! — у первушки чуть глаза не высыпались, — Головой?

— Вот и старайся, чтоб обидно не было, — без улыбки ответил я.

На выходе мне встретился Фолки, разговаривающий с Хильдой. Я кивнул ему, и помощник сказал:

— Примал, я прослежу, не беспокойся, — он сунул руку за пазуху и вытащил… деревянную фигурку и мой кожаный кошель!

— Это… — только и вырвалось у меня.

Я уже и думать забыл про них. Еще будучи первушником, сунул в тюфяк в каморке примала, а потом вернуться за ними судьба не довела. Выполнил-таки Фолки мою просьбу, сохранил безделушки.

Волчица посмотрела с интересом на вещицы в руках помощника, а потом возмущенно нахмурилась:

— Почему я об этом ничего не знаю, Фолки?

— Я сам не знаю, что это, — тот пожал плечами, — Примал попросил. Он защитил слово клана, и я выполнил свое.

Хильда стрельнула глазами на фигурку:

— Её? — она, конечно же, имела в виду первушку-девчонку.

Я кивнул, благодарно принимая мои ценности. Сквозь кожу кошеля почуялись обрезанные отравленные наконечники.

— Не открывал? — спросил я.

— Плохие варианты, — ухмыльнулся Фолки.

— Спика, отвечай, что там, — хмуро потребовала Волчица, — Я за тебя жизнью рисков…

— Яд, — я оборвал ее, — Очень сильный.

— Ты хочешь?!. — она переглянулась с Фолки, — Отравить…

Уж не знаю, про кого она подумала, но я покачал головой.

— Этот яд для меня.

Направленные на меня взгляды можно было прочесть по-разному. Фолки старался увидеть в моих глазах проблески здравого смысла, а Хильда… Ну, у нее то же самое — боязнь потерять и все такое.

— Да возьму я твою эту… — сразу же вырвалось у Хильды, она показала на куклу, — Пристроим, не пропадет.

Мне захотелось выругаться. Неужели подумали, что я наложу на себя руки?

Верных союзников терять из-за вранья не хотелось, и пришлось вкратце объяснить, что я планировал. Малыми дозами попробовать травить себя, чтобы выработать иммунитет. Владея стихиями, в особенности воды, я вполне мог это провернуть.