– Глип! – радостно воскликнул дракон, и они снова принялись за свое.

– На самом-то деле, Ааз, – невинно сказал я, провоцируя последующее язвительное замечание, – ну где бы я нашел другого дракона в этом измерении?

– Если б его можно было найти здесь, на Пенте, ты бы его нашел, – прорычал он. – Вспомни, ты запросто нашел этого в первый же раз, когда я оставил тебя без присмотра. Ох уж эти мне ученики!

Он повернулся и пошел с солнечного света в тусклый полумрак трактира.

– Если память мне не изменяет, – заметил я, следуя за ним, – то это случилось на Базаре Девы. А оттуда я не могу притащить сюда другого дракона, так как ты не учишь меня путешествовать по измерениям.

– Отцепись от меня, малыш! – простонал он. – Мы уже тысячу раз говорили об этом. Путешествовать по измерениям опасно. Посмотри на меня. Застрял, лишившись своих способностей, в таком отсталом измерении, как Пент, где образ жизни – варварский, а еда – отвратительная.

– Ты лишился своих способностей потому, что Гаркин подбросил в свой котел спецэффектов тот порошок для розыгрышей и погиб прежде, чем смог дать тебе противоядие, – напомнил ему я.

– Поосторожней в выражениях, когда говоришь о своем прежнем учителе, – предупредил Ааз. – Верно, этот старый болван иной раз чересчур увлекался розыгрышами. Но он был мастером-магом… и моим другом. Не будь он им, я бы не взвалил себе на шею его языкастого ученика, – закончил он, многозначительно поглядев на меня.

– Прости, Ааз, – извинился я. – Просто я…

– Слушай, малыш, – устало перебил он. – Будь при мне мои способности – чего обо мне не скажешь – и будь ты готов научиться прыгать по измерениям – чего не скажешь о тебе, – мы могли бы попробовать заняться этим. Тогда, если б ты ошибся в расчетах и свалил нас не в то измерение, я смог бы вытащить нас оттуда, прежде чем случится что-то плохое. А при теперешнем положении дел пытаться научить тебя прыгать по измерениям будет поопасней, чем играть в русскую рулетку.

– А что такое русская рулетка? – спросил я.

Трактир содрогнулся, когда Глип снова не вписался в поворот за угол.

– Когда ты научишь своего глупого дракона играть на другой стороне дороги? – зарычал Ааз, вытягивая шею и зло глядя в окно.

– Я работаю над этим, Ааз, – успокаивающе проговорил я. – Вспомни, мне потребовалось почти целый год его одомашнивать.

– Лучше не напоминай, – пробурчал Ааз. – Будь моя воля, мы бы…

Внезапно он оборвал фразу и чуть склонил голову набок.

– Тебе лучше замаскировать дракона, малыш, – объявил он вдруг, – и опять прикинуться «сомнительным типом». У нас скоро будет гость.

Я не стал спорить. Мы давным-давно установили, что слух у Ааза намного острее, чем у меня.

– Верно, Ааз, – признал я и поспешил выполнять его указания.

Если используешь в качестве опорного пункта трактир, пусть даже заброшенный или обветшалый, то, нравится тебе это или нет, туда время от времени будут заходить в поисках пищи и крова. Магия в этих краях все еще считалась вне закона, и свидетели нам требовались в последнюю очередь.

Трактир мы с Аазом приобрели при довольно сомнительных обстоятельствах. А если быть более точным – он достался нам в качестве военного трофея после битвы, где мы двое (с помощью пары союзников, ныне отсутствующих) наголову разгромили Иштвана, мага-маньяка, и выгнали его взашей в далекое измерение вместе со всеми уцелевшими его сообщниками. Трактир был опорным пунктом Иштвана. Но теперь он стал нашим. У кого и как приобрел его Иштван, я и знать не хотел, но жил в страхе перед встречей с законным владельцем трактира, несмотря на постоянные заверения Ааза в маловероятности такого исхода.

Я не мог не вспомнить все это, дожидаясь перед трактиром нашего гостя. Как я сказал, у Ааза очень хороший слух. Говоря мне, что он слышит что-то «неподалеку», он часто забывает упомянуть, что это «неподалеку» может быть больше чем в миле от нас.

За время нашей дружбы я также заметил, что слух у него до странности непостоянен. Он может за полмили услышать, как чешется ящероптица, но иной раз, кажется, не в состоянии уловить самых вежливых просьб, как бы громко я их ни выкрикивал.

По-прежнему нигде не наблюдалось никаких признаков приближающегося гостя. Я было подумал, не убраться ли с утреннего солнца обратно в трактир, но все же решил, что не стоит. Сцена к прибытию гостя была тщательно подготовлена, и мне не хотелось что-либо в ней менять из-за какого-то там личного неудобства.

Я щедро применил чары личины, маскируя Лютика, Глипа и себя. Глип теперь выглядел словно единорог, и Лютика такая перемена, кажется, ничуточки не взволновала. Очевидно, единороги менее привередливы в выборе товарищей по играм, чем драконы. Я сделал их обоих куда более растрепанными и неухоженными на вид, чем они были на самом деле. Это требовалось для подкрепления образа, вызываемого моим собственным видом.

Еще в самом начале нашего проживания в трактире мы с Аазом решили, что наилучший способ обращения с незваными гостями – не угрожать им и не пугать, а просто предстать такими отталкивающими, что они сами уберутся подобру-поздорову. Для этой цели я изобрел личину, предназначенную убедить посторонних в том, что они не хотят быть в одном трактире со мной, как ни велик трактир и сколько бы там ни было других людей. В этой личине мне полагалось под видом владельца трактира приветствовать заблудших путешественников.

Должен скромно признать, что личина эта имела шумный успех. Фактически многие гости реагировали на нее именно шумно. Одни вопили, другим, похоже, делалось дурно, а иные чертили в воздухе различные религиозные символы. Никто из них не решился переночевать.

Когда я экспериментировал с физическими недостатками, Ааз правильно заметил, что людей не смущает один какой-нибудь, даже очень отталкивающий, недостаток. Например, в таком измерении, как Пент, большинство сочтет это нормой. Для гарантии желаемого эффекта я набрал их побольше.

Нося личину, я ходил хромой, горбатый и с деформированной рукой, явно пораженной какой-то болезнью. Редкие зубы во рту были кривыми и желтыми, а один глаз имел склонность функционировать независимо от другого. Вообще все лицо не отличалось симметричностью, и – шедевр моих способностей – по грязным волосам и рваной одежде у меня ползали отвратительного вида насекомые.

Общий эффект был ужасающий. Даже Ааз признавался, что ему просто делалось не по себе, а если учесть, что он повидал в путешествиях по измерениям, то это и впрямь можно было считать высокой похвалой.

Мои размышления прервало появление в поле зрения нашего гостя. Он сидел прямой как палка верхом на огромной нелетающей ездовой птице. Он не носил ни заметного глазу оружия, ни мундира, но выправка выдавала в нем солдата гораздо красноречивее любых внешних причиндалов. Его настороженные глаза постоянно с подозрением зыркали по сторонам, когда он медленным осторожным шагом подвел птицу к трактиру. Довольно странно, что его взгляд несколько раз прошелся по мне, но так и не зафиксировал моего присутствия. Наверно, он и не понял, что я живой.

Мне это не понравилось. Человек походил скорее на охотника, чем на случайного путника. И все же он оказался здесь, и им требовалось заняться. Я приступил к разыгрыванию своей роли.

– Благородному господину надобна комната?

Говоря это, я двинулся вперед своей хорошо отрепетированной шаткой походкой. На тот случай, если до него не дошли тонкости моей личины, я дал большому сгустку слюны просочиться из уголка рта, откуда она беспрепятственно стекла мне на подбородок.

На миг все внимание всадника ушло на укрощение его транспортного средства. Нелетающая она или нет, но птица попыталась подняться в воздух.

Очевидно, моя личина задела какую-то первозданную струну в мозгу птицы, восходящую к временам, предшествующим ее нелетающим предкам.