Что хотели от неё эти люди, детей которых она спасла? Почему называли они ее ведьмой? Почему грозили ей костром?

Она боялась остановиться, чтобы доказать разъяренным людям свою невиновность и верность. Она бежала к Дому Сыновей.

Но двери Дома Сыновей были закрыты…

— За нею, за нею! — кричали люди. — Она убежит от нас. Быстрее!

Мария не чувствовала ног под собою. Она не знала, бежит ли она по камням или по воде. Улицы, улицы… Она бежала и бежала.

Далеко, за площадью поднимался старинный собор. Мария, не помня себя взбежала по широкой лестнице храма, бросилась в широкую дверь и почувствовала запах свечей и ладана.

Она не видела, как на перекрестке толпа рабочих столкнулась с веселым шествием гостей из Иошивари. Она не видела, как Нинон нагнали и бросили ее оземь, она не видела страшной и короткой борьбы мужчин во фраках с мужчинами в одежде рабочих, и смешного бегства полуголых женщин от кулаков рабочих.

Она лежала без сознания в торжественной тишине старинного собора.

— Фредер, Фредер, — кричал Геймердинг.

— Что такое?

— Фредер, Фредер, они схватили Марию.

— Что?!

— Они схватили Марию, они убьют ее.

Фредер покачнулся. Геймердинг схватил его за руку.

— Мы не должны терять времени. Я знаю дорогу, по которой она шла. Мы должны спешить к собору.

— Прочь, — сказал Фредер.

Он вскочил в автомобиль, сел за руль, потянул к себе Геймердинга. Автомобиль помчался.

— Рассказывай! — бросил Фредер.

— Я услышал, как постучали в дверь. Открыв дверь, я увидел Марию. За ней гналась толпа разъяренных людей. Я схватил одного из них, который упал, но я ничего не понял из того, что он бормотал. Они хотели отомстить какой-то ведьме… Он говорил о гибели Города Рабочих и плакал, как ребенок.

— Дальше!

— Я бросил его и побежал. Я увидел, как Мария бежала по соборной площади. За ней гналась толпа. Мария хотела спастись в соборе.

— Дальше!

— Но она не успела спрятаться, Фредер. Они нагнали ее на ступенях лестницы, где она упала, запутавшись в свое платье, которое висело на ней лохмотьями…

— Дальше!

— Они устроили перед собором костер, чтобы сжечь ее.

Фредер ничего не говорил Он наклонил голову. Автомобиль летел, как стрела.

Они были уже у соборной площади. Они выскочили из автомобиля и пустились бежать, но вдруг Фредер остановился, точно налетел на шлагбаум.

Площадь кишела народом. На высоком деревянном помосте стояла девушка. Она бессильно повисла на руках своих палачей. Её золотые волосы закрывали её лицо. Какой-то огромного роста человек схватил её за руки и связал их сзади.

Фредер громко закричал, и толпа узнала его.

— Сын Джо Фредерсена! Посмотрите, здесь сын Джо Фредерсена!

Они хоте ли схватить его.

— За что вы ее убиваете? Ведь она спасла ваших детей!

— Как же? Она спасла наших детей! Она спасла их в ледяной черной воде.

— Но послушайте же меня, ради Бога! Послушайте меня!

— Ничего не желаем мы слушать.

— Мария, дорогая, любимая!

— Не вопи, сын Джо Фредерсена, иначе мы заткнем тебе глотку!

— Убейте меня, если уже вы должны убивать! Но оставьте ее в живых!

— Не спеши, сын Джо Фредерсена, посмотри сначала, как умрёт твоя возлюбленная.

Одна из женщин оторвала кусок своей юбки и связала руки Фредера. Он боролся, как дикий зверь, но что мог он против толпы. Он упал…

Мужчины и женщины схватились за руки, они танцевали, они исступлённо плясали.

В этот час проснулся Ротванг.

Он проснулся, точно после долгого сна. Он едва приподнял голову.

Голова была тяжела и болела. Быть может, эта боль было единственное, что оставалось в нем от жизни. Потому что Ротванг серьезно думал своим воспаленным мозгом, что он умер, и это наполняло его удовлетворением. Но его удручало одиночество: Гель, его жена, его дорогая жена, куда-то ушла от него.

— Я иду за тобою, моя Гель, — сказал он ласково.

Дверь на улицу стояла открытой и криво висела на петлях. Это было странно! Он внимательно посмотрел на свой дом… Он отлично знал, куда надо идти, чтобы найти Гель. Каждое утро она молилась в соборе, и если мерцающий свет не ослеплял его — вот она, его милая маленькая Гель, вот она на пороге собора.

Она увидела его приближение и снова скрылась в церкви.

Мария тут же узнала его. Она услышала за собою его шаги. Она спряталась около лестницы, ведущей на колокольню. Она была очень бледна.

— Гель, — сказал Ротванг, — вернись ко мне, милая Гель… Как долго, как долго должен был я жить без тебя.

Но она отшатнулась.

— Гель, — ласково говорил Ротванг, — почему ты боишься меня? Я всегда тосковал по тебе. Ты не имеешь права снова оставить меня одного. Дай мне твои руки, моя Гель.

Но его пальцы остались в пустоте. Мария быстро поднималась по каменной лестнице колокольни.

Лицо Ротванга стало гневным. Он смутно вспомнил день, когда Гель уходила от него к другому.

Он пошел за нею. Он шел все выше и выше. Но она была далеко впереди его. Почему бежала она от него? Он не может больше жить без неё!

Они были уже на колокольне. Он гнался за нею меж огромных колоколов. Он стал перед дверью вниз. Он грустно и зло смеялся.

— Гель, моя Гель, ты больше не убежишь от меня!

Мария знала, что она не может убежать от него. Она видела безумие в его глазах. Он спокойно и медленно подходил к ней. Он устало улыбался…

— Поверь мне, моя Гель, тебе не уйти от меня.

Мария оглянулась. Она дрожала, как птица. Ход на лестницу был заперт. Она была поймана! Она видела глаза Ротванга и руки его, которые тянулись за ней.

И, не раздумывая, немедля ни секунды, она высунулась из окна и повисла на стальном пруте громоотвода.

— Фредер, — закричала она отчаянным голосом, — помоги мне.

Далеко внизу, возле импровизированного костра лежал полураздавленный человек. Но крик достиг его ушей. Он вскочил, он посмотрел, он увидел… И все, кто плясали вокруг костра, с ужасом увидели девушку, которая, точно ласточка, висела на высокой башне собора. Руки Ротванга тянулись к ней.

И все услышали крик Фредера:

— Я иду, Мария, я иду!

Но в то время, как Фредер мчался к старому собору, — к баррикаде, где был зажжен костер, прошел высокий, хмурый человек.

Это был Грот. Он подошел к баррикаде, где уже пылали первые огни. Он не смотрел по сторонам. Он видел только девушку с опушенной головой с связанными руками, в разодранном платье.

Грот взошел на помост. Он развязал веревки, он взял девушку на руки. Он отодвинул её золотистые волосы, чтобы заглянуть ей в лицо. Он долго смотрел на нее. Затем он поднял ее, спокойно и уверенно сошел с помоста и понес девушку по широкой улице. Толпа молча дала ему пройти. Никто не решался преградить ему путь. Никто не решался спросить:

— Что ты делаешь, Грот?

Глаза Грота были грустны и гневны. Но сильнее и грусти, и гнева был свет его любви.