— Разочарования не будет, дон Луис! — возразил адмирал. — Тем более сейчас, когда нас поддерживает королева и когда у меня есть три добрые каравеллы! Я так же уверен, что мы достигнем Катая, как капитан какого-нибудь парусника, идущего с Мадейры в Лиссабон.

— Я не сомневаюсь, сеньор Колумб, что вы совершите все, что только под силу опытному мореплавателю. Однако разочарование — наш общий удел, и разумнее заранее готовиться к худшему.

— Я вижу путь в Индию так же ясно, как солнце, заходящее вон за те холмы! Семнадцать лет, Луис, он представлялся мне столь же отчетливо, как суда на реке, как Полярная звезда на небе, и у меня нет сомнений. Конечно, разумнее готовиться к худшему, ибо от разочарований не убережешься, в этом я убедился за долгие годы, когда все мои надежды рушились одна за другой. Порой мне внимали государи, сановники и князья церкви, а потом снова все отворачивались от меня, называли пустым мечтателем, у которого нет ни разума, ни доказательств…

— Клянусь моим новым покровителем, святым Педро, — прервал его Луис, — поистине у вас была не сладкая жизнь, сеньор адмирал, во всяком случае последние годы! Представляю, с каким чувством вы ждете начала плавания!

— Если вы думаете, что в этот решительный час я тревожусь и сомневаюсь, значит, вы не знаете, что такое вера и убежденность, Луис, — возразил Колумб. — Сегодня самый счастливый день моей жизни после стольких мучительных лет! Пусть силы наши невелики, пусть наши суда — всего лишь хрупкие и легкие скорлупки, — с их помощью мы откроем дорогу к тому светочу, который до сих пор был от нас сокрыт. И тогда слава Кастилии затмит славу всех королевств!

— Вы должны сожалеть, сеньор Колумб, что вся эта грядущая слава достанется Кастилии, а не вашей родной Генуе, которая отвергла ваш великодушный дар и не поддержала столь благородный замысел.

— Да, это меня печалит, Луис. Ведь не так-то просто на склоне лет покинуть родину и искать пристанища где-то на чужбине! Тяжко это даже для нас, моряков, которые не столь привязаны к своему дому, как те, кто никогда не покидает суши. Но о Генуе я не хочу думать! Если дети должны любить и уважать своих родителей, то и родители обязаны защищать и пестовать своих детей. Когда же мать забывает о своих обязанностях, детям остается одно: искать защиты и пропитания у чужих людей. Генуя была для меня неласковой матерью. Ничто не заставит меня поднять на нее меч, но я ей больше ничего не должен! Впрочем, когда речь идет о столь великой цели, не все ли равно, кто тебе поможет в ее достижении? Трудно возненавидеть свою родину, но когда она к тебе несправедлива, можно ее разлюбить. Это чувство взаимно. Если страна тебя не защищает, если она не уважает свои мысли и твои права, тем самым она освобождает своего подданного от его обязанностей. Что посеешь, то и пожнешь! Поэтому отныне моя государыня — донья Изабелла, а моя родина Кастилия!

В это время со шлюпки крикнули, что все готово, и оба путешественника поспешили занять свои места.

Нужно было обладать всей глубиной убежденности Колумба и его пылким характером, чтобы с восторгом говорить о том, что наконец-то он получил средства для осуществления своего великого замысла. Особенно, если рассудить здраво, что это были за средства!

Мы уже упоминали названия трех его кораблей — «Пинта», «Санта-Мария» и «Нинья» — и вкратце о них говорили. Но, чтобы читатель составил себе более полное представление о славном подвиге Колумба, не лишним будет описать эти суда подробнее, особенно то, на котором должны были плыть сам адмирал и Луис де Бобадилья.

Тем, кто никогда не видел кораблей, на которых европейцы плавали всего каких-нибудь сто лет назад, трудно себе представить, чтобы столь маленькое суденышко могло благополучно пересечь океан. Однако это объяснимо. Многие помнят очень старые парусники, отличавшиеся такими же особенностями, а некоторые нам довелось видеть собственными глазами. Борта их корпусов в верхней части имели уклон внутрь, вследствие чего корабли вверху были почти на четверть уже, чем в средней по высоте, самой широкой части. Благодаря такой предосторожности высокая надводная часть не представляла особой опасности, а так как каравеллы были по большей части короткими судами, легко всходившими на волну, то они вполне основательно считались хоть и не быстроходными, зато надежными судами.

Хотя их называют кораблями note 48 , их вооружение не походило на парусное вооружение современных кораблей, к тому же корабли XV столетия не обязательно имели то же число мачт, что и корабли XIX столетия. Слово «каравелла» обозначало судно вообще, независимо от его конструкции или парусного вооружения. Поэтому она была кораблем не в том смысле, который мы обнаружим, когда обратимся к более точной классификации моряков.

Многие недоумевают, почему два остальных судна, участвовавших в этом удивительном плавании, были беспалубными, Однако не следует забывать, что в те времена плавали главным образом вдоль побережья, а если и нужно было добраться до какого-либо острова, то все равно судно удалялось от берегов всего на несколько дней. Поэтому тогда, как и сейчас на юге Европы, моряки при первых же признаках непогоды укрывались в ближайшем порту. Никто не собирался бороться с бурями в открытом океане, и в палубах не было никакой нужды ни для безопасности судна, ни для защиты груза, ни для особых удобств команды.

Впрочем, пусть читатель не думает, будто на беспалубных судах вовсе не было никаких укрытий для груза и команды. На морских каравеллах тоже имелись кормовые и носовые надстройки, соединявшиеся переходами, а груз, чтобы предохранить его от воды, закрывали парусиной.

После всего сказанного даже неискушенному «сухопутному» читателю должно быть ясно, с какими скудными средствами собирался Колумб осуществить свое великое предприятие. А опытного моряка их ничтожность и полное несоответствие с целью и возможными опасностями должны просто поразить!

Однако не следует думать, будто моряки тех времен считали эти средства совершенно недостаточными. Если бы такие старые морские волки, как Пинсоны, не рассчитывали на благополучный исход плавания, они не стали бы добровольно рисковать собственным судном, деньгами и жизнью.

Едва вступив на палубу «Санта-Марии», Колумб ушел к себе, и в тот вечер Луису больше не довелось с ним поговорить. Правда, в качестве адмиральского секретаря юный граф занимал часть той же самой каюты, однако великий мореплаватель был так занят последними приготовлениями к отплытию, что ему нельзя было мешать. Почти до полуночи Луис расхаживал по палубе, мечтая о Мерседес, а когда вернулся к своей койке, то увидел, что Колумб уже спит крепким сном.

Назавтра была пятница. Не мешает заметить, что самое великое и успешное плавание в истории человечества началось в пятницу, хотя моряки давно уже считают ее несчастливым днем и даже часто откладывают отплытие, опасаясь каких-то неведомых роковых последствий.

Утром Луис вышел на палубу одним из первых, однако, подняв глаза, увидел, что адмирал уже стоит на полуюте, который играл роль запретного для всех остальных капитанского мостика. Отсюда адмирал наблюдал за ходом своей эскадры, управляя движением судов и отдавая приказы, здесь же он производил астрономические наблюдения или просто прогуливался в часы досуга. Капитанский мостик «Санта-Марии» был невелик, всего футов одиннадцать в ширину и чуть поменьше в длину, зато он был обособлен и оттуда открывался хороший обзор.

Как только адмирал — или дон Христофор, как его отныне называли, ибо назначение на эту высокую должность давало ему права и привилегии дворянина, — как только дон Христофор заметил Луиса, он кивком пригласил юношу подняться наверх и стать рядом с ним.