Когда же я его везу на санках, закутанного так, что только торчит розовая пуговица носа и две толстые гладкие румяные щеки, или несу на руках (дополнительное к основным силовое упражнение), тут уж ему деться некуда, не отбежишь.
В конце пути я вручаю Вадима воспитательнице Наташе, очень несолидной, по мнению Лены. «Ей самой еще в детский сад ходить», — неодобрительно фыркает она. Лене не нравится, что я каждое утро общаюсь с этой очень юной и очень красивой девушкой, но ничего не попишешь — Вадима-то отвожу я.
Вадим чмокает меня в щеку, стараясь сделать это погромче, что, по его разумению, выражает большую степень любви, и исчезает в шумных недрах детсада.
А я спешу к автобусу. Мой путь до службы занимает ровно двадцать пять минут. Если б в управлении были старинные часы с боем, то они гулко и внушительно пробили бы девять раз, когда я пересекаю порог отведенного мне помещения. Но таких часов у нас нет.
Начинается обычный рабочий день.
Стоит ли его описывать? Весь? От звонка до звонка? Вдруг вам станет скучно? Упомяну лишь некоторые эпизоды этого рабочего дня. Например, занятия по самбо.
Не упрекайте меня в незнании спортивной терминологии. Именно — занятия по самбо, а не по борьбе самбо. Борьба самбо освобождена от опасных приемов, потому это и вид спорта, в ней можно соревноваться. А самбо включает много приемов опасных, не для меня, разумеется, для моего противника, что вполне нормально, поскольку приемы самбо в отличие от приемов борьбы самбо применяются не к другу — сопернику на ковре, а к вполне реальному противнику — преступнику На асфальте улицы, в глухом лесу, мало ли где еще… Нас не много, занимающихся, но мы — специалисты. Я, например, Коршунов, Тверской, Рунов имеем звание «мастер спорта», остальные — перворазрядники.
Кстати, первый разряд у меня еще по нескольким видам спорта — по вольной борьбе, например, по боксу, по стрельбе.
Меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы думали, будто я хвастаюсь. У остальных ребят такая же картина. И здесь нет ничего удивительного, нас специально отбирали. Это так же естественно, как и то, что в ГАИ служат люди, отлично знающие автомобиль, в следственном управлении — имеющие юридическое образование, а в речной милиции — умеющие плавать, так что хвастаться тут нечем.
Наш инструктор Чумаков — теоретик, профессор своего дела. Но он и действительно профессор на кафедре в Инфизкульте. И не только теоретик — шестикратный чемпион страны, заслуженный мастер спорта, судья международной категории. Во время войны самбо не раз спасало ему жизнь в тылу врага. Он в тренировочном костюме, в очках, с блокнотом в руке.
Тренировка продолжается два часа.
Чумаков хорошо поставленным, негромким голосом по-профессорски ясно и логично объясняет каждый прием, его «теоретическое обоснование», «конструкцию», составные элементы, последовательность проведения.
Потом все это показывает — точно, безупречно, ясно. Сначала медленно, потом молниеносно, неотразимо. Он больше чем вдвое старше любого из нас, но сохранил поразительную быстроту реакции, силу и резкость. А главное, какой он «техник»! Виртуоз!
После тренировки отдыхаем, долго плескаемся в душе, некоторые идут в бассейн.
Вы не подумайте, что наша физическая подготовка сводится к такой вот тренировке.
Нет. Мы занимаемся, например, легкой атлетикой на стадионе, и не только толканием ядра или метанием копья. Я, например, беру в высоту сто восемьдесят пять сантиметров, что при моем росте и весе не так уж плохо. Люблю бег с барьерами. Здорово развивает гибкость. Между прочим, если хочешь попасть ногой в голову стовосьмидесятисантиметрового силуэта, нужна гибкость незаурядная. Во всяком случае, шпагат и так и с прыжка мы делаем не хуже любой балерины. Ходим плавать, прыгать с вышки, играем в футбол, баскетбол, волейбол, зимой в хоккей. А на лыжах устраиваем гонки и на пятнадцать и на тридцать километров. Не прогулку, не поход, а именно гонку на время, на разряд, чтобы выкладываться до конца. Ну и, конечно, биатлон.
Я как-то прикинул: наверное, нет ни одного вида спорта, которым бы мы не занимались. Разве что художественная гимнастика и фигурное катание, да и то на каток ходим.
О том, что все мы мотоциклисты и автомобилисты, я уж не говорю. Правда, личных автомобилей у нас нет, у Коршунова только «Запорожец» — как раз подходяще при его росте и весе за сто килограммов. Рунов все время предлагает сделать ему фигурное отверстие в крыше, чтоб он мог сидеть за рулем не сгибая головы.
А мотоциклы у многих есть, у меня только нет: на другое деньги потратил — на Ленину шубку. Когда принес домой, она долго плакала, так и неясно, от радости или от сочувствия ко мне, что я от мотоцикла ради нее отказался. Но все же ей двадцать пять стукнуло — не каждый год такое!
Нашими автоделами мы занимаемся на специальном автодроме. Потому что мы не просто катаемся, а несколько необычно: по ухабам, по лесу, поперек шоссе и кюветов, с бешеной скоростью, обгоняя друг друга, неожиданно тормозя, поворачивая так круто, что на двух колесах несемся, ведем одной рукой, со стрельбой на ходу, догоняем грузовик и на полном скаку перепрыгиваем в кузов. То же и с ездой на мотоцикле.
Мало ли какие могут возникнуть ситуации. Двигатель тоже изучаем, чтобы в случае чего быстренько исправить. Покрышку меняем — не успеете опомниться, продырявливаем на ходу из пистолета с полсотни метров тоже.
Меньше всего я люблю тренировки в стрельбе, особенно в тире. Не выношу этот запах и грохот.
Но ничего не поделаешь — программа такая.
Мы стреляем из нашего служебного оружия. Лежа, сидя, стоя, в движении, с обеих рук, на разные расстояния. Против солнца, в сумерках, в темноте на звук. По силуэтам, по быстро исчезающим мишеням и по мишеням движущимся.
Из автоматов и винтовок тоже стреляем.
Изучаем материальную часть разного оружия — трудно сказать, с чем нападет на тебя преступник.
А вот лекции я люблю.
У нас много всяких теоретических дисциплин, в основном юридических. Хотя изучаем, например, как оказывать первую помощь, и не только при легких, но и при довольно серьезных ранениях. Впрочем, это уже не только теоретически.
Лекции у нас всегда интересные, и читают их больше специалисты. Любые лекции — и по международному положению, и по экономике, и по вопросам литературы и искусства. И технические, и специальные, и на историческую тему. С демонстрацией диапозитивов, кинофильмов…
На прошлой неделе, например, выступал у нас Малеев, кандидат юридических наук. Его лекция называлась «Воздушное пиратство вне закона».
Он приводил интересные факты. Например, в 1969 году в мире был похищен 91 самолет, и так почти каждый год.
Сейчас существует ряд международных соглашений — например, Гаагская конвенция 1970 года о борьбе с незаконным захватом воздушных судов, Монреальская конвенция 1971 года о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации. Советский Союз участник и той и другой. Всюду принимаются действенные меры, на аэродромах устанавливаются специальные приборы, скоро такие установят и у нас.
В разных странах задерживают людей, подозреваемых в намерении захватить самолет. В 1969 году таких задержали 4459 человек, в 1970-м — 5117, в 1975-м — 2108…
А вот освобождать уже захваченные самолеты не так-то просто. Для этого требуется высокая профессиональная подготовка и исключительная самоотверженность тех, кому это поручено.
Интересная лекция.
Я подумал: всякое преступление отвратительно. Истину эту доказывать излишне. Когда я вижу, как здоровый балбес требует у первоклашки, чтоб тот отдал ему полученные от мамы на завтрак деньги, я с трудом удерживаюсь, чтобы не надавать преступнику подзатыльников. Да, да, преступнику. А как же? Он же грабитель, и неважно, что ему десять — одиннадцать лет, а сумма украденного не достигает рубля. Ведь жертве-то и вовсе семь — восемь лет…
Конечно, история знает чудовищных уголовных преступников вроде Джека Потрошителя или извозчика Комарова, но ставить под угрозу жизнь ста — двухсот пассажиров, среди которых большинство женщины, дети, старики, ради получения даже очень крупной суммы денег могут, с моей точки зрения, только люди психически ненормальные.
