Только благодаря этим низменным чувствам, они добились того, чтобы остановить бег троса, стараясь подольше продержать под водой Эрнандо, чтобы уже наверняка его утопить. Но Эрнандо всё равно смог выжить. Его молитвы были услышаны!

В это время веревку, привязанную к ногам падре, дёрнули и стали подтягивать вверх и не миновать ему повторного сброса с реи, если бы один из пиратов, сидевший на мачте, не закричал: — Вижу парус!

На палубе сразу засуетились, а его, поймав в нужный момент, с разбегу опустили на палубу и развязали верёвку, которая свалилась с верха ему на голову, и тут же забыли и о нём, и о Эрнандо. Сейчас все мысли пиратов были заняты неизвестным парусом. Зарифленные паруса снова расправили и шлюп, следуя правым галсом, направился навстречу с неизвестным кораблём.

Пиратский шлюп постепенно догонял неизвестный корабль, который был значительно крупнее и, очевидно, был торговым. Зауженный корпус, когда пираты подплыли ближе и смогли его рассмотреть, однозначно говорил, что перед ними голландский флейт.

Подняв синий флаг, с белым крестом посередине, Гасконец стал догонять корабль Республики Соединённых провинций, как правильно называлась Голландия. Подойдя ближе к убегающему флейту, пираты ясно увидели на флагштоке грот-мачты красно-бело-синий флаг Голландии. На континенте постоянно велись войны друг с другом, разные страны вступали в союзы друг с другом. А потому, все стороны активно выписывали патенты на каперство и репрессалии, в любой промежуток времени, не оглядываясь на метрополии, и часто злоупотребляя этим.

До отдалённых колоний все политические события доходили с великим опозданием. К тому же, губернаторы островов считали себя вправе решать многие вопросы по своему собственному усмотрению, напирая на то, что у них мало солдат, а пираты всегда есть под боком и они ничего не могут поделать против них.

Каперство никого не удивляло, а приватирство активно поощрялось губернатором Тортуги и Сан-Доминго де Ожероном. У Гасконца было каперское свидетельство, отчего он и называл себя и свою команду вольными грабителями, то есть флибустьерами. То, что голландцы были до этого их союзниками, несколько не смущало ни Гасконца, ни всю его команду, они лишь стали готовиться к короткому, но отчаянному бою, расчехляя пушки, доставая абордажные крючья, абордажные топоры и сабли.

Поначалу голландская команда, увидев флаг Франции, не сильно переживала, но заметив, что шлюп нагоняет их и он хорошо вооружён, приняла благоразумное решение увеличить скорость и оторваться от преследования. Как только пираты поняли, что их намерения рассекречены, то сразу подняли чёрный флаг, на котором был изображён белый череп с костями, а под ним песочные часы.

Капитан пиратского шлюпа расхаживал по палубе в радостном упоении предстоящей битвы.

— Поднять Весёлого Роджера, — орал Гасконец, расхаживая по палубе, — абордажная команда, приготовиться к бою, канониры — к пушкам. Сейчас мы их пощиплем. Если сдадутся сразу, то никого не убивать! Если будут сражаться, то брать в плен, а там посмотрим, что да как.

Его слова вызвали одобрение у всей команды, встретившей их радостным улюлюканьем и восторженными криками. Никто из них не думал в этот момент о своей жизни, все думали только о добыче. И никто не вспомнил о теле Жана, зашитом в рваную старую парусину и выброшенном утром в море с грузом на ногах.

Флейт пытался уйти от погони, но он был полностью загружен, а днище уже основательно заросло ракушками, что значительно снижало его скорость. Он был неплохо вооружён, но недостаточно. Его шесть кулеврин не могли оказать серьёзного сопротивления десяти пушечному шлюпу.

— Мартин, огонь правым бортом, чего ты медлишь, старый чёрт! — кричал Гасконец, яростно расхаживая по палубе. Перед боем он оделся в подходящую для абордажа одежду.

Prêt, en joue, feu! Готовься, целься, пли!

Грохнули залпы пушек правого борта, шлюп заволокло белым дымом чёрного пороха. Ядра, просвистев над флейтом, шумно упали в воду. Сверкнули огни на удирающем корабле, и оттуда, с тем же присвистом, прилетело три ядра, одно из которых ударило в нижний парус пиратского судна и продырявило его насквозь.

— Ого, они решили дать бой, тем хуже для них! — сказал вслух мастер парусов.

Но флейт и не думал сражаться, тем более, для этого ему приходилось поворачивать всем бортом, чтобы дать залп. Дав его, голландский флейт, совершив поворот фордевинд и набрав полные паруса попутным ветром, попытался оторваться от пиратов.

Но шлюп был быстрее и не отставал. Эта гонка продолжалась два часа, пока шлюп не догнал флейт и не пошёл вместе с ним параллельным курсом. Голландец успел дать один залп, который был достаточно удачным. Одно из ядер попало в борт пиратского корабля и снесло внутреннюю переборку. В ответ пираты дали залп правым бортом, искалечив судно, а потом, совершив поворот оверштаг и развернувшись левым бортом, ударили и из его пушек, сбив одну из мачт и в клочья разнеся планшир и ют флейта.

Вернувшись на прежний курс, пираты выдержали ещё один залп флейта, который не причинил им особого вреда, кроме разбитого планшира, и пошли на абордаж. Взметнулись вверх абордажные крючья, совершив недалёкий полет, они впились в оснастку голландского корабля, либо его борта.

Некоторые крючья запутались в противоабордажной сетке, которую натянули голландцы перед боем, но большинство крепко впились в рангоут корабля. Пираты, напрягая мускулы, стали подтягивать оба судна ближе друг к другу, пока они не соприкоснулись бортами.

В это время голландцы, не растерявшись, дали залп по нападающим из пяти мушкетов, это было, видимо, всё их оружие. Двое из пиратов упали на палубу, пронзённые пулями, один был ранен. Это только лишь разозлило их. Пьер Пижон, в одной рубашке, выхватил саблю и прокричал, — Парни, вперёд, покажем, на что способно береговое братство!

Его крик подхватили тридцать головорезов и шумно стали перепрыгивать на борт флейта. Пираты, оставшиеся на шлюпе, тоже не стояли столбом, а дали залп по голландцам из двенадцати мушкетов, которые были в их распоряжении, посеяв тем самым среди обороняющихся ощутимую панику.

Дальше пошла рукопашная, больше похожая на мясорубку. На флейте не было солдат, только лишь моряки, и их было шестьдесят пять человек. Владеть саблей могли не многие, отчего их сопротивление было быстро подавлено пиратами, лихо бросившимися в атаку.

К концу боя у голландцев осталось в живых не больше двадцати пяти человек, а пираты потеряли всего лишь пятерых, да ещё семеро были легко ранены. Из командования флейта в живых остался только капитан, остальные погибли в бою, либо попали сразу под горячую руку и были зарублены на месте.

Капитана в живых оставили лишь для того, чтобы замучить его и выведать, где и что он спрятал. Всех остальных загнали в трюм флейта, закрыли их там и стали безнаказанно грабить полученное в распоряжение судно. Добычей французских пиратов стал груз какао и сахара, перевозимый с плантаций Кюрасао. Да корабельная касса, в которой было пятьсот гульденов. Вот, собственно, и всё. Но на семьдесят человек получалось не так и плохо.

Выгнав из трюма пленников, пираты стали перегружать с их помощью захваченный груз на своё судно. Флейт решено было не брать в качестве приза, а сжечь его здесь.

Всё время боя я провёл на палубе шлюпа. Вокруг меня свистели пули, грохотали орудия на палубе. Остро пахло кислым пороховым дымом и свежей кровью. Временами, после залпов с одной и другой стороны, ничего не было видно. Несмотря на то, что я еле держался на ногах от обширной кровопотери, любопытство пересиливало и боль от ран, и общее моральное состояние и апатию. Ползком я добрался до лежащего без сознания падре и приложил ухо к его груди.

Падре был жив. Его сердце продолжало работать, но почти не прослушивалось. Не знаю, сможем ли мы пережить этот день. Сейчас пиратам было совсем не до нас, они, занятые абордажем, не обращали ни на что внимания.