Но когда я поднял этот вопрос, Билл возмутился.

– Я больше не хочу говорить на эту тему, – заявил он. – Даже не начинай.

В этот момент во мне что-то сломалось. Раньше я считал, что наше партнерство строится на справедливости, теперь я убедился, для Билла собственные интересы важнее любых других соображений. Мой партнер был готов заграбастать как можно больше и не отдавать, а этого я принять не мог. Я не стал ничего говорить Биллу в тот раз. Я смолчал и подумал: “Ладно… Но однажды я уйду”».

Теперь Microsoft заправляла на рынке языков программирования для CP/M, а SoftCard обеспечила нам надежный плацдарм на территории Apple. Но чем дальше мы росли, тем очевиднее становилось, что нам нужны дополнительные силы. Ни у Билла, ни у меня не было серьезного опыта управления, и у каждого из нас уже определилась своя сфера деятельности: у Билла – продажи, у меня – развитие программного обеспечения. Стив Вуд – отличный генеральный менеджер – по образованию тоже был программистом. Билл пришел к выводу, что нам нужен человек, который занимался бы деловой стороной, как я занимался технологией. Выбор пал на Стива Балмера – однокашника Билла по Гарварду, который занимался маркетингом у Procter & Gamble, а теперь учился в Стэнфордской школе бизнеса. Билл настойчиво расхваливал его мне:

– Стив жутко умный и энергичный. Он поможет нам вести бизнес, и я ему полностью доверяю.

Я пересекался со Стивом несколько раз в Гарварде, где они с Биллом были дружны. Впервые встретившись с ним лицом к лицу, я подумал: «Парень похож на оперативника НКВД». Голубые глаза смотрели колко, и весь он был жесткий (позже, познакомившись с ним поближе, я открыл для себя и его мягкие стороны). Стив не любил отступать – полезное качество для работы с Биллом. В апреле 1980 года, незадолго до отъезда в командировку, я согласился, что мы предложим Стиву до пяти процентов компании, поскольку Билл сомневался, что Стив покинет Стэнфорд, если не получит приличной доли.

Через несколько дней, вернувшись из командировки, я получил копию письма Билла Стиву (видимо, кто-то обнаружил его в нашем текстовом редакторе «Datapoint», и оно пошло по рукам). Программисты вроде Гордона Летвина были в ярости, что Билл отдал часть компании человеку без технического образования. Я сердился по иной причине: Билл предложил Стиву 8,75 % компании, значительно больше той доли, на которую я дал согласие.

Мало того что Билл решил обойти меня в партнерском вопросе, который мы отдельно обсуждали, он еще и дождался моего отъезда, чтобы послать письмо. Я написал Биллу, что мне все известно, и в заключение добавил: «В свете вскрывшихся фактов я более не заинтересован в услугах мистера Балмера и рассматриваю указанные выше пункты как серьезное злоупотребление доверием с вашей стороны».

Билл понял, что попался и скандал ему не поможет. Не глядя мне в глаза, он сказал:

– Послушай, нам очень нужен Стив. Я добавлю разницу из своей доли.

Я согласился, и он так и сделал.

К 1980 году, когда мы продали больше полумиллиона копий, наш Бейсик привлек внимание крупнейшего в мире производителя компьютеров. IBM, долгое время игнорировавшая персональные компьютеры, вдруг осознала, что на них можно строить бизнес. IBM понимала, что четырехлетний цикл развития мейнфреймов не годится в быстроменяющемся мире микрокомпьютеров. Резко отойдя от традиций компании, IBM решила привлечь партнеров, которые помогли бы оперативно двинуть на рынок новый продукт.

Близился звездный час Microsoft.

В августе делегация представителей в костюмах-тройках под предводительством Джека Самса обратилась к нам по поводу Project Chess – под этим кодовым именем пряталось то, что впоследствии станет компьютером IBM PC. После того как мы уговорили их отказаться от 8-битной машины и убедили взять процессор Intel 8086 (впоследствии был выбран более дешевый, но практически аналогичный 8088-й), они захотели получить все, что у нас на полке имелось 16-битного, включая Фортран, Кобол и Паскаль. Не считая Бейсика, ни для одного из этих языков не было даже близкой к завершению версии для 8086-го. Требовались небывалые усилия, чтобы закончить все в сжатые сроки, установленные IBM.

Затем, в конце сентября, Самс поинтересовался, можем ли мы предоставить 16-битную операционную систему. Мы связались с Digital Research, где, по нашим сведениям, работы в этом направлении ушли достаточно далеко. Билл позвонил Гэри Килдаллу и сказал:

– Я отправлю к вам людей и прошу вас помочь им, потому что и я, и вы можем получить кучу денег от этой сделки.

Впрочем, он не упомянул название IBM, поскольку компания настаивала на максимальной осторожности и секретности. Нам пришлось дать подписку о неразглашении, прежде чем они начали разговор.

Как впоследствии рассказывал сам Килдалл, он был в деловой поездке, когда прибыла группа Project Chess. Его жена – его партнер по бизнесу – отказалась подписывать соглашение о неразглашении, а вместо этого предложила стандартный документ Digital Research. Так с IBM не поступают. Самс вернулся к нам и заявил:

– Не думаю, что мы сможем с ними работать – наш юридический отдел полгода будет оформлять бумаги. Есть другие идеи? Сами не справитесь?

Эта история породила бесконечные слухи о том, как поступила Microsoft с Digital Research. Якобы IBM решила работать с нами, потому что мы готовы были продать лицензию на операционную систему за фиксированный платеж, а Килдалл настаивал на отчислениях за каждую копию. Но я-то видел все из первого ряда, и вот что произошло: мы хотели оказать услугу Digital Research, а они сами все сорвали. Они выронили мяч. Я живо помню, как бушевал Билл, когда узнал о случившемся. Он не мог поверить, что Килдалл упустил золотой шанс и поставил под угрозу весь проект.

Билл вызвал на экстренное совещание меня и Кая Ниси. Как нам спасти сделку? После недолгого молчания я сказал:

– Есть еще одна операционная система, которая, возможно, работает. Не знаю, насколько она хороша, но думаю, смогу ее купить за разумную цену.

Я рассказал про Тима Паттерсона и Seattle Computer Products, которые выпустили свою машину на 8086-м в начале года; она не вызвала коммерческого интереса. Не хватало операционной системы. Килдалл обещал создать для них CP/M-86 к началу года, но не смог; его компании не хватало необходимой новичкам настойчивости. Никто не знал, когда его 16-битное программное обеспечение появится на рынке.

Расстроенному Тиму Паттерсону оставалось ждать. Наш Бейсик-86 годился для написания программ, но пользователи не могли запускать на нем текстовый редактор или другие программы. Так что Тим сварганил временную 16-битную операционную систему, чтобы компания могла продать хоть несколько компьютеров, пока Килдалл не закончит.

(Как сказал позже Тим: «Мы были бы безмерно счастливы, если бы кто-то другой создал операционную систему. Если бы [Digital Research] успели к декабрю 1979 года, сегодня все в мире работали бы только на CP/M».)

Тим назвал программу QDOS (Quick and Dirty Operating System – «Операционная система на скорую руку») и умудрился втиснуть ее в 6 килобайт кода. Когда программа была в целом готова, Тим поменял название на 86-DOS.

Тим сильно продвинулся в своем программном обеспечении, и я уверенно сказал, что программа, скорее всего, заработает. Хотя нам предстояло закончить 86-DOS и адаптировать к IBM PC, начало было положено. В любом случае, попытаться стоило.

После моих слов вступил Кай.

– Мы обязаны это сделать! – воскликнул он. Продавая Бейсик в Японии, он своими глазами видел громадный интерес производителей компьютеров к CP/M-80. Если Microsoft хочет стать хозяйкой своего будущего, у нас должна быть своя операционная система.

Я согласился. Со времен Бейсика для «Альтаира» нашей целью было установить стандарты и потом продавать лицензии по всей отрасли. Теперь счастливый случай предоставил нам возможность создать центральный продукт эпохи. С помощью несравненной мощи и богатства IBM мы сможем унифицировать рынок программ для микрокомпьютеров. И плюс, как указал Кай, 16-битная операционная система Microsoft идеально подойдет нашему бизнесу по развитию языков.