Разрядив оружие, пираты не могли его зарядить вновь, так как сделать это им было неудобно, а у тех, кто спрыгнул в воду, порох тут же промок. Индейцы впали в боевой раж, а пираты, не ожидавшие нападения, отчаянно спасали свои жизни и почти все полегли.

Лишь одна лодка, на ходу принимающая в своё нутро отставших пиратов, плывущих за ней, начала убегать в сторону «La Gallardena», нависающей над поверхностью моря мрачной громадиной своего деревянного, потрёпанного корпуса.

— На корабль! — коротко отданный приказ выполнили все оставшиеся в живых индейцы и, скинув с себя мешающую им плыть одежду, оставив в руках и зубах лишь оружие, бросились в воду, чтобы догнать уплывающих от них пиратов.

У меня было четыре пистоля, каждый из которых я разрядил в уплывающую лодку, ранив или убив кого-то из пиратов, после чего, также молча, бросился полуодетым в воду, взяв с собой только нож и трофейную абордажную саблю, сжимая её изо всех сил зубами.

Плавал я уже отлично, как рыба, и потому, заложив крутой вираж, направился не в ту сторону, откуда на корабле ждали шлюпку, а зашел к нему с противоположного борта. В то время, когда шлюпка причалила к кораблю, её уже почти догнали плывшие за ней индейцы.

Веревочный трап, сброшенный с корабля, облепили ползущие наверх пираты, вслед за которыми цеплялись за неё же и индейцы. Потеряв несколько пиратов, лестница была обрублена, а сверху загремели многочисленные вспышки выстрелов, производимые из мушкетов и пистолей.

Индейцы, расстреливаемые в упор, всё же, не сдавались, а, цепляясь за обшивку, такелаж, кое-где свисавший с корабля, и пушечные порты, стали карабкаться наверх, используя для этих целей и якорную цепь.

Пиратов оставалось не больше сорока человек, индейцев — около пятидесяти, поэтому и исход битвы был непредсказуем. В это время Алонсо прыгнул в одну из оставшихся шлюпок и с индейцами, которые неумело гребли непривычными для них вёслами, поплыл в нашу сторону. Но наших сил было явно недостаточно, чтобы захватить корабль.

Пока с другой стороны кипел бой, я приблизился к противоположному борту корабля и стал медленно подтягиваться на руках, с помощью ножа. Абордажная сабля была закреплена за спиной, за короткие штаны, и не мешала мне. Всё же, полученная когда-то практика, по очистке днища этого корабля, сделала меня специалистом по нему.

Я теперь легко карабкался вверх по его корпусу, пользуясь ещё и пониманием природы вещей и чувствуя каждую щепочку старого корабля, каждое мгновение, боясь быть обнаруженным пиратами.

Мне повезло, все пираты были заняты борьбой с другой стороны, а те, которые и были здесь, не сильно вглядывались вниз, так и не обнаружив меня. Незамеченным, я подтянулся и, перегнувшись через фальшборт, свалился на палубу, почти без сил.

Гасконец метался по палубе корабля, подбадривая пиратов громкими криками и, время от времени, стреляя вниз. То, что произошло, никак не укладывалось в его голове. В чём он просчитался, и как его смогли обмануть обычные дикари?

Его людей становилось всё меньше и меньше, но не это было самым страшным. Самым страшным было то, что они потеряли веру в свои силы и всё больше и больше паниковали. А индейцы, с фанатизмом обречённых, продолжали настойчиво лезть наверх.

Мое появление пираты заметили не сразу, а, увидев, решили, что я один из них и окликнули.

— Qui est-ce? (кто это?)

— Ses! (свои) — не стал я оригинальничать. Очередная порция диких криков, отчаянно сражающихся индейцев, несколько отвлекла французов от меня. В режиме жёсткого цейтнота и неразберихи, им просто некогда было узнавать, кто это к ним приплыл. Приплыл и приплыл, давай в бой.

— Угу, — и я быстро направился к груде оружия, где стал брать пистоли и заряжать их, по одному, пока другие сражались с индейцами. Это, ещё в большей степени, успокоило пиратов, и на меня перестали обращать внимание, особенно, после того, как я вручил одному из пиратов заряженный мною пистоль.

Пока шла ожесточённая битва, постепенно успокаивающаяся, в виду уменьшения количества индейцев, мне удалось зарядить два пистоля и мушкет. Наставив мушкет на одного из пиратов, очень широкого и сильного, я поджёг фитилём порох. Грохнул выстрел, и огромная свинцовая пуля, ударив в спину, сбросила его вниз, за борт.

Мушкет тут же выпал из моих рук, и, схватив оба пистоля, я поочерёдно разрядил их в пиратов.

— Предательство! — вскрикнул один из них, обернувшись ко мне.

— Нет! Это месть! — ответствовал я ему. Мои начальные навыки управления водой позволили тут же нанести удар. Небольшой объём жидкости поднялся с поверхности моря и, повинуясь моей воле, ударил по кучке пиратов, столпившихся у правого борта.

Удар водой никого из них не убил, и даже не ранил, но около десятка бойцов Гасконца полетели головой вниз, эффектно приводнившись в море. Порядки пиратов смешались, и в это время подоспела лодка с Алонсо и индейцами, находившимися в резерве, которые тут же полезли наверх по пушечным портам и верёвкам оборванного такелажа, свисающего, к тому времени, по всему борту корабля.

Схватка закипела с новой силой. С одной саблей не сильно повоюешь, но и пираты уже были в панике и начали убегать в трюм, надеясь там отсидеться, забаррикадировавшись.

Гасконец остался на палубе с десятком самых храбрых пиратов, двое из которых бросились на меня. Отбив саблю одного, а потом другого, тут же воткнув её в третьего, я быстро, с мастерством и грациозностью обезьяны, взобрался на грот-мачту, оставив в недоумении своих врагов. Впору было задействовать последний козырь.

Удобно устроившись на марсовой площадке, я окинул взглядом общую картину боя. Алонсо, с пятью выжившими индейцами, продолжал отважно сражаться. Ему противостояло шесть пиратов, ещё двое лезли ко мне, желая расправиться с угрозой сверху.

— Убить! — И диск цели, вырвавшись из моих рук, воткнулся сначала в одного пирата, а потом и в другого, заставив их выронить оружие и с грохотом сорваться с мачты на палубу. Мигом, спустившись и подхватив валяющуюся на палубе саблю, я снова вступил в бой. Через пять минут, получив мою поддержку с тыла, Гасконец остался с двумя пиратами.

— Сдавайся Гасконец, пока есть возможность.

— А то, что? — недобро взглянув на меня, ответил он.

— А то я отрублю тебе руку, возьму в плен, а потом индейцы принесут тебя в жертву своему кровавому богу, а заодно, и всех твоих подельников.

— Вы всё равно не оставите нас в живых!

— Возможно, а возможно, что и оставим. Нам ещё нужно довести ваш корабль до материка. Обещаю, что сдам вас тамошним властям, для совершения суда.

— Какие гарантии ты представишь нам, и кто ты?

— Гарантии? Скажем, мне выгодно сдать тебя властям, и намного выгоднее, чем убить. Ты будешь судим, и у тебя будет шанс ещё пожить на этом свете. А если нет, то итог один, как у твоего подельника, и я взял в руки пистоль, переданный мне Алонсо, и хладнокровно прицелился, но так и не выстрелил, ожидая реакции от Гасконца.

— Вы победили с помощью индейцев, но вы белые и не французы. Так кто вы?

— Испанцы! И мы с тобой уже встречались, Гасконец. Но не будем о прошлом. Ты сдаёшься?

— Сдаюсь, если вы… и он внезапно бросился на Алонсо, ударив его шпагой. Алонсо успел отвести удар от себя, но не полностью, и шпага пронзила его плечо. Вне себя от ярости, я ударил саблей и отрубил Гасконцу руку, которой он нанёс удар, а потом, оставив его истекать кровью, набросился на оставшихся двух пиратов.

Индейцы сделали также, и бой был закончен. В трюме были найдены выжившие пятеро пиратов, которые сдались нам и были загнаны в клетку, предназначенную для пленных. Туда же был внесён и перевязанный Гасконец, лишившийся одной руки. Я был настолько любезен, что, после лечения Алонсо, обработал и его рану. Один из индейцев убежал к вождю, чтобы уведомить о нашей пирровой победе, и обещал вернуться к полудню, с помощью.

— Сильный Духом, мы выполнили свои обещания, как и договаривались, и теперь у тебя многие воины вооружены железным оружием.