Наутро, как будто бы ничего и не было, дочь вождя снова явилась ко мне, принеся очередное лечебное питьё, и замечая, как я осторожно принюхиваюсь к нему, звонко и озорно рассмеялась, проведя рукой по моим отросшим за это время тёмно-русым волосам.

Вечером она снова пришла, но уже не пыталась меня опоить, а просто разделась, желая повторения вчерашнего, уже без всяких афродизиаков. Мы повторили, а потом ещё раз, и она снова ушла, быстро исчезнув в ночи, как тёмный ангел.

Так продолжалось почти каждый день, в течение двух недель, пока я выздоравливал и готовился к отъезду, а потом, в один из дней, она не пришла и неожиданно исчезла из моего поля зрения. Весьма удивленный, я отправился её искать, но так и не смог найти, и, решив, что что-то случилось, обратился к её отцу. Старый вождь также сидел у едва горевшего костра и дремал.

— Сильный Духом, — побеспокоил я его своими словами. Он очнулся, поведя головой, и заметил меня.

— Я слушаю тебя, Морской Филин. Ты уже подготовился к отъезду? Мы давно собирались отблагодарить тебя, и я ждал, когда ты ко мне придёшь. Вот там, — и он показал рукой на несколько кожаных мешочков, — лежат жемчужины, которые собрали со всего острова мои люди, это то, чего не было у жрецов. Возьми их, они твои.

Я с благодарностью приложил руку к сердцу и, молча забрав предложенные мешочки, положил их перед собой и уселся напротив вождя.

— У тебя есть ещё ко мне вопросы, Морской Филин?

— Да, я ищу Кли-Кли.

— Не ищи, ты всё равно не найдёшь её, она стала женщиной и проведёт время вдали от тебя.

— Но почему, ведь я ещё не уплыл с острова.

— Вот именно поэтому она и будет далеко от тебя. Каждый день, который ты проводишь с ней, всё более привязывает её сердце к тебе. Но наступит тот день, когда ты уплывёшь с острова и бросишь её. Не возражай мне, я знаю это, и потому, если ты настоящий мужчина, не ищи её. Ты ранишь её сердце и, в конце концов, заберёшь его с собой. А что останется мне?

Ты скоро уплывёшь, и мы всегда будем помнить о тебе. Я подберу моей дочери подходящего мужа, а твой ребёнок станет когда-нибудь вождём. Но тебе не стоит больше появляться на этом острове. Это ни к чему. У тебя свой путь, у нас свой. А теперь, ступай, и помни мои слова, белый пришелец! — и вождь снова прикрыл свои морщинистые веки, отрешившись от этого мира и уйдя в свой, наполненный старческими грёзами.

Что оставалось мне делать? Старик был во всём прав и, пребывая в самых мрачных раздумьях, я пошёл к Пересу, который тоже не терял время даром и обзавёлся индианкой, но из тех, которых наше племя захватило в плен, чтобы насладиться местью и даром победителя. И мы стали готовиться к отъезду.

Интерлюдия.

«La Gallardena» Гасконца возвращалась от Кюрасао, когда её застал очередной шторм. Корабль только что выдержал бой с голландским кораблём, который его несколько потрепал, и который они так и не смогли взять на абордаж. Но Гасконец сильно не расстраивался.

Трюмы его корабля были полны, а кроме того, один из пиратов его команды проговорился, что он три года назад делил награбленные сокровища на острове Парагуана. Пока не помешали индейцы, внезапно напавшие на них. Впопыхах пираты затопили часть серебряных слитков в одной из неглубоких бухт острова, почти рядом с берегом, и сквозь прозрачную морскую воду они были хорошо видны на дне, где лежали небольшими, потемневшими от окисла, кучками. Пираты так и уплыли с острова, не рискуя поднимать на поверхность, собираясь вернуться за ними позже, на обратном пути.

Но корабль, на котором пиратствовал этот флибустьер, затонул в бою с испанцами, а с ним погибла и почти вся команда, а те, кому посчастливилось выжить, остались либо в тюрьме, либо исполнили пляску Святого Витта, на пеньковой верёвке, в испанской крепости.

А вот ему посчастливилось сбежать, пока судьба не привела его в Пти-Гоав, который находился во французской колонии Сен-Доминго. Всё это время пират молчал, не желая делиться своей тайной ни с кем из коллег. А тут, очутившись в широтах, неподалёку от которых находился пресловутый остров, с утопленным в его лагуне награбленным серебром, решил всё рассказать, рассчитывая на увеличенную долю.

Гасконец пообещал Жюлю-искателю тридцать процентов от найденного и поднятого на его борт серебра, что было справедливо, и Жюль согласился на это щедрое предложение, что было с его стороны очень рассудительно. А, кроме того, кораблю был необходим мелкий ремонт.

Остров обоснованно пользовался дурной славой, но почти сотня отборных головорезов, не считая ещё двадцати человек собственно команды, давали Гасконцу реальную надежду на то, что он сможет отбиться от индейцев, тем более, что вглубь острова он идти и не собирался. Запасы воды у пиратов ещё были, а на берегу везде жили морские черепахи, которые могли обеспечить их едой. Да и времени нужно было немного, два, максимум три дня, и всё серебро будет поднято на борт, а корабль получит необходимый ремонт.

Через несколько дней пиратское судно подошло к острову, а потом, в течение дня, искало нужную бухту, пока, наконец, не нашло её, бросив якорь. Перебравшись на берег, команда приступила к поиску серебра, найденного на следующий день возле самого берега, как и указывал Жюль.

Индейцев на берегу не было, зато были черепахи, которые и пошли в суп и на жарку. Погода благоприятствовала пиратам, ветер стих и шторм прошёл в сторону, позволив им беспрепятственно нырять и собирать лежащие на дне слитки.

Обнаруженного серебра было довольно много и, по самым скромным прикидкам, за слитки можно было получить не меньше пятидесяти тысяч реалов, а может, и больше. Слава Провидению, оно не оставило их на этот раз, подарив такой роскошный подарок. Будущее виделось в самых радужных тонах.

Готовьтесь, все кабаки Эспаньолы и все шлюхи, самых разных мастей и цветов, флибустьеры возвращаются с добычей. Гулять, так гулять, и Гасконец, набив трубку лучшим табаком, медленно раскурил её, с наслаждением вдыхая горький дым.

До отъезда с острова оставалось несколько дней, когда индейцы сообщили, что совсем недалеко от нас, всего в десятке километров, встал на якорь неизвестный корабль, без флага на флагштоке. По крайней мере, индейцы ничего не смогли сказать о наличии цветной тряпки на его самой высокой мачте.

Первая мысль была, что это испанцы, разыскивающие нас, на «Санто-Доминго», но потом мы оба засомневались в этой догадке. Судя по описаниям индейцев, это был корабль, гораздо меньший по размерам, чем каравелла. Следовало проверить это лично.

Взяв с собой десять индейцев, мы отправились посмотреть на неизвестный корабль. К концу дня мы смогли добраться до него и лично лицезреть пришвартовавшееся судно. На остров постепенно опускался южный вечер. Бинокля у меня, естественно, не было, так же, как и магического зрения, но с того места, где мы залегли с Алонсо, бухта довольно хорошо просматривалась.

Приплывший корабль чем-то мне напоминал тот, на котором я испытал самые жуткие мгновения своей жизни. Да и речь, обрывки которой до нас долетали, весьма напоминала французскую. Нужно было подобраться ближе, но пока ещё недостаточно стемнело, и это невозможно было сделать, оставшись незамеченными.

— Алонсо, жди здесь. Я поползу к кораблю с двумя индейцами. Надо разобраться, чей это корабль.

Алонсо вскинулся и возмущённо сказал.

— Давай, подкрадёмся вместе.

— Вместе не стоит, ты командуешь теми индейцами, которые останутся здесь, и если нас обнаружат, то придёшь вместе с ними на помощь. Так будет лучше.

— Ладно, Эрнандо, я понял.

— Ну, тогда я пополз, — и, свистнув, призывая двух человек, я стал подбираться ближе к берегу.

Подобравшись поближе, я внимательно рассматривал копошащихся возле корабля людей. Судно стояло на якоре недалеко от берега, а возле него полуголые моряки ныряли и вытаскивали что-то со дна.

Даже ночь не остановила их, пока Луна светила ярким светом. Но ветер пригнал множество туч, и моряки, прекратив нырять, забрались обратно на корабль. Затушив на берегу костёр, уплыли и те, которые готовили на берегу поздний ужин.