— Свет и Тьма! Добро и зло!

— А не пойти ли мне нести свет учения в массы, — задумчиво проговорил Левиафан, — ведь смог же я донести до тебя свет знаний! Может, тряхнуть ещё стариной! — и Левиафан демонстративно тряхнул своим хвостом, с которого дождём посыпались, словно конфетти, чешуйки, а потом и песок.

— Не, не буду рисковать. А то научишь, всяких… и потом расхлёбывай всё за них. А я устал бороться за новых последователей. Да ну вас всех к… Посейдону. Он вас любит! А ты знаешь, что он коллекционирует корабли. Не, не, не игрушечные, — сразу же он отмёл мои слова, — настоящие, в натуральную величину. Не знаешь? Ну и ладно. Так, о чём это я? А, вспомнил!

— Так вот, исходя из первого закона диалектики, добро и зло неразрывно, без понятия зло нет понятия добро!

— А есть ещё законы?

— Есть, да не про твою честь, узнай их сам, а я уже устал с тобой разговаривать! Тут Левиафан зевнул своей огромной пасть, поглотив сам себя, и снова появившись из ничего.

— А ты крепче, чем я думал, — польстил он мне. Не знаю, надеялся ли он этим чего-то достичь или просто проверял меня, но его слова в моей душе отозвались лишь глухим эхом, ничего не оставив после себя.

— Да я и не думал сломить тебя сразу. Да, ты не звал меня, но я чувствовал твоё магическое ядро и решил, что в этом мире и так осталось очень мало магов, чтобы не помочь одному из них, пусть и совсем ещё молодому.

Вот же, блин, — невольно подумал я, — теперь он заходит с другого боку, в надежде добиться своей, не совсем для меня понятной, цели. Но, всё же, что же ему от меня надо?

— Мы, древние осколки первозданного хаоса, теряем свою силу, потому что люди теряют связь с магией, заменяя это своими «игрушками» — новым оружием, вместо давно проверенного булата и дамаска. Магия не развивается, её игнорируют, она становится не нужной, а вместе с ней и мы. А мы не можем этого допустить! Ни я, ни Посейдон, ни те, о ком ты пока не знаешь.

— Что касается тебя! Каждый, с кем мы разговариваем, является одним из самых сильных, либо интересных представителей магов и волшебников, колдунов и ведьм. А значит, все старые боги вступают в борьбу за ваши чувства и мысли, да и не только за них.

— Вы — наша кровь, наши эманации, наши мысли, то, чем мы питаемся и живём, и борьба предстоит нешуточная, за каждого носителя магического ядра, за настоящего носителя, — специально подчеркнул он.

— Возьми в подарок от меня эту жемчужину. Не бойся, я не попрошу ничего взамен от тебя. Но не только её ты получаешь от меня в подарок, отныне и до смены веков, ты можешь понимать природу вещей, любой вещи, связанной с морем. Ну, кроме тех вещей, которые не имеют никакого отношения к морю и не могут быть задействованы на нём или в нём. Таков мой дар тебе.

— Прощай, морской пёс, по прозвищу Филин, охраняй и паси мою морскую паству. А из жемчужины сделай амулет, он поможет тебе продержаться до прихода помощи. Всё нужное для него я оставлю на этом песке.

— Подожди, — попытался я остановить его, — зачем ты тратил своё время на меня, ведь ты так и не получил от меня ничего?

— Почему не получил? Я получил самое дорогое, что есть в мире!

— Душу, магическое ядро? — в испуге проговорил я.

В ответ послышался демонический смех, от которого у меня внутри всё заледенело от ужаса. Этот смех быстро сменился на откровенно издевательский, от раскатов которого у меня резко защемило сердце, почувствовав непоправимое. А потом, потом… я услышал струящийся задорный смех, принадлежащий молодому и озорному существу, нашедшему очередное развлечение.

— Не надо бояться и подозревать, я лишь дал тебе шанс быть дальше в игре, да, в игре, под названием жизнь. И то, какую сторону ты выберешь, мне не важно, важно, что я сделал первый ход, и мне снова стало интересно, а это так много и так мало, что не передать ни словами, ни эмоциями. Живи, борись, ошибайся и иди вперёд, а там… сам Бог не разберёт, кто прав, кто виноват, а кто, чему и когда был рад.

Сказав эту фразу, одновременно бессмысленную и наполненную глубоким смыслом, Левиафан исчез, растворившись в тёмной воде, больше не освещённой ни Луной, ни звёздами, ни разноцветными огоньками, которые излучала его аура мифологического существа.

Как только его образ испарился из моего сознания, я погрузился в тяжёлый, без сновидений, сон, обессиленно упав на слегка влажный песок.

Глубокой ночью над островом прошёл проливной тропический дождь, омыв тело мальчишки своими чистыми пресными струями и наполнив все ямки и вогнутые листья растений кристально чистой, дождевой водой. К телу Эрнандо, лежащего без сознания, море вынесло небольшую, красивую и твёрдую, как железо, скорлупу моллюска, на которой самой природой были нанесены знаки Луны и Южного креста, и оставило её лежать возле руки юноши.

Пятисот тонный и двадцати четырёх пушечный галеон «Сатьяго», принадлежащий Себастьяну Педро Доминго де Сильва, известному во многих кругах опытному торговцу, в это же время бороздил Карибское море, направляясь к берегам Кубы. Семнадцатого мая он отплыл из Портобелло, направляясь в Гавану, а оттуда уже в Севилью.

На его планы повлияли недавно произошедшие события, связанные с захватом Панамы и освобождением жены из плена. Его супруга, Мария Грациа Доминго де Сильва, до сих пор не оправилась от того шока, в котором пребывала в процессе плена. И только своевременный выкуп, внесённый за неё мужем, спас её от позора, который бы она не пережила.

Всё это понимал Себастьян Доминго де Сильва. На своём новом галеоне «Сатьяго» он решил отправиться в Испанию и вывезти жену и детей из Нового Света. Мир стремительно менялся, а пираты уже перешли все рамки, безнаказанно грабя Тихоокеанское побережье, на котором они никогда раньше не появлялись.

Из-за этого он и вывозил свою семью в Испанию, пока всё не утрясётся, чтобы не волноваться за судьбу дочерей, которые росли у него красавицами, во многом похожими на его жену, а может, и удачно выдать их замуж. Особенно он переживал за младшую, которой уже пора было учиться. Для этого он был вынужден купить «Сатьяго» в Портобело, вместо проданного прежнего галеона, оставшегосяв Панаме.

Его торговые интересы находились на маршруте Перу-Панама-Акапулько, но видимо, пришло время их менять. Распродав весь свой товар в Панаме и Акапулько, он забрал семью и, преодолев Панамский перешеек, погрузился на свой новый галеон, ожидающий в Портобело, отправившись на нём в долгий путь.

В Гаване он надеялся присоединиться к «золотому» торговому каравану, ежегодно вывозившему в Испанию золото, серебро и прочие ценности, и вместе с ними доплыть до Севильи или до Кадиса.

Конечно, оставался риск того, что на одиночный галеон могут напасть и в Карибском море, но больше двадцати чугунных пушек и тщательно подобранная команда, из почти сотни матросов и офицеров, многие из которых отлично владели оружием, несомненно, гарантировала возможность отбиться от любого мелкого пиратского корабля.

Так оно и оказалось. Несколько раз они видели на горизонте паруса других кораблей. Приблизившись и рассмотрев пушечное вооружение галеона, все эти судна направлялись дальше, по своим делам. На их мачтах развевались государственные флаги Франции, Англии или Республики Соединённых провинций. И никто из них не стал поднимать чёрный флаг и пытаться взять на абордаж одиночный, но хорошо вооружённый галеон.

В связи с предпринятыми мерами безопасности, плавание проходило спокойно. Обе дочери, двадцати и двенадцати лет, наблюдали за морем, в основном, с небольшого балкончика, который находился на корме. С обеих сторон этой открытой галереи находились две туалетные кабинки, которые обеспечивали необходимые удобства, как офицерам галеона, так и немногочисленным женщинам, плывшим на нём.

Изредка Долорес — старшая, и Мерседес — младшая, прогуливались по верхней палубе, и даже в поведении, при этих недолгих прогулках, можно было наблюдать разницу в характерах родных сестёр.